Читать книгу "Когда ад замерзнет - Алла Полянская"

— Дичь какая… Значит, она подозревала, что Зойкина мать продала ту игрушку, а не разбила, но не из-за денег бесилась, а из-за того, что если вдруг кто-то поинтересуется, то выйдут на нее, и всплывет убийство?

— Ну, то-то. Я тоже так думаю. — Рыжий Пиджак поднимается. — Видимо, Лешка что-то такое насчет убийства подозревал, он же знал, что случилось в подвале, а может, и видел, что сделала мать, но о трупе он знал. Зойка что-то такое слыхала от него, пьяного, но о том, что мамаша ее продала цацку, она понятия не имела, как и о деньгах, я думаю — я ведь за ту игрушку спрашивал ее и спрашивал, а она все говорила — мать разбила нечаянно, ну а теперь понятно, что мамаша ей не сказала, и денег этих Зойка в глаза не видела, так что я придушил ее — и подвесил для смеха, ты рожу ее видела?

Он смеется, а я думаю, что он полный псих.

— Лешку я увозить не стал, пришиб там же, в подвале — чтоб казалось, что кто-то свой, а Зойка меня сама впустила, я же полиция. Вот она-то мне и сказала, что вещь Лешка отдал тебе. Ну, а я ее придушил, очень она была мерзкая баба, не смог отказать себе в удовольствии.

Он точно маньяк, тут уж двух мнений быть не может.

— Может, они оттого спились, что стресс такой был…

— Спились они все оттого, что их родители были алкашами. — Рыжий Пиджак презрительно фыркнул. — Не ищи души там, где ее нет, их отцы пили, вот стали пить и дети. Как они смешно бултыхались, дегенераты!

— В смысле?

— В коромысле! — передразнил меня Рыжий Пиджак и засмеялся, но это не смех. — Я их в гараже за ноги подвешивал, они быстро трезвели. А потом крюком пожарным по горлу — хвать, и кровь в таз. Ленька мне когда об этих игрушках сказал — вскользь сказал, он не понимал, почему я именно его выбрал, а не его друганов, вот и рассказал, в числе прочего, что Лешкина мать поссорилась с невесткой из-за глупой игрушки… а я вдруг подумал: яйцо, украшенное стекляшками? А вдруг!!! И второго алкаша подгреб, он больше знал. А когда Лешку в подвале расспрашивал, он на Зойку указал — оставить в живых я его не мог, конечно.

— Он бы, протрезвев, и не вспомнил бы тебя.

— Ну, а если бы вспомнил? Нет, рисковать я не мог. Но он легко умер, кореш твой, а те двое — нет.

— Зачем ты с ними так?

— Так смешнее. — Рыжий Пиджак поднялся. — Я всегда по-разному убиваю. Выслеживаю, прикидываю… никто это никогда в серию не свяжет. Но теперь я уйду на покой. Все, Линда Альбертовна, приятно было поговорить, да дело не ждет. Где игрушка?

Он не слышит то, что спиной ощущаю я: кто-то стоит за дверью. Это вибрация половиц и двери, ощутить можно, если только что-то сломано в организме и болит от дуновения ветра.

— В кладовке. — Я понимаю, что тянуть дальше опасно. — В ящике с новогодними игрушками. Сбоку лежит, в хвост мишуры завернуто. Но смотри, шарики не побей.

Он смотрит на меня, как на сумасшедшую.

— Ты сейчас умрешь, но беспокоишься о каких-то елочных игрушках? Ну-ну. Боюсь, Линда Альбертовна, кукушка в твоей башке что-то празднует.

Он идет к кладовке, открывает дверь — и одновременно происходит вот что: разлетается вдребезги одно из окон и оттуда звучит выстрел. И из кладовки тоже кто-то стреляет. Лилька принимается кричать под своим одеялом, и я не знаю, как смогу ее успокоить. Ведь когда она в последний раз слышала такой звук, ее жизнь очень изменилась, исчезли люди, которые были ее семьей.

Рыжий Пиджак роняет пистолет и падает.

И самое смешное — он жив. Матерится и тянется к пистолету, но напрасно.

— Я тебе говорил, что посажу в обезьянник? — Игорь Панков наклоняется ко мне. — Дай-ка…

Он бесцеремонно ощупывает мой бок и голову.

— Как по мне, ребро не сломано, просто сильный ушиб. Ну, максимум — трещина. Доктора скажут точнее. — Он помогает мне встать, комната кружит вокруг меня, и тошнота подкатывает к горлу. — Да, сотрясение точно есть. А ведь я тебе говорил…

— Ты мне говорил, что с ним все ок и он сотрудник полиции. И полюбуйся теперь на него. Он же маньяк, настоящий маньяк. Он мне все рассказывал, как убивал всех и как нас с Лилькой убьет, а у него покупатель где-то… на эту штуку.

Лилька бежит ко мне с ревом, и я сажусь в кресло — стоя мне нипочем ее не выдержать.

— Лиль… ну, чего ты, все хорошо. Просто окно разбилось, дяди пришли помочь его исправить.

Но она обхватила меня за шею и рыдает взахлеб: мама, мааамааа!

Вот черт.

— Тише, детка, тише.

Это докторша Лутфие гладит по голове Лильку, потом ее шершавая рука ложится на мою голову.

— Дорогой, ты не можешь убрать отсюда этот бедлам?

Это она Игорю говорит, и он приказывает полицейским ускориться. Рыжего Пиджака выносят, а он продолжает говорить очень плохие слова. При моем ребенке. Вот же урод. Не раз еще я напомню Панкову этого «сотрудника». И даже не два.

— Степа…

Степан сидит у стены, лицо его в крови — на голове рана очень существенная.

— «Скорая» уже едет. — Докторша ощупывает меня, заглядывает в глаза. — Легкое сотрясение, на ребре трещина. А вот молодого человека нужно в больницу на томограмму — боюсь, рана в черепе ничего хорошего ему не сделала.

В комнату проскользнула Рита.

— Вот как сказала ты мне насчет того вечера, так я Игорю сразу позвонила. — Рита с ужасом сморит на Степана. — Я поняла, сразу поняла!

— Вот и молодчина. — Докторша одобрительно смотрит на Риту. — А теперь возьми девочку и уведи ее ко мне в квартиру, вот тебе ключи, потому что Линда и молодой человек поедут сейчас в больницу.

— Ладно, я…

— А это что такое! — Игорь вырос рядом с нами, пылая гневом. — Кто тебе разрешил…

— Лучше молчи. — Рита явно не намерена уступать. — Я пока тут побуду с Лилечкой, Линде и Степану в больницу надо. Вот там и допросишь ее, это ваш полицейский косяк, и сотрудник твой.

— Ладно.

Лилька нехотя отпускает меня, и они уходят вместе с Ритой.

— И окна вели застеклить сегодня. — Рита оглядывается на мужа. — Первый этаж, и ночь впереди.

— Ладно.

А потом была больница. Степана куда-то сразу увезли, а меня вертели во все стороны, делали какие-то снимки, и в итоге оказалось, что я здоровая лошадь, а вот будь я трепетной нимфой, то удар по голове свалил бы меня куда основательнее. А трещина в ребре — это ничего, у здоровенных лошадей ничего не болит… так, все, хватит рефлексий, у меня новая жизнь и все такое.

Только Игорь вцепился в меня как клещ, и я рассказываю ему, как было дело, а он записывает на диктофон.

— Потом оформлю протоколом и подпишешь. А сейчас мне на работу надо, и…

— Куда — на работу? Меня домой отвези, только про Степана узнаем.