Читать книгу "Счастливы по-своему - Татьяна Труфанова"

Он вынес сытого и хмурого Ярослава во двор, усадил младенца в коляску. В деревьях шумел ветер, небо равнодушно голубело, а сердце придавила такая тяжесть, что хотелось самому влезть вместо младенца в коляску, свернуться клубком и пропасть.

— Сказку рассказать? — вздохнул Степа. — Нет? А я все равно расскажу. Тошно, Ясь… Жил-был царь… и помер. Нет. Жил на свете храбрый портняжка… обделался. Нет. Жили-были брат и сестрица… заблудились в лесу. Точка. Все не то.

Степа покатил коляску по двору до ворот и обратно, туда-сюда. Левое колесо дребезжало на гравии. «Отвалится скоро. Ну и хрен с ним». На розовом, задремывающем лице Яси дергались нервные тени листвы. В резиновом шлепанце метался и колол ногу камушек. От дальних-дальних соседей приходил звук пилы.

— Ну, еще это, одна попытка, — пробормотал Степа. — Мм… Шел однажды… шел этот… кто-нибудь… шел однажды добрый человек…

Глава 21

Шел однажды добрый, угу, добрый человек по лесу, и застигла его ночь в глухом месте. Только он устроился под большим дубом, только устроился, хотел костер развести, как слышит — кто-то идет. Идут несколько человек, говорят, хохочут, а голоса грубые, злые. Добрый человек подумал и на всякий случай залез на дерево. Смотрит вниз с ветвей — а под деревом разбойники собрались. Ух! У всех ножи, топоры, пистолеты. Развели костер, стали жарить на костре птиц да пить вино.

Главный разбойник говорит: «Вот вчера мы похвалялись, кто кого ограбил и сколько золота загреб, позавчера — та же штука. Давайте что новенькое придумаем. Ну-ка, похвалитесь, как вы со своими родителями обращаетесь». Все загоготали, один разбойник говорит: «Я их куском хлеба каждый день попрекаю». Другой говорит: «А я их из дому выгнал побираться». Третий руку на отца поднял, четвертый обезножившую мать без помощи бросил. Пятый ругается со своими, что ни день, и все новые обиды выдумывает. А шестой — рыжий и на лицо шельма — говорит: «А я каждый день привожу отца под колокольню и плюю на него с высокой колокольни, прям на темечко ему, а когда и огрызками бросаю».

Добрый человек слушал это все, и так ему было горько — сил нет! Ерзал он на ветке, ерзал — ветка и подломилась под ним. И упал он прямо разбойникам в руки.

«А-а! Подслушивал-вынюхивал! Сдать нас хочет!» — заорали злодеи. Сразу все ножи выхватили.

«Нет, нет, не убивайте меня!» — взмолился добрый человек.

«Ха-ха-ха, мы тебя вот именно убьем! — захохотал самый страшный злодей. — Убьем и съедим без масла».

Добрый человек совсем отчаялся. «Гореть вам в аду, сукиным детям! — говорит. — За одно только то, как вы отцов да матерей своих изводите, на святое покушаетесь, надо вас в тюрьму сдать, четвертовать и колесовать. А-а-а… делайте теперь со мной что хотите».

Сложил он руки на груди, занес над ним разбойник свой холодный нож, как вдруг — ветер, гром, буря! Налетел вихрь, откуда ни возьмись, подхватил их всех вместе с жареной птицей и понес в неизвестные земли.

Добрый человек обеспамятовал на минутку, а когда очнулся — видит: летит он по воздуху, одной рукой в жареного петуха вцепился, другой — в рыжего шельму. Болтало их среди облаков, над полями, меж горами, а затем дунул вихрь последний раз и выбросил их на голом островке посреди озера широкого.

Добрый человек полежал на песочке, постонал, потом встал. Видит — и рыжий шельма встает. Добрый человек жареного петуха подальше за пазуху спрятал и спрашивает: «Как зовут тебя, разбойник?» Отвечает рыжий: «Звать меня Ерошка Губная Гармошка, а ты кто таков?» — «Я — Симеон Праведный Купец, — отвечает добрый человек. — В стольном граде всякий меня под этим именем знает и уважает. Из-за тебя, шельмы блохастого, и товарищей твоих, висельников, я в такую оказию попал. Ведь ясно, что вихрь тот был Божьим наказанием, про вас посланным». — «Может, и так, — говорит Ерошка. — Тогда не буду обременять тебя своей физией, пойду восвояси».

Пошел Ерошка налево, а Симеон направо. Сел Ерошка на одном краю острова, а Симеон Праведный — на другом. А остров был мал и гол, песок да камни, да три кустика, обернешься — до другого края камнем докинешь. А лодки никакой нет, чтоб уплыть. Закручинился Симеон, достал из-за пазухи жареного петуха, думает: «Съем я петуха, а другой еды уже не будет, так и пропаду… эх». Тут слышит — кто-то музыку играет. Обернулся — то Ерошка на губной гармошке наигрывает. Только Симеон занес руку, чтоб камнем шельмеца приголубить, вдруг — ой! Жареный петух его в зад — тюк! Заругался Симеон, а жареный петух крыльями захлопал и улетел.

Пошел Симеон к Ерошке, говорит: «Будем вместе куковать». — «Нет, — ершится Ерошка. — Я сам по себе, ты сам по себе». Нахмурился добрый купец, пошарил по карманам — веревки нет. Взял он тогда свой богатый кушак, золотом вышитый, и привязал к себе Ерошку. «Я сказал, вместе будем». Пошел Ерошка рыбу ловить, наловил — пришлось делиться с Симеоном. Пошел ручей искать, нашел — Симеон первый пьет. Пошел по нужде — Симеон первый нужду справляет. Шел и споткнулся — Симеон первый лоб расшиб. Так и жили.

Миновал месяц, другой. Тоска заела Ерошку, да и Симеон невесел. Хотел бы Ерошка от Симеона сбежать, да кушак не пускает. А Симеон втемяшил себе в башку, что ему без Ерошки никак. Сидят они на берегу, тоскуют, бороды дикие чешут. Симеон Праведный Купец говорит: «Сыграй, что ли, шельма, на гармошке. Пошто не играешь?» Ерошка говорит: «Это есть мой талант волшебный. Только заиграю на гармошке — чудо случается. Но неведомо мне, будет ли оно малым или большим, добрым или с насмешкой, и никак не выходит у меня чудеса к пользе приспособить». — «Все равно сыграй, — говорит Симеон. — Не спасемся, так развлечемся».

Достал Ерошка свою гармошку, заиграл. Вдруг в небе явилась полоса белая — будто бурунчик на воде. Летит та полоса к острову, а во главе ее — ступа железная. Долетела ступа, бухнулась об песок, вышла из нее сударыня в шелках. А была то колдунья. «Что вам надо от меня, честной карги?» — спрашивает. Симеон Праведный Купец не испугался, говорит: «Вызволи меня с этого острова!» А Ерошка добавляет: «И меня, если можно». — «Что ж вам тут не сидится? — спрашивает колдунья. — У вас ритрит — закачаешься. Чистый воздух, простая диета, гаджетов ноль — сплошная польза». Взмолились Симеон и Ерошка хором, на колени бухнулись: «Вызволи! Тошно на острове голом, да еще — вот, смотри — привязан я к человеку чужому, от которого добра не жди!»

Захохотала карга, это услышав. Щелкнула пальцами — и кушак стал цепью тяжелой, приковала она Симеона с Ерошкой друг к другу так, что на три шага не отойти. «Вместе вызволяться будете, — колдунья говорит. — Озеро это зачарованное, не переплыть его ни человеку, ни зверю, но можно с острова подземной дорогой уйти. Пойдете?» Кивнули Симеон с Ерошкой — что им оставалось? Топнула колдунья каблуком и открылся в земле лаз, в него Симеон с Ерошкой и полезли. А колдунья вслед кричит: «Только ты, Ерошка, не играй на гармошке, пока наружу не вылезете». — «Как же так? Мне хоть разочек, другой!» — оглядывается Ерошка. «Ну ладно, разочек-другой, но уж третий — ни-ни», — усмехнулась колдунья и сгинула.

Идут Симеон и Ерошка по подземной дороге, цепью звенят. А дорога — вот чудеса — вовсе не темная: там грибы-гнилушки светят, тут красные угольки, там синие огоньки. Шли они, шли, притомились. Сели, стали последнюю рыбу делить. Рыба тощая была, оба голодны остались. Симеон в сердцах начал Ерошку честить: «Все беды из-за тебя, шельма. Если б не начал ты похваляться, как отцу родному на макушку плевал, ничего б не случилось. Ясно ведь, вихрь поднялся оттого, что само небо не стерпело, как вы, разбойники, своих святых родителей изводили». Ерошка отвечает: «Я это, вообще-то, для красного словца загнул. А на самом деле отца своего я не знаю. Сказывали мне, что он меня в младенческом возрасте бросил». — «Неужель ты ничего про него не знаешь?» — спрашивает Симеон. «Знаю только, что за левым ухом у него было родимое пятно звездочкой, и у меня там же такое же», — отвечает Ерошка. Ахнул Симеон, открыл волосы и показал пятно-звездочку у себя за ухом, а потом у Ерошки таковое же нашел. Так признали отец и сын друг друга.