Читать книгу "Не ум.ru - Андрей Виноградов"

Отворачиваюсь от хомяка лицом к стене. Хомяк не кошка, но все равно в темноте видит лучше, чем я на свету. Не уверен, но думаю, что это так. Пробудится и будет расталкивать меня взглядом, еду вымаливать. Шебуршу ногами, подгребая хвост одеяла под себя, так уютнее. Вспоминаю о будильнике – надо бы завести, сегодня как раз и надо. Вынужденно кручусь назад. Будильник щенком радуется вниманию. Надо бы снова лицом к стене, но вот же натура-дура – уже не хочется рожей в обои, на которых я пятно надышал, как на стекло туману, только мое пятно никогда не сойдет, не исчезнет. Надо бы обрадоваться, что хоть что-то после меня не исчезает, но как-то спорно это звучит, даже в мыслях. А спорному радоваться – значит какую-то одну сторону принять. Выходит не очень честно.

«А мне…»

«Нет, не всё равно».

115

Скоро, буквально на днях, ни с того ни с сего приходит в голову, опять непременно случится Восьмое марта. Потом, моргнуть не успеешь – Первомай. Эти даты никогда не прогуливают. Не то что февральская двадцать девятка – уклончивая, ленивая високосница. И наконец вскоре после Первого мая восторжествует «время лучка»! Счастливые дни, когда на ухоженных или запущенных – совершенно без разницы – дачных грядках повылезут, заторчав вызывающе в небо, первые молочно-зелёные луковые побеги. Рви их, вытирай о штаны, макай в солонку… Или прямо так, без соли. Так тоже нормально. Главное в этот момент держать в поле зрения горбушку пряного бородинского с маслицем поверху, но с внутренней стороны, и запотевшую стопку. Того, на что денег хватило. Вот тогда и поймешь, что какую бы жизнь нам ни устроили, она все одно однажды наладится. Уже почувствуешь – налаживается. Ненадолго, до слякоти, до холодов, но непременно… И подумаешь нехотя, вяло, но зато очень человечно: «Эти люди, что нами правят, в сущности, не хотят нам зла. Они просто не знают: как это – для всех хорошо? Ну хотя бы не для всех, но для многих, очень-очень многих. Их ведь никто к этому не готовил. А теперь учить поздно. Сами вон всех учат. Да и “жоп”, что тут скажешь, кроме как “хоть жопой ешь”… Слишком много нас. Не Чехия. С этим не поспоришь».

Проникнешься на две-три затяжки неизбежностью, будто в табак что подмешано, а потом опять за свое, привычное:

«При этом отлично разбираются в том, что для себя любимых и для любимых своих нужно?! Чтобы им, бля, своим, было хорошо. Родным, близким, друзьям, соседям… Вот народ жирует! Охренеть! А остальные говно ртами месят. Потому что не там родились, не с теми учились, в другом хороводе хороводились. А эти… все видят, но им по херу. И нам по херу, что им по херу. Значит, так тому и быть. Всегда».

И выпьешь за постоянство, сиречь мрачные мысли, хотя очень хочется – за светлое будущее. Но за будущее не пьют. Меня этому еще в армии научили. А на гражданке высмеяли странную примету. Никто, как оказалось, слыхом не слыхивал о такой. Темная публика у меня в знакомых, надо бы пересмотреть, да поздно уже. И по жизни, и по времени… Не вставать же за телефонной книжкой? Все равно примета мне по душе, я ей верен. С ней выходит, что каждый тост – маленькое прощание с прошлым. Или с настоящим. Проводы, одним словом. «Пока-пока».

Иными совами, скоро время «лучка» и незлобливых, пространных размышлений, приводящих к суждениям, определение для которых я так не подобрал. Я имею в виду не обидное определение.

Но я уже объявил во всеуслышание, что не дачник. Вытурили меня с дачи. По-тихому выперли. Я, собственно, и не сопротивлялся. Не дачник ведь. Дача для меня – это место, где не подобревший в старости гегемон держит в осаде бесполезную в земледелии и ремёслах интеллигенцию. Я же, смею надеяться, – она и есть. Интеллигенция. Так на хрена ж мне вся эта морока?! Я от гегемона и в городе устаю – хоть волком вой. Однако же на чужих загородных, незадымленных и незакашлянных просторах погостить могу. И даже с превеликим удовольствием. У Кимыча, к примеру, есть хибарка с недалёкой речкой, где окушки жиреют нам на уху… Совсем недавно битый час смотрел, как готовят уху. Процесс заворожил настолько, что упился в хлам. Никогда до этого телевидение не влияло на меня так сильно. Я кое-что записал, многое запомнил, жду оказии применить. Жаль только, что на День космонавтики, а это в наших широтах еще не дачный сезон… Убьют Кимыча. Пырнут ножом в двух шагах от квартиры, когда спустится на этаж ниже к мусоропроводу. На их этаже, расскажет жена, мусоропровод вечно забит всякой дрянью. Как и у меня в подъезде. Тоже мне эксклюзив. Кто? За что? Так и не докопаются. Скажут: «Случайно. Не повезло мужику». Имея в виду, что не вовремя вышел ведро выносить. Не то ведро подвело, не то мусор подкачал. Только такая смерть и может приключиться с Тё. Случайная. Как споткнулся. Столько разочарований пережил человек. Помню, говорил: «Смерть – это самая короткая шутка. Только подумаешь, что самое время рассмеяться, но не успеваешь. А если хотя бы ухмыльнуться удастся, значит, не твой еще час».

Философ. А по-моему, так полный pendejo. Это «раздолбай» по-испански.

На похоронах выяснится, что вся мужская родня Кимыча как есть коротышки. Низкорослые, мал мала меньше. И по этой причине гроб я, скорее всего, не понесу. Как бы мне ни сутулиться, приспосабливаясь к окружению, претендуя если не на единородство, то хотя бы на соразмерность, все одно не избавлюсь от образа существа инородного. Даже самые опечаленные из пострадавших от утраты пусть лишь на секунду, но улыбнутся глазами, глядя на «перекошенную» процессию, что неправильно, а потом уйдут обратно в себя, в свое горе. Я же в чужом горе, в нем страдается легче. Короче, либо мне надо будет самому в одиночку Кимыча, упакованного в дерево, на плече нести, либо скорбно шагать в общей скорбящей группе родни и товарищей позади.

«Но ведь я и не родня, и не товарищ».

«А кто тогда?»

«Ну… Почти друг. Есть же такая позиция?»

«Промежуточная?»

«Да хоть какая».

«Не знаю. Друг есть, приятель тоже присутствует, товарищ по службе, соратник по долгу, по духу, по… хрен его знает по чему еще, сотрапезник, собутыльник, соучастник…»

«Совладелец. И всё. Прошу».

«Еще вариант, если жизнь не мила, как хочется гроб нести – на корточках передвигаться. Но, учитывая повод, это не слишком уместно и, что важно, практически невыполнимо. Проблемы роста, хоть и не экономика».

«И пальто…»

«Да, и пальто… Полами по асфальту…»

«То есть присядки в пальто – никогда?»

«Угадай».

«Значит, пойдёшь в массовке».

«Я всю жизнь там. Удивил».

Музыку родня Тё закажет странную. Ее звуки будут биться в голове, как птенцы кукушки, вышвыривая прочь все свое, привычное, родное. Меланхолия ниспадёт на меня, подобно крылу гигантской бабочки, утраченному прямо на лету. Куда, на чьи головы рухнет потерявшее управление однокрылое тело – меня не заинтересует.

«Вот оно, отличие пытливого ума от погрязшего в лености».

«Кто бы говорил».

Так подумаю. Разумеется, меланхолично – невыразительно и неторопливо.