Читать книгу "Три тысячелетия секретных служб мира. Заказчики и исполнители тайных миссий и операций - Ричард Роуэн"

После повторного занятия Наполеоном Вены Шульмейстера назначили цензором, наблюдающим за печатью, театрами, издательствами и религиозными учреждениями. На этом поприще он проявил особую и похвальную проницательность, приняв меры к широкому распространению среди населения Австро-Венгрии сочинений Вольтера, Монтескье, Гольбаха, Дидро и Гельвеция, чьи произведения до той поры находились в монархии Габсбургов под строгим запретом, исходившим как от папской, так и от светской власти.

Наилучшее описание личности Шульмейстера оставлено нам Каде де Гассикуром, аптекарем Наполеона:

 

«Нынче утром я встретился с французским комиссаром полиции в Вене, человеком редкого бесстрашия, непоколебимого присутствия духа и поразительной проницательности. Мне любопытно было видеть эту личность, о которой я слышал множество удивительных рассказов. Он внушает жителям Вены не меньший ужас, чем целый армейский корпус. Его внешность под стать репутации. У него пронзительный взор, суровое и решительное выражение лица, жесты порывистые, голос сильный и звучный. Он среднего роста, но весьма плотного телосложения, у него бурный, холерический темперамент. Он в совершенстве разбирается в австрийской политике и может мастерски дать портреты виднейших деятелей Австрии. На его челе красуются глубокие шрамы, доказывающие, что он не привык отступать в минуту опасности. К тому же он великодушен и воспитывает двух усыновленных им сирот. Я беседовал с ним о «Затворницах» Ифланда и благодарил его за то, что он дал нам возможность насладиться этой пьесой».

 

Это было в 1809 году, и Шульмейстер, покинув Вену, некоторое время занимал должность главного снабженца императорских войск. Сколь ни выгодно было право распределения военных поставок и хозяйственных льгот, все же Шульмейстер им не соблазнился и вскоре вернулся к своим прежним обязанностям шпиона. Тогда он был уже богатым человеком и несколько лет до этого приобрел роскошный замок ле Майнау в родном Эльзасе, а в 1807 году — еще одно крупное поместье близ Парижа. По современным оценкам оба стоили более чем миллион долларов.

Он часто руководил группой шпионов, хотя никогда полностью самостоятельно, не отчитываясь перед Савари, даже когда докладывал напрямую императору. И хотя в тогдашнем своем положении он вправе был именовать себя «шевалье де Майнау» и жить роскошно, как помещик, для императорской военной касты он по-прежнему оставался отважным и ловким секретным агентом. Своего приятеля, Ласаля, храброго командира легкой кавалерии, позднее погибшего при Ваграме, он просил уговорить Наполеона пожаловать ему орден Почетного легиона. Ласаль вернулся от императора и сказал Шульмейстеру, что Наполеон наотрез отказал в просьбе, заявив, что единственная подходящая награда для шпиона — это золото.

Последним шансом Шульмейстера стал Эрфуртский конгресс 1808 года — встреча Наполеона с Александром I, где присутствовали также короли Баварский, Саксонский, Вестфальский и Вюртембергский. Там он по представлению Савари был назначен управлять французской секретной службой. Очевидно, он превзошел самого себя в добыче крайне важных сведений разного рода, которые он представлял на рассмотрение Наполеону каждый день, поскольку имелось множество выдающихся персон, за которыми приходилось шпионить, и корсиканец опасался упустить даже малейшие слухи. Оставив Москву, царь Александр предавался удовольствиям в Эрфурте; Гете, к которому Наполеон внешне всегда проявлял восхищение, также находился там и занимался дипломатией, что внушало Наполеону некоторое беспокойство. Шульмейстер писал Савари, что император каждое утро первым делом задает ему два вопроса: с кем виделся в тот день Гете и с кем спал прошлой ночью царь. Оказывалось, что некоторые из прелестных спутниц Александра неизменно являлись агентами начальника французской секретной службы.

Менее удалась Шульмейстеру другая задача, выполнения которой требовал Наполеон, — слежка за королевой Луизой Прусской. Русский монарх выказывал восхищение и дружелюбие этой красивой и униженной женщине. Наполеону непременно хотелось еще более унизить королеву, очернив ее по возможности в глазах царя; и это грязное дело должен был проделать его главный шпион — недостойный ордена Почетного легиона.

По иронии судьбы, в карьере Карла Шульмейстера в 1810 году наступил неожиданный поворот. В этом году состоялся «австрийский брак» Бонапарта с Марией-Луизой, что послужило первым признаком падения Бонапарта и очевидным закатом карьеры его самого талантливого шпиона. Господство Наполеона над Веной, ради которого так много сделал Шульмейстер, увенчалось бракосочетанием юной принцессы Марии-Луизы с ненавистным победителем ее отца. Прибыв в Париж, новоиспеченная императрица принесла с собой столь сильное австрийское влияние, что шпиону пришлось выйти в отставку. Ему не забыли интриг перед Ульмом и Аустерлицем, несмотря на всю ту личную выгоду, которую получил тот, кто после Аустерлица поднялся на один уровень с великими Габсбургами и теперь был принят как супруг наследницы Габсбургского дома.

Австриец никогда не забывает

Шульмейстер, остерегаясь враждебности, удалился, но не в лагерь врагов Наполеона, как поступили бы многие его коллеги, как сделали Талейран и Фуше с меньшими на то основаниями. Шпион, по-видимому, был искренно признателен Наполеону за полученные богатства и поместья. Он продолжал оставаться закоренелым контрабандистом и жил в свое удовольствие в ле Майнау, где гостеприимство и благотворительность снискали ему искреннее уважение земляков-эльзасцев.

Враждебность австрийцев не убывала вплоть до 1814 года. После лейпцигской Битвы народов и поражения французов Эльзас был наводнен союзниками, и полк австрийской артиллерии специально послали разрушить поместье Шульмейстера. Во время Ста дней он примкнул к Наполеону, хотя тот пять лет назад столь опрометчиво отверг его услуги. Закончилось все тем, что после того, как Наполеон покинул Париж и потерпел поражение при Ватерлоо, бывшего шпиона арестовали одним из первых, и он спасся только благодаря огромному выкупу. Это сильно подорвало материальное положение Шульмейстера, восстанавливать которое пришлось уже не контрабандой, в чем он знал толк, а биржевыми спекуляциями, что для шпиона и контрабандиста оказалось слишком запутанным и сложным.

Он потерял все.

Последующие пять лет он упорно восстанавливал состояние; через десять он снова разбогател и приобрел влиятельность. Он мог бы сохранить и то и другое — как это ухитрились сделать многие беспринципные бонапартисты, — но вместо этого судьба распорядилась иначе, несмотря на закат «метеоритного всплеска» Империи. Благодаря своей добродетельной натуре и уважению эльзасских соседей, Шульмейстер удержался на плаву. Возможно, он по-прежнему танцевал, как аристократ, но его поместья отошли в другие руки. Несмотря на все потери, здоровье и дух его выдержали испытание временем. Ему было уготовано судьбой прожить еще четыре десятилетия, вплоть до 1853 года, не богатым, но вполне довольным гражданином Франции, получившим в дар от правительства табачную лавку в Страсбурге.

Глава 35
Противники Наполеона

Мания величия Наполеона — это благодатный объект для знатоков исторических казусов. Шульмейстер с помощью своего видимого вероломства способствовал ускорению победы над Австрией, после чего восемнадцатилетняя австрийская принцесса прибыла во Францию как невеста завоевателя — положив начало сведению счетов Габсбургов с Шульмейстером. Могущественный завоеватель и будущий отец — всего несколько месяцев спустя после того, как Шульмейстера принудили оставить блестящую карьеру шпиона, следившего за всеми, начиная от Гете до королевы Луизы и царя, — принялся диктовать герцогу де Бассано, своему министру иностранных дел, письмо с жалобой князю Куракину, тогдашнему царскому послу во Франции. Император, на недолгое время ставший миролюбивым и нежно любящим супругом, пожаловался на шпионскую деятельность полковника Чернышева, военного атташе, бывшего адъютанта царя. Наполеон гневно обвинял Чернышева в том, что в Париже тот занимается исключительно подкупом. Чернышев, действуя неосторожно, был пойман на подкупе чиновника военного министерства, некоего Мишеля, которого теперь требовалось расстрелять. И Наполеон с негодованием отзывался о таком русском шпионаже, который заставил его отвлечь пули от поля боя на то, чтобы лишить жизни француза.