Читать книгу "Легенда о Велесе - Галина Львовна Романова"

* * *

Жеребец Велеса из гнедого успел превратиться в рыже-чалого от потеков пота и клочьев пены, висевших на его боках. Вытянув шею так, что голова чуть не касалась земли, он нес хозяина тяжелым скоком. В синих глазах его застыла почти человеческая обреченность, но и такое же упорство — не даться врагу живым.

Враг мчался по пятам, и его конь был так же свеж, как и в начале погони. Там, где жеребец Велеса тратил время и силы, преодолевая очередную, невесть откуда взявшуюся преграду, он летел вперед, будто не замечая их. Его неистовый всадник то и дело подгонял своего скакуна.

Повинуясь приказу Перуна и своему собственному азарту, Ящер прибавил было еще ходу, расправляя крылья. Чтобы принять свой настоящий облик крылатого зверя, ему нужно было остановиться ненадолго или перейти на более быстрый галоп. Но едва он прибавил ходу, как заволновалась сама земля. Судорога прошла по ней, заставила изогнуться дугой равнины, подпрыгнуть холмы и поколебаться незыблемые твердыни Пекла. Плеснула на берег вода из речки, с хрустом сломался холм и рассыпался, как свежеиспеченный хлеб, выворотив дерево с корнями. Примерившийся перескочить через этот холм, крылатый жеребец пошатнулся на бегу и приостановился, выравнивая ход.

Перун яростно полоснул плетью по боку коня.

— Урод проклятый! — выругался он. — Ну, попадись мне только! Что ты встал, Ящер? Вперед!

Перепрыгнув через искореженный холм, жеребец, все увеличивая скорость, поскакал вниз. Там, куда он стремился, на дне долины в вечернем тумане маячил силуэт всадника. Осадив загнанного коня, он вскинул руку, махнул ею, словно перечеркивая воздух — и новая судорога сотрясла горы. Мчавшийся во весь опор Ящер был вынужден опять сбавить ход, пропуская камень, который вырвался из своего гнезда в земле и стремительно догонял их. Еще чуть-чуть — и он зацепил бы задние ноги бурого коня.

Выругавшись, Перун встал в стременах, поднимая меч. На скаку в тумане прицелиться в двигающуюся цель трудно, но шаровая молния, вырвавшись из меча, взвилась в воздух. Она опоздала всего на несколько секунд и взорвалась снопом искр у хвоста гнедого коня. Тот завизжал.

— Я достал его! Достал! — победно закричал Перун, толкая Ящера. — Смотри!

— Вижу!

— Скорей за ним, пока он не опомнился…

Всадник в долине так рванул на себя повод коня, что тот от боли забыл об ожогах. Пришпорив его, беглец наугад черканул ладонью по воздуху. Где-то в недрах земли родился зловещий гул, волной достиг поверхности, и бурый жеребец едва успел сесть на задние ноги — перед его мордой разверзлась пропасть. Она зияла как ужасная гниющая рана, края ее дрожали, словно на живом теле.

Перун вскинул меч — и целое облако искр устремилось вдогонку за беглецом.

— Его надо уничтожить! — вскипел он. — Видишь, что он делает?

— Не слепой! — рявкнул Ящер.

— Так чего ты ждешь, мешок с кишками? — Перун злился все больше и больше. — Неужели мы позволим ему уйти?

— Я не могу набрать скорости, — отрезал Ящер. Окинув взглядом ширину трещины, он примерился и перепрыгнул через нее. — Ты же видишь — стоит мне прибавить ходу, как что-то мешает… Я не могу на такой скорости оторваться от земли! А остановиться и спокойно изменить облик…

— Только не останавливаться! — рявкнул Перун, — Он успеет уйти!

— Ты сам все понял. У нас есть только один выход — взять его измором. Конь его вынослив не в пример прочим, но Велес слабее меня. Если он не применит чары и не наложит на своего коня заклятья, через два-три дня непрерывной погони его жеребец падет, и тогда…

Он нарочно замолчал, давая Перуну понять, что иного выхода у него нет. Зверь очень удивился, когда Сварожич согласился с ним. Но на самом деле у Ящера была своя тайная мысль — за два-три дня не только устанет и падет жеребец Велеса, сам Перун к концу погони станет иным, и тогда посмотрим, кто кого.

Словно связанные одной веревкой, два коня мчались к северо-западу, прочь от Пекленских гор. Расстояние между ними то сокращалось, то увеличивалось. Но погоня ни разу не потеряла следа своей жертвы.

* * *

Весна в тот год наступила необычно рано. Наутро после ночного пожара зарядил проливной дождь, продолжавшийся целых три дня, а едва он закончился, с южных полей и от низин потек туман. Он съел остатки снега, не уничтоженные дождем, и выглянула бурая, истомленная долгой зимой земля. Вскоре после этого опять зарядили дожди, но уже несколько дней, как прекратились и они. Земля успела подсохнуть под ласковым теплом солнца, и везде, где только можно, сквозь бурые комья прошлогодней травы и перепрелой листвы полезла молодая травка, и вскоре уже весело сверкали глазки первых весенних цветов. На деревьях набухали почки, с треском ломался на реках лед, кое-где начиналось половодье. С каждым днем становилось все теплее и теплее, и солнце все дольше задерживалось на небе, словно радуясь началу нового года. Мир старался поскорее уничтожить любые напоминания о зиме и той трагедии, что случилась в последние ее дни в замке патриарха Сварга.

Но Диву не радовало это великолепие природы. Не находя себе места, металась она по своим покоям. В день родов Диву перенесли в милые ее сердцу комнаты, где она жила до встречи с Перуном — в Девичью башню. Ни у кого не поднялась рука снова запереть женщину с новорожденным ребенком в темнице. Теперь вся башня от чердака до подвала принадлежала ей — как вскоре узнала Дива, Жива уехала отсюда несколько дней назад и не спешила возвращаться. Это огорчило женщину — Жива, пожалуй, сейчас была единственной, кого она хотела видеть.

Жена Перуна не считалась больше узницей — она могла выходить из комнат, и. никто при этом не следил, куда и зачем она отправилась. К ней то и дело заходили гости — чем-то помочь, рассказать о последних событиях в замке или просто посмотреть, как она постепенно приходит в себя. Стривер и Мера забегали каждый день и просиживали подолгу. Несколько раз приходили леди Лада и патриарх Сварг. Примчался как-то раз Смаргл — несколько минут молча оглядывал комнату, в которой жила жена его брата и, так и не сказав ничего серьезного, повернулся и ушел.

Диву сейчас все это только раздражало и беспричинно злило. Каждый новый день она встречала чуть ли не со слезами на глазах, а провожала с радостной мыслью, что он ушел и больше никогда не вернется. Ей все меньше хотелось жить, особенно когда она думала о будущем.

Боль от потери сыновей не утихала, а с каждым днем становилась все невыносимее. Ночами она подолгу лежала без сна, пряча лицо в мокрую от слез подушку, и, затаив дыхание, прислушивалась к шорохам ночи. Ей все казалось, что души умерших мальчиков летают над ней и окликают мать. В самый первый день, как только Дива набралась достаточно сил, чтобы выйти, она пришла на пепелище. Там уже убрали остатки кузни и собирались делать пристройку к Девичьей башне. Некоторое время Дива бродила среди куч строительного мусора в тщетной надежде найти что-то, принадлежавшее ее сыновьям, и только соединенные усилия Меры и Стривера заставили ее наконец-то покинуть пепелище.