Читать книгу "Дочь хаоса - Сара Риз Бреннан"

Эмброуз флиртовал, но среди таких, как он, это было делом обычным. Пруденс не понимала, нравится ли она ему.

«Хочу, чтобы ты любил не только чародеев, но и ведьм», – мысленно взмолилась Пруденс.

– Будь эта ночь похожа на все остальные, – протянула Пруденс, – я бы сделала для тебя такое, о чем никакими словами не расскажешь.

Эмброуз постучал ногой по стене, откинулся и преувеличенно вздохнул:

– Ну что ж, рассказывай.

Может, впустить его к себе? Парочка целительных заклинаний поставят ее на ноги. Пруденс всегда говорила себе – не доверяй мужчинам. Но, может, хоть этому можно довериться?

Она облизала губы и оценивающе посмотрела на него.

– У меня сегодня была куча неприятностей. Из-за Сабрины.

Грациозно расслабленный Эмброуз сразу заметно напрягся и отвел глаза.

Пруденс поняла, в чем дело. Эмброуз ничего не сказал, не шелохнулся, но каждый мускул в его теле был готов сорваться с места и бежать на помощь к Сабрине.

Она уважала такую преданность семье.

Церковь Ночи говорила, что отец Блэквуд достоин высочайшего уважения, что он избран Сатаной, что ему уготовано почетное место в темном сердце Темного повелителя. Церковь Ночи говорила, что Эмброуз – злостный преступник, которому из милости разрешили выходить из дома, что он ведет дела с отверженными и неверными.

Отец Блэквуд отказался признавать свое осиротевшее дитя, бросил ее в безжалостный мир одну-одинешеньку. А Эмброуз был готов противостоять любым опасностям, угрожавшим его сестренке-сироте.

Пруденс прекрасно понимала, кто из этих мужчин больше достоин уважения. Но это не означало, что он обладает властью. Иногда ей хотелось, чтобы мир был устроен по-другому. Что поделаешь, он такой, как есть.

Если отец Блэквуд считал, что когда-нибудь Эмброуз предпочтет его церковь своей семье, то он глубоко заблуждается. Ей в отцы достался глупец. Ну, она-то не дура.

Отец – ее единственная надежда на лучшую жизнь. А Эмброуз всегда будет на стороне Спеллманов. Одно дело – плотские удовольствия. И совсем другое – доверие.

Эмброуз выберет свою семью. А Пруденс должна оставаться со своей семьей. И быть готовой, если надо, причинить Эмброузу боль.

Пруденс ухмыльнулась ему:

– Прости, я ужасно устала. Иди веселись.

– Я к тебе еще загляну, – бросил Эмброуз и ушел, оставляя ее одну, но на прощание одарил своей очаровательной улыбкой. – И принесу сеть.

Пруденс слегка помахала ему:

– Буду ждать. С поводком.

Она открыла дверь своей комнаты и застыла в ужасе: младенец встретил ее громкими криками, а возле колыбельки топтались сестры.

– Да заткнись же ты, малыш, – шептала Агата, яростно качая колыбель. – Ну заткнись, дитя, заткнись, пожалуйста.

– Сестры? – воскликнула от дверей Пруденс. Она хотела, чтобы голос звучал высокомерно, но получилось довольно уныло.

– Пруденс! – вскричала Агата. – Где тебя черти носили?

– Где только не носили, – ответила Пруденс. – А вы? Что вы тут делаете?

– Должен же кто-то присматривать за Иудушкой, – ответила Агата.

Пруденс ощетинилась, но Агата не спускала глаз с колыбельки, и ее слова прозвучали чистой правдой.

– Мы понимаем, что ты до сих пор сердишься на нас за те чары, которые обрушили шахту, но это не значит, что мы бросим дитя без присмотра. Как-никак он твой брат, а значит, в какой-то мере и наш брат тоже.

– Пруденс, да ты ранена! – Доркас кинулась навстречу с целым ворохом заклинаний, на ходу копаясь в мешочке с целебными травами.

Пруденс отдала себя заботам Доркас и погрузилась в размышления. Значит, сестры не избегают ее. Они просто терпеливо ходили вокруг на цыпочках, опасаясь ее гнева. Думали, что она сердится на них.

Пожалуй, оно и к лучшему.

Закончив с лечебными процедурами, Доркас подняла на нее выжидательный взгляд. Пруденс фыркнула, но не всерьез.

– Ох, Пруденс, хватит на нас злиться! – Доркас кинулась ей в объятия.

– Так уж и быть, – протянула Пруденс. – Может, уговорите меня, и я вас прощу.

Доркас захихикала:

– Прости, прости нас. Отныне будем убивать только тех, на кого ты укажешь.

Пруденс поколебалась, потом возложила руку на рыжие косы Доркас.

– Я попрошу уничтожить немало мужчин, сестра. Подчеркиваю – мужчин.

Доркас благодарно улыбнулась:

– Пруденс, мне так грустно. С трудом вспоминаю, но мне кажется, Ник Скрэтч однажды меня очень сильно подвел.

– Разумеется, – снисходительно шепнула Пруденс. – Ведь он же мужчина. Все они гроша ломаного не стоят. Поэтому мы будем складывать их штабелями и сжигать на кострах.

Иудушка завопил.

– Тише, тише, малыш, – заговорила Агата. – Не принимай близко к сердцу. Мы не про тебя. Пруденс, как его угомонить? Вопит не переставая.

– Это дело непростое, – признала Пруденс. – Давайте попробуем ему спеть. Вместе, сестры.

Вещие сестры не знали колыбельных. Они взялись за руки и пошли хороводом вокруг колыбели, напевая древнюю песню ведьм. О тьме луны, о свете солнца, о силе троих, слитых воедино. И дитя наконец-то перестало плакать.

Вошел отец Пруденс, увидел, что его сын сладко спит, положил руку ей на плечо. Она наклонила голову, чтобы скрыть улыбку, рожденную в ответ на его одобрительное прикосновение. Может быть, она, как и в случае с сестрами, неверно оценивала отношения с ними. Возможно, если отец узнает ее получше, то наконец назовет своей дочерью.

Той ночью Вещие сестры остались ночевать у Пруденс, на ее кушетке. Они уснули, прижавшись друг к другу, сплетясь руками и ногами.

Пруденс лежала посередине и думала: не нужна ей никакая удача. Она и без этого сумеет создать семью, какая ей нужна.

Как-никак одну семью она уже создала.

Конец людских страданий

1 января, праздник Нового года, утро
Харви

В общем, ночка выдалась будь здоров, – заключил Харви, наклонился и похлопал надгробную плиту. – Я еще вернусь, расскажу, что делается в школе. С Новым годом, Томми.

Он вышел с кладбища, закрыл за собой калитку и побрел домой. Утро было свежее, морозное. Повсюду темнели обгоревшие прогалины, но с холодного зимнего неба тихо падал снег. Почерневшая земля скоро скроется.

Возле моста его кто-то ждал. В темных волосах тихо светились снежинки. Глядя на них, Харви вспомнил тот страшный миг, когда в темноте разливалось сияние и вокруг Сабрины и Ника кружился снег, сверкающий, словно россыпь алмазов. Они улыбались друг другу – и как улыбались! Больно было видеть, как Сабрина уходит к другому.