Читать книгу "Адвокат Казановы - Наталья Борохова"

Может быть, когда-нибудь она будет вспоминать о деле Сереброва с тихой улыбкой, но сейчас ей хотелось только одного – чтобы все наконец распуталось. Причем ее устроил бы любой финал, без особых драматических подробностей. Она чувствовала усталость и уже жалела о том, что взялась столь активно помогать Сереброву. Расследование не сдвигалось с мертвой точки, а все достижения последних дней оказались еще одной пустой иллюзией, этаким мыльным пузырем, сверкающим и призрачным. Но стоило лишь следователю щелкнуть пальцами, он – хлоп! – и разлетелся в мелкие брызги, оставив ее обиженной и растерянной, словно маленького ребенка.

Представить милейшего Павла Алексеевича виновником кровавой драмы в доме Серебровых мог только безумец. В частности, поэтому она не решилась рассказать о своем расследовании и его результатах Андрею. Мерцалов решил бы, что его жена лишилась разума, предоставляя кров преступнику и обвиняя в его злодеяниях доброго, порядочного человека. Вощинского можно было упрекнуть в неискренности, приторности, но вообразить его с кочергой в руках, наносящим удары собственной сестре было сложно.

Дубровская вздохнула. Она оказалась в тупике, откуда имелась одна дорога – назад. Нужно было выкинуть из головы глупые мысли и оставить в покое свое адвокатское расследование, тем более что в ее семье назревал скандал. Но как быть с Серебровым? Выставить его на улицу? Конечно, можно сказать, что возвращается мама и нужно освободить квартиру. Но куда он пойдет?

Хм, а какая ей, собственно, разница! В конце концов, она ему не нянька и не обязана заботиться о нем. И так сделала много. Причем совершенно безвозмездно.

Лиза понимала, что в ней говорят усталость и разочарование. Представив вдруг, как Дмитрий уходит куда-то в холодную мартовскую ночь, Дубровская почувствовала себя уже не так уверенно. Может, стоит еще что-нибудь попробовать? Но что?

Оставалась только одна ниточка, за которую Дубровская пока не бралась, – няня Глафира. Но что ей могла рассказать выжившая из ума старуха? Какие сказки любили Павлик и Инга? Какую кашу они предпочитали в розовом детстве и как относились к пенкам в молоке? Полный бред! Поможет ли ей встреча с няней раскрыть тайну гибели ее воспитанницы? Маловероятно.

Правда, один знакомый психолог был совершенно противоположного мнения на сей счет. «Если хочешь понять что-то в человеке – загляни в его детство», – утверждал он. Может, попробовать все-таки покопаться в далеком прошлом? Найти Глафиру не составит большого труда, конечно, если она вдруг не поменяла адрес. Но пожилые люди нечасто переезжают с места на место.

В тот самый вечер, когда Лиза вместе с Вощинским просматривала семейный альбом, на ее колени выпали несколько поздравительных открыток, подписанных корявым почерком человека, не привыкшего к написанию пространных текстов. Открытки были заткнуты среди толстых страниц, проложенных папиросной бумагой. Воспользовавшись удобным моментом, Дубровская на всякий случай припрятала одну из них, а Вощинский, естественно, не хватился пропажи. Он небрежно сунул пачку открыток в глубину альбома и забыл о них. В самом деле, ненужная вещь! Выбросить жалко, хотя и хранить не имеет смысла. Старые люди и старые письма редко кому доставляют радость…

Прошлое Инги Серебровой и Павла Вощинского обитало в сером неприметном доме на окраине города. Попав в такой подъезд, испытываешь почему-то стойкое ощущение, что все жильцы дома – дряхлые старики. Может, всему виной запах ветхости и бедности, в избытке пропитавший все помещения от подвала до чердака. Здесь непременно пахнет кошками. Затхлый, влажный воздух, едва ли не пар, просачивается из бойлерной. Ступени стерты и покрыты по периметру коричневой половой краской. За десятки лет по ним прошло, пробежало, протарахтело детской коляской, отпрыгало через пару ступенек немало жителей и их гостей, а сейчас вся молодежь куда-то разбежалась, и дом постарел. Теперь уж старики неуверенно шаркают ногами по ступеням, стучат палками и поминают лихом тех, кто посчитал, что лифт в пятиэтажке – непомерная роскошь. В общем, здесь и жила нянька Глафира…

Дубровская, готовясь к встрече, придумала себе подходящую легенду – мол, она является представительницей органов социального обеспечения. Честно говоря, она мало что в этом понимала и не взяла бы на себя труд разобраться в деталях, если бы не одна немаловажная деталь – к старухе была приставлена сиделка. Именно ей в обязанности вменялось не только ухаживать за бабушкой, но и проверять полномочия нечастых посетителей.

Но, как выяснилось, опасения Дубровской были напрасны. Ей открыла дверь приятная женщина средних лет с круглым добродушным лицом и забранными назад волосами. Она едва взглянула на предъявленное удостоверение с фотографией и печатью.

– Здравствуйте, мы проверяем условия проживания долгожителей нашего района, – приветливо улыбнулась Лиза. – Если позволите, я хотела бы переговорить с уважаемой Глафирой Павловной Шляк.

– Да уж проходите, проходите. Вовремя вы пришли, – проговорила женщина, затворяя за Елизаветой дверь.

Разумеется, вчитайся сиделка в написанное на удостоверении Дубровской, у нее бы, без сомнений, появились вопросы. Например, почему работник социального органа пользуется корочками адвоката? Но красная книжечка с голографическим гербом выглядела убедительно, а сиделка не производила впечатления подозрительного человека, изводящего посетителей бесчисленными вопросами.

– Как хорошо, что вы пришли, – повторяла женщина, пропуская Елизавету в комнату. – Я оставлю вас на некоторое время с ней наедине. Разумеется, если вам не нужно мое присутствие. Бабушка сегодня капризничает, и я не могу приготовить обед, а день уже клонится к вечеру.

– О, конечно! – обрадовалась Дубровская, вовсе не желающая посвящать посторонних людей в тайны своего расследования. – Не беспокойтесь, я справлюсь.

Они остановились у кровати, в которой, полусидя в огромных подушках, помещалась маленькая сухонькая старушка с полуприкрытыми веками.

– Она спит? – спросила Елизавета шепотом.

– Нет, что вы! Вам повезло, она сегодня в бодром настроении и не прочь поболтать, – заверила ее сиделка и громко заговорила: – Глафира Павловна, к вам гости!

Ее обращение было больше похоже на крик, и Елизавета вздрогнула от неожиданности. Старушка обратила на Дубровскую безразличный взгляд. Больше всего она сейчас напоминала старую черепаху из сказки. В довершение сходства на голове Глафиры красовался розовый чепец, с выбивающимися из-под него седыми прядками.

– Гости? Откуда у нас гости? – проскрипела старуха.

– Можете не объяснять, она все равно ничего не поймет, – сказала сиделка и опять что было мочи прокричала: – Девушка хочет узнать, как вам живется, есть ли жалобы.

– Жалобы? Есть жалобы. Мои гадкие дети забросили меня, – заявила Глафира. – А я скучаю.

– О, опять старая песня! – проговорила сиделка вполголоса. – У нее и детей-то никаких нет. Были когда-то двое воспитанников. Так ведь это разве дети? И то грех жаловаться: няньку не бросили, продуктами обеспечивают, меня вот приставили, чтобы я ее обмывала, обхаживала. Ну, поговорите с ней, она эту тему страсть как любит, а я пока пойду на кухню. С утра маковой росинки во рту не было.