Читать книгу "Акциденция - Алексей Климин"

— Николай Ляксеич, а можно мне… — неуверенно начал он.

Я, понимая, что он сейчас начнет проситься вниз к иконам, перебил его и как бы мне не было жалко его, сказал строго:

— Надо поговорить, Семен Иванович.

— Ну, раз надо… — протянул тот и поплелся за мной в кабинет.

Там, усадив старика, я подал ему стакан воды, и глубоко вздохнув, как перед нырком в воду, попенял:

— А вы ведь все знали, Семен Иванович.

Тот ссутулился совсем, склонил голову и кивнул:

— Знал, батюшка Николай Ляксеич, но и сказать-то вам не мог — не моя ж это тайна, а отца Алексия. Он на себя сей грех взял, да и ответил сам за него давно…

— Но ведь и ценности тоже не ваши и не отца Алексия! А он скрыл их, вы же, утили, что знали об этом, — сил не было так со стариком разговаривать, но и жалеть его мне было нельзя.

— Так и не ваши они! — вскинулся отче, — Это люди несли в храм с верою в душе, — он воздел глаза к потолку и перекрестился, — Ему и Святым Заступникам. Кто в благодарность, кто просто по вере своей…

— Угу, а кто-то и грехи замаливал, — продолжил я мысль, но уже на свой лад, — запорет работника до смерти и каяться бежит, да камушек очередной к иконе ладить!

— Дык, люди они вообще не без греха, — старец посмотрел на меня как на ребенка неразумного — по-доброму, но укоризненно, — так уж повелось на свете Божием. Так что — да, бывало, что и грехи замаливали. Ну, так каялись, прощения просили, хоть что-то в душу свое светлое несли. А что сейчас-то? Что творят?! А прощения-то ни у кого не просят!

Мне на это, собственно, и ответить было нечего. Не то, что я возразить батюшке ничего бы не смог, но понимание имелось, что начни я развивать эту тему и придется мне тогда арестовывать старика за ведение диссидентских разговоров. И куда его потом? Окочуриться дедок за пару дней в камере-то, а мне-то зачем на себя грех такой брать? Нет, не о божественном я сейчас, а собственной совести, которая лично меня покрепче всяких верований обязывала.

Понимая это, я более разговор развивать не стал, а спросил батюшку о том, что хотел он. Тот, ожидаемо ответил, что к иконам хочет и просит его не гнать до утра, а дать попрощаться с ними.

Мы спустились в полуподвал, я открыл дверь и впустил отца Симеона внутрь.

— Если понадобиться чего, Семен Иванович, постучите погромче, я услышу.

Но отче уже не слушал меня. Он припал на колени возле стопки с образами и пытался распутать мешковину с верхнего. Вдруг замер, а потом закланялся и закрестился, из его бормотания я только и понял: «- Матушка… Одигитрия…».

Старец плакал.

Не имея сил на это смотреть, вышел и, как мог тише, прикрыл за собой дверь.

* * *

Я стоял на Набережной у парапета, а внизу, под крутым склоном, текла река. Серая, неспокойная, мрачна… созвучная по настроению с нынешним моим.

А вот сзади, за спиной, возвышался дом Свешниковых. Тот самый, знаменитый, с каменными девами и бородатыми атласами по фасаду. Пришел я сюда машинально, просто брел в задумчивости по улице, куда вели ноги… а оказался здесь. Хм… очень символично получилось — со Свешниковых все началось и ими же и закончилось.

Хотя, конечно, не закончилось, Паша-то в лагере, и быть ему там еще полных семь лет. Но это уже дело моей семьи, а со Свешниковыми покончено.

Я уговаривал себя, что отомстил… так сказать, зуб за зуб. И даже, наверное, пожестче. Александра-то расстреляли. Вот только Паше от этого не легче. И Алине тоже, и детям…

А ведь влип мой брат, как я и думал, по глупости, вернее из вечной своей тяги к красивой жизни и ее внешним проявлениям.

Интересный он человек, наш Павел… при том, что действительно отличный врач, любящий отец, да и в целом хороший парень, но вот стремление… даже, не столько иметь, сколько показать, что-то большее, чем видно и так, привело его к такому финалу. Это его нечто показушное — наносное…

Так что, зная его такую черту, возможно… допускаю даже, что под рюмочку, для красного словца, да в компании с человеком, которого он считал достойным, он мог вполне сболтнуть что-то не по делу, а то и развезти демагогию, которая увела разговор не туда.

А, как сказал мне майор госбезопасности Красников, большего и не надо. То, в чем замешен был младший Свешников, было настолько серьезным делом, что даже сам факт приятельских отношений, приравнивало общавшихся часто с ним людей к соучастникам.

Да, не далее, как час назад я был на приеме в областном управлении НКВД. Мне, в качестве поощрения, за заслуги перед Родиной, все-таки разрешили ознакомиться с делом брата. Это было весьма неожиданно… оказанная честь настолько выбивалась из всех установленных правил, что когда я, на вопрос что бы я хотел для себя, попросил о таком ознакомлении, тот капитан, который со мной говорил, посмотрел на меня, как на нездорового. В смысле, на дурака…

Но его начальство, которое было значительно выше того капитана, похоже, посчитало, что я все-таки достоин такого доверия. И вот, как неделю назад, мне сообщили, что мой запрос одобрен и назначили прием на сегодня, к часу дня.

Ну, наверное, так и есть, и мне действительно удалось совершить нечто из ряда вон. Впрочем, арест вражеского диверсанта — шпиона, который работал много лет и даже, когда был рассекречен, все равно умудрялся скрываться успешно, это достойный результат.

Да и найденный клад не стоит отметать. Мне сказали, что оценочная стоимость найденного, равняется целому танковому батальону, со всем его техническим содержимым. Не знаю, насколько большой была доля шутки в этом сравнении, но даже если половину… пусть даже треть, этих самых танком на вырученные деньги будет построено… то — да, достойный вклад в Победу Родины и в этом деле нам удалось внести.

В Управлении, в назначенное время, меня встретил майор, представился и сразу провел в подвалы, где видимо и здесь находился архив. Впрочем, не знаю. Все, что увидел я, это несколько ветвистых коридоров, многочисленную охрану и почти пустую комнату, в которой и завершился наш с майором проход.

В помещение стоял лишь стол посередине и два стула при нем. А на столе лежала папка… слишком тонкая папка… которая, по понятной причине, и привлекла все мое внимание. Так что, после того, как мы расселись и майор объявил, что у меня час на ознакомление, я уже ни на что внимания не обращал. И даже когда нам принесли чай с каким-то печеньем, я на человека, продавшего нам это, даже не посмотрел. Да что говорить, хлебая чай машинально, смог осознать только на последнем глотке, что в первый раз за пару минувших лет, пью настоящий, а не морковный и не травный.

Но, несмотря на разбирающее меня нетерпение, когда дело было уже у меня в руках, вдруг оказалось… что в нем ничего особого не имеется. Давясь разочарованием я читал допросные листы, в которых Павел, сбивчиво и повторяясь, лишь утверждал, что он врач, что имеет дело только с достойными людьми, что ни о каком строительстве не знает, а жизнью своей доволен… в общем, Пашка во всей своей интеллигентной красе…