Читать книгу "Кочевая кровь - Геннадий Сорокин"

– Куда я теперь работать устроюсь? – жалобно, как обиженный ребенок, захныкал Леонид. – Врачи говорят, что мне в течение года будут категорически противопоказаны умственные нагрузки. Андрей, как получилось, что я работал, работал в милиции и меня вышвырнули вон, словно использованный презерватив?

– Ты, как я вижу, еще не все знаешь! – не обращая внимания на его нытье, сказал я. – Твоя знакомая девушка Айгюль заявила в таборе, что ты ее изнасиловал, а отца ее застрелил. Леня, если я не докажу твою невиновность, тебе влепят полноценную пятнашку, и ты покатишь коротать остаток своих дней в ментовскую зону.

Никто из маагутов заявление по поводу убийства барона писать не собирался, об изнасиловании Айгюль в таборе только шептались, напрямую никто не говорил. Но Меркушину об этом знать не стоило. Начнет еще что-нибудь выдумывать, возлюбленную свою выгораживать.

– Леня, в данный момент ты мне не подчиненный и не потерпевший. Ты сам ударился головой, и я имею полное право передать тебе гостинец от парней из отдела и пойти по своим делам. Согласен?

Он слегка кивнул в знак согласия.

– Меня должны были уволить за утерю тобой оружия. А я-то, Леня, с пистолетом по помойкам не бегал, призрачного счастья не искал. Я думал, как мне с тобой поступить, и решил: ради Натальи и вашего будущего ребенка я отмажу тебя от обвинений в изнасиловании и убийстве. Рассказывай все, что с тобой приключилось на поляне.

– С поезда все началось, – пробормотал он.

– К поезду еще вернемся, сейчас давай про поляну, – я боялся, что у него могут иссякнуть силы и он вновь впадет в бессознательное состояние. Выглядел Леня плохо, как говорится, в гроб краше кладут.

– Где Айгюль? – тревожным голосом спросил он.

– Да забудь ты про эту проститутку! – злобно прошипел я. – Она черт знает сколько времени живет со своим братом, и любит она Алижона, а не тебя. Ты им был нужен, чтобы избавиться от барона и уладить дела с замужеством Айгюль. Мне лично Айгюль говорила, что ты – тряпка, а не мужик, что ты ее поцеловать никак не решался.

Он скривился, как от приступа внезапной зубной боли, но промолчал.

– Леня, или ты мне все рассказываешь, или я пошел. Мой тебе совет: после моего ухода иди на сестринский пост и начинай обзванивать хороших адвокатов. Как выпишешься, тебе понадобится их помощь.

Я безбожно блефовал, но у меня не было другого выхода, я должен был сломать его здесь и сейчас. Был бы Меркушин юристом, он бы с легкостью отмахнулся от обвинений в убийстве – трупа-то нет, причина смерти барона документально не установлена. С изнасилованием все тоже белыми нитками шито. На одних показаниях потерпевшей и свидетелей далеко не уедешь. Но Меркушин, хоть и носил погоны офицера милиции, в тактике и методике расследования преступлений был, мягко говоря, не силен.

– В тот день, – начал Меркушин, – когда я приходил к тебе в общежитие, я встретился с Айгюль, она сказала, что ее отец согласен отпустить ее из табора без калыма и выкупа, но при соблюдении определенных обычаев. Она говорила: «Есть закон, по которому девушку можно отпустить из племени, если ее избранник – влиятельный и могущественный человек».

– Это ты-то – влиятельный и могущественный человек? – не удержался я. – Ты дебил, Леня! По своим средневековым законам маагуты могут проклясть женщину и изгнать ее из племени, добровольно они никогда ее не отпустят. Айгюль говорила тебе «карабут»?

– Разве «карабут» – это не проклятье? – удивил-ся он.

– Давай дальше, – отмахнулся я. – Забудь про «карабут».

– Айгюль предложила мне так попросить ее руки: я прихожу во вторник на поляну в форме, с оружием. Она стоит рядом со мной. На другую сторону поляны выходит барон с братьями. Я дважды стреляю в воздух, и мы идем навстречу друг другу, встречаемся на середине поляны. Барон с родственниками видит, что я влиятельный человек, офицер милиции, что я…

Он судорожно сглотнул, весь передернулся. Я подал Меркушину стакан воды, он сделал пару маленьких глотков и продолжил:

– Во вторник я поменялся дежурствами и поехал к ней свататься. Она встретила меня в лесу у входа на поляну. На другой стороне поляны нас уже ожидали несколько мужчин, по-моему, трое. Я вышел на видное место и два раза выстрелил в воздух. Потом я ничего не помню.

– Рядом с бароном взрослые мужчины были или пацаны?

– Взрослые, бородатые.

– Откуда ты знаешь, что среди них был барон? Айгюль что, знакомила вас?

– Она сказала: «Вот мой отец. Он ждет нас».

– Леня, только между нами, ты точно в воздух стрелял?

– До барона было такое расстояние, что я бы при всем желании не попал в него. Андрей, что теперь со мной будет?

– Про Айгюль ты все понял?

– Я еще до твоего прихода обо всем догадался. С меня словно какие-то чары спали. Между мной и ею все кончено.

«Конечно, кончено! – мог бы воскликнуть я. – Завтра кончится праздник весны, послезавтра второе племя рассядется по «КамАЗам» и уедет. В племени Айгюль пару дней будут сортировать добычу и упаковывать вещи. Еще день на выборы нового барона. День на разработку маршрута и покупку билетов на поезд. Не позднее первого июня Айгюль откочует в неизвестном направлении и навсегда растворится на просторах Сибири».

Я мог бы так сказать, но промолчал. Если рыба клюет, крючок преждевременно дергать не стоит. Меркушину надо дать выговориться. О том, что его ждет развод с Натальей, лучше промолчать.

– Наташа про Айгюль знает? – с надеждой на отрицательный ответ спросил он. – Ничего, все наладится. Она не бросит меня, простит. У нас будет ребенок, ради него она забудет о том печальном инциденте. Я ведь ничего такого не сделал, я даже не изменил ей. Так, проболтался пару дней в съемной квартире, витал в сладких грезах. Ты объяснишь Наташе, что это колдуны-люли навели на меня порчу, а теперь все закончилось? Я же не виноват в том, что произошло. Это Айгюль все подстроила.

– Как Погудин узнал, где ты квартиру снимаешь? – уходя от ответа, спросил я.

– Эту квартиру Погудин для Яниса снял, а потом мне уступил. Андрей, ты ничего не сказал мне про Наташу. Она на меня сильно обиделась? Как у нее беременность проходит? Никаких осложнений нет?

– Я думаю, она скоро навестит тебя и вы обо всем поговорите. Поправляйся, Леонид!

– Андрей, – Меркушин, морщась от боли, приподнялся с кровати, – передай Наташе: я любил и буду любить только ее одну! Я никогда в жизни больше ни на одну женщину не посмотрю. Я на коленях буду вымаливать у нее прощение, пока она не простит меня.

Выпалив заранее заготовленную речь, Меркушин рухнул на подушку, широко и самодовольно улыбнулся.

– Никуда она не денется, – уверенно, с издевкой заявил он. – Наташка привязана ко мне ребенком прочнее, чем стальным канатом. Поорет да перестанет. Мы жили без любви и еще поживем, а там я оклемаюсь, и мы посмотрим, кто умный, а кто дурак.