Читать книгу "Влюбленные антиподы - Ольга Горышина"

Я покорно отвернулась. Хочет сидеть в своем панцире, пусть сидит. Мне вообще до него какое дело? Не до такой уж степени я нравлюсь его маме, чтобы дружить еще и с ее сыном! Мне дочки выше крыши хватило!

— Что? — спросила я, когда почувствовала руку Кузьмы на своем плече.

— Ничего, просто обнять хочу… — Теперь я чувствовала и его нос между лопатками. — Если тяжело, я уберусь…

— Не тяжело, — голос сделался слишком низким, и я даже кашлянула. — Спи… Завтра тяжелый день.

И еще пять таких же…

Глава 53 "Овсянка"

— Кузя, что там?! — спросила я, когда он, выключив прогудевший будильник, остался с телефоном.

— Ничего, — ответил он как-то слишком быстро и вылез из кровати, продолжая сжимать телефон в руке.

Черт с ним! Спокойствие, только спокойствие… Было бы что-то плохое, он бы сказал. А пока…

— Вставай! — вот что он сказал.

Я встала и потерла плечи, которые одеревенели от спанья на одном боку. Никогда бы не поверила, что человек способен всю ночь проспать в одной позе. Но вот он, этот человек — Кузя собственной персоной. Надо было скинуть его руку. Он бы, наверное, и не проснулся. Но я не рискнула и потому полночи промучилась, и вот оно — вставай!

Горячий душ оказался не совсем горячим. Вернее, не совсем холодным. Кузьма включил на водогрее сберегающий режим, и я вместо релаксации получила заряд бодрости. Ага, чтобы громче обычного крикнуть:

— Я не буду есть овсянку!

Господи, ну где он нашел геркулес, ну где? В пустых шкафчиках даже чая черного не было!

— Даша, это супер-завтрак бегуна: овсянка на воде, — проговорил он тоном профессора по валеологии.

— Без сахара? — сострила я и получила серьезный ответ:

— И без соли, — и потом улыбку. — Соли не нашел. Так что запиши себе в шоппинг-лист специи, если ты еще не передумала вечером готовить?

— Ну… — я с неприкрытым отвращением смотрела в тарелку. — Если ты приготовил завтрак, то я просто обязана…

— Ты ничего не обязана! — отрезал Кузьма и залил чайные пакетики кипятком. — Ешь!

Этот приказ прозвучал уже как примирение. Я попыталась его выполнить. Еле проглотила. А вторая ложка сразу пошла назад.

— Кузя, меня от нее тошнит, — призналась я. — Честно! Я не придуриваюсь, — объяснила уже почти что по слогам. — Я не могу и ложки проглотить.

— А ты постарайся…

Ага, умный выискался!

— Подумай о том, что часа четыре ты есть вообще ничего не будешь. Представила? Аппетит появился?

— Нет! — отрезала я и хотела отодвинуть от себя тарелку, но Кузьма ловко перехватил мою руку.

— Даша, ешь. Хоть четыре ложки. Иначе в обморок свалишься.

— Ну, там магазин ведь открыт утром? Йогурт… Ведь йогурт можно?

— Ничего нельзя за час. А я не хочу ждать до восьми. Я надеюсь, что в девять уже отбегаем свое и поедем на пляж.

— Ты сгорел.

— И что? Не заговаривай мне зубы. Ешь! Вот, — он поставил передо мной дымящуюся чашку. — Запивай овсянку, привереда.

Сам привереда! Меня реально тошнит от овсянки. Еще и сваренной на воде. Спасибо, конечно, что воды не пожалел. Каша, в которой стоит ложка, даже в рот бы не влезла.

— Какая ты, Даша, молодец! — объявил Кузя, когда я отнесла в раковину пустую тарелку.

Не совсем пустую. То, что оставалось на донышке, я размазала по стенкам. Молодец? Так бы и врезала ему ложкой по лбу! Лучше бы сказал, как Таська.

— Есть новости? — не выдержала я и спросила.

Кузьма пожал плечами.

— Отсутствие новостей — хорошая новость. Вечером матери позвоню. Отцу звонить не хочу.

— А самой Таське позвонить?

— Она же безрукая… И не хочу, если честно, — он вдруг помрачнел. — Эта сука написала, что навестит Таську, и напишет мне вечером.

— Кристина? — зачем-то переспросила я.

Он кивнул и отвернулся вымыть руки, хотя я только что видела, как он вытирал мокрые о полотенце. Бедный… Ему сейчас не за руль, а побегать надо, раз дрова не поколоть…

— Даш, шевелись!

Я и так уже бегаю, и футбольная футболка уже болтается на моем носу.

— Даш, я ей должен отвечать? — это он подступил ко мне, справившись с этим жутким замком.

— Нет! — стало моей первой реакцией. И я вообще сразу как-то догадалась, о чем он меня спрашивает. — Или… Да, — Ну нельзя действовать на эмоциях ни ему, ни, тем более, мне. — Напиши "спасибо" и поставь точку.

— Смайлик?

— Точку!

Блин, ну чего делает проблему? Ну выматери ты ее, если тебя отпустит! Но ведь не отпустит? Побегаешь, полегчает…

— Кузь, веди осторожно, — сказала я, пристегнувшись.

Он опалил меня злым взглядом.

— Я всегда осторожен.

Ну кто б сомневался!

Но сегодня он действительно вел машину предельно осторожно. После моего замечания или из-за нервов, какая, впрочем, разница.

— Блииин, — протянул он, опустившись лбом на руль, когда припарковал машину прямо у ворот старого города без четверти семь. — Весь мокрый, хоть не беги никуда…

Я посмотрела на него искоса и не стала отстегиваться. Внутренний трус вякал — а давай не побежим, а давай уедем… Ты только намекни, ему сейчас вообще все пофиг. Он просто пытается отвлечься. Отвлеки его чем-нибудь другим… Нет, нет, от этого он еще сильнее напряжется, хихикнул наглый внутренний голос. Ему поплавать надо…

— Кузь, пошли! — заткнула я себя. — А то будет жарко.

Он не пойдет. Он побежит. Сначала, конечно, затянет мне кроссовки.

По дороге у нас фонтан, чтобы умыться и наполнить бутылки. Затем стена, чтобы попрыгать и разогреть мышцы. Прежнего страха и беспокойства не ощущалось, но и радости от предвкушения бега тоже. Бегуньей мне не стать ни в специальных кроссовках, ни без них. Но я пробежала, пусть и не без болей во всех местах, а не только в боку, пару километров, а может даже больше, потому что под конец сама вылила себе оставшуюся воду на голову, не думая уже ни о красных щеках, ни о мокрых подмышках, ни о негнущихся ногах.

Мы бежали всю дорогу нога в ногу, и пусть я понимала, что Кузьма подделывается к моему шагу, но не чувствовала себя абсолютной клячей. Пока бежала. А сейчас мне сделалось обидно, что Кузьма ни словами, ни делом не выказал никакого восхищения. Меня не тянуло делиться с ним капельками моего пота и брать взамен его, но такое безразличие, возникшее на ровном месте, меня не радовало.

А вдруг если это и есть все то, что он ко мне чувствует, и все предыдущие восторги были напускными… Это было своеобразное заигрывание, чтобы уложить меня в постель. А теперь постель, похоже, — это то, что он не хочет получить от меня даже в самом страшном сне.