Читать книгу "Горький квест. Том 3 - Александра Маринина"

– Ой, Надюша… Даже не знаю… – растерялась Галия.

– Рекомендую остаться с нами, – хитро подмигнул Назар. – Надюша нам сегодня исполнила такое чахохбили – пальчики оближете!

– Рассказывайте, Галия, – нетерпеливо потребовал я.

– На «волосы цвета верблюжьей шерсти» у некой костлявой дамы я наткнулась на первых же страницах и сразу почуяла неладное. У Мамина-Сибиряка это Хиона Алексеевна Заплатина, но по тексту ее называют просто Хиной. Так вот, Хина страшно любопытна, отъявленная сплетница и большая мастерица подыскивать подходящие партии, да и в целом эдакая деловая леди, старающаяся поддерживать множество контактов. Один-в-один – описание матери главного героя, Зои Добрыниной. И, кстати, у Хины есть служанка, девочка на побегушках, и Хина говорит о ней, мол, ничего особенного, но в моих руках – золотая.

Глаза у Галии горели, она говорила возбужденно и не понижая голоса, и очень скоро ужинающие за соседним столом психолог, актер и доктор повернулись в нашу сторону, потом встали и подошли поближе. Им тоже было интересно.

По словам Галии выходило, что Володя Лагутин позаимствовал у Мамина-Сибиряка практически все, за исключением социального положения главного героя. Что ж, это понятно, обладатель миллионов Сергей Привалов никак не мог бы появиться в советской стране, а молодой специалист, отработавший по распределению и вернувшийся в родительский дом, – явление самое что ни есть обычное. Для своего будущего романа Владимир решил использовать не только типажи, но и детали.

– Разумеется, без самоуправства не обошлось, – со смехом рассказывала Галия. – У Мамина-Сибиряка тот, кто был другом семьи и вместе с отцом воспитывал Зосю, и тот, кто подарил девушке медвежонка и сделал потом ее своей любовницей, – это все-таки два разных персонажа. Оба значительно старше нее, оба по-мужски увлечены ею, но это совершенно разные люди. А Лагутин объединил их. Ну и, конечно же, медвежонка заменил на щенка крупной породы. Вообще все «вкусные» детали замечал и модифицировал, подгоняя под реалии советской жизни. Вот, кстати, яркий пример с той же Хиной: настоящая Хина обожала демонстрировать в обществе свое владение французским языком и насмерть рассорилась с приятельницей, которая посмела заметить ей, что ее французский весьма нехорош и лучше бы ей не позориться. Владимир поменял французский язык на пение салонных романсов, но при этом «начатую за вареньем улыбку» дословно украл из «Приваловских миллионов». Или взять сцену в доме Бахаревых после банкротства: Хина первой прибегает туда и начинает высматривать красивые вещи, которые можно теперь приобрести за бесценок. Весь пассаж про ворону, почуявшую запах падали, дословно взят оттуда. Я еще кое-какие заимствованные фразы нашла. Но в целом, повторяю, дело не в деталях, а в использовании чужих типажей, их характеристик и мотивов поведения. И сделано это было сознательно. Именно поэтому наброски и называются «Роман-перенос». Владимир хотел перенести описанную у Мамина-Сибиряка историю, происходящую в девятнадцатом веке, на современную почву, потому что увидел, что люди не меняются и коллизии остаются все теми же, несмотря на изменение социального строя. В общем-то понятно, откуда у него появились такие мысли. В театре в те годы стало модной тенденцией осовременивать классику, одевать актеров в современные костюмы, чтобы показать, что люди не меняются и конфликты не устаревают.

– О да! – подхватил Виссарион. – Любимовский «Гамлет» на Таганке – это была бомба! Многие критики не могли понять, как это так: принц Гамлет в джинсах! Зато другие критики и зрители захлебывались от восторга.

– Но в литературе, – продолжала Галия, – так никто не поступал. Никому не приходило в голову взять и переписать роман классика, адаптировав сюжет к реалиям сегодняшнего дня. Не думаю, что у Владимира были подобные амбиции и он собирался сказать новое слово в литературе. Полагаю, он просто хотел выговориться, излить на бумагу то, чем не мог ни с кем поделиться.

– Зачем же брать чужое произведение? – спросил я. – Придумал бы свое собственное и изливал душу сколько угодно.

Галия внимательно посмотрела на меня и кивнула.

– Вот именно в этом пункте, Дик, и кроется самое главное. Ваш родственник не умел придумывать. Моя первоначальная оценка оказалась ошибочной. У него была бедная фантазия, ему не хватало воображения. Он был умным и тонким молодым человеком, он хорошо умел адаптировать события прошлого к современной ему действительности, но придумать их, создать свой собственный мир он не мог. Не умел. Природой не дано. Я просмотрела по диагонали весь роман Мамина-Сибиряка, восстановила его в памяти. Все, что есть в набросках, нашлось и в романе, вплоть до загула с запоем и карточной игрой. Все нашлось, кроме одной детали. В романе Привалов до женитьбы на Зосе Ляховской поддерживает интимные отношения с замужней дамой, женой того самого персонажа, который дарит Зосе медвежонка и становится ее любовником. С ним Зося в конце концов и уезжает за границу. В набросках же мы никакой замужней дамы не видим, хотя почему было не перенести и этот момент? Ситуация абсолютно понятная и широко распространенная в нашей стране, здесь нет никакой специфики, связанной с социальным строем или экономическими условиями. Но вместо замужней дамы мы видим у Лагутина девушку Юлию, которая вместе со своей семьей эмигрирует, вероятнее всего, в Израиль, потому что других вариантов в те времена не существовало.

Он ничего не умел придумывать… Значит, Юлию и ее отъезд Володя тоже не придумал. И если он взял эту историю не из романа «Приваловские миллионы», значит, взял ее из собственной жизни.

Я вопросительно посмотрел на Галию: верно ли я понял ее мысль?

– Да, – кивнула она. – Кажется, мы нашли Аллу, которая так внезапно и необъяснимо исчезла из жизни Владимира. И еще мне кажется, что я поняла, почему ваш родственник решил перенести на современную почву именно этот роман, а не какой-то другой. У Мамина-Сибиряка есть семья Бахаревых: муж, жена, две дочери и сын. Когда старшая дочь, Наденька, просит у отца благословения на брак с инженером Лоскутовым, которого она безумно любит, отец устраивает скандал и выгоняет дочь из дома, лишив ее содержания. Жених, видите ли, не годится, а дочь уже позволила Лоскутову взять ее девичью честь. В то же время когда сын – пьяница, гуляка и бабник – совершает убийство и ждет суда, его из дома никто не выгоняет, более того, его поддерживают, помогают ему. Почему сыну прощают страшный грех, а дочь сурово наказывают за прегрешение куда менее значительное? Почему одному можно все, а другому нельзя ничего?

Она права. Мы ведь тоже изрядно поломали голову над вопросом, почему Зинаида и Николай Лагутины не позволили одному своему ребенку того, что позволили другому? Если этот вопрос беспокоил нас, то он не мог не беспокоить и Владимира. Вполне возможно, он знал правильный ответ, но от этого сама по себе ситуация не становилась менее болезненной.

* * *

– Все равно я не понимаю, почему Алла ни разу не упомянута в записях Зинаиды, – недоумевал я. – Этому нет объяснения! Сын дружит с хорошей девочкой из приличной семьи, так почему не написать об этом?

– Эх, Дик, – вздохнул Назар, – трудно тебе понять нашу жизнь. Тебе кажется, что если папа инженер, а мама врач, то этого достаточно для Лагутиных. На самом же деле Зинаида готова была породниться только с равными себе или с более сильными с точки зрения связей и возможностей. Никакие врачи и инженеры Лагутиным не годились, они для своих детей хотели семьи совсем другого уровня. Дочка руководителя управления в союзном министерстве – это да, это годится. Сын замминистра – тоже отлично, но лучше, конечно, чтоб министра. Внук члена Политбюро. А врач и инженер – это для Зины не вариант.