Читать книгу "Ловец Душ - Марина Ефиминюк"

– Господа, – звучно смеялась одна, сверкая прелестями, выпирающими из узкого корсета, – давайте танцевать. Музыку! – взвизгнула она и с писком завалилась на колени молодого полкового в расстегнутом мундире. Меня как молнией ударило, даже ложка выпала из ослабевших пальцев, плюхнулась в тарелку, брызнув жирными каплями на мой кафтан. Я его моментально узнала, ошибки не могло быть! Именно он мутузил меня подкованными сапогами, пока я корчилась на грязном полу конюшни рядом с бездыханным телом бейджанца Зипа.

Я моментально отвернулась, уставилась в плошку, внутренне пообещав себе, что даже не посмотрю в сторону халуя. Но глаза, словно заговоренные, из всех лиц выбирали именно его, тонкое, породистое, с алыми хмельными пятнами на высоких скулах и едва заметным зеленоватым облачком магического амулета над головой. В котомке, висевшей на гвозде, прибитом вместо вешалки, зашевелился Страх Божий, решивший во что бы то ни стало проверить обстановку. Я была вынуждена снять сумку и выпустить его. Молодое семейство одновременно охнуло, девица в толстом шерстяном платке, накинутом на плечи, прижалась к стене, с ужасом рассматривая ряд мелких клыков у зевающего на краю стола демона.

– Он не кусается, – натянуто улыбнулась я, пытаясь рукой захлопнуть пасть Страху, – он ручной.

«Ручной демон» зло и обиженно тявкнул и попытался схватить меня за палец. Потом повел носом, резко и точно выуживая когтистой лапкой из тарелки главы семейства поджаренную отбивную. Я исхитрилась вырвать ее и быстро плюхнула обратно. В тарелке что-то булькнуло, и через край плеснул густой томатный соус. Страх окончательно осерчал, тяпнул меня за мизинец, взмахнул крыльями, вспорхнув, как птичка, на толстые потолочные перекладины. Пришлось поспешно извиниться и удалиться в снятый на постой чуланчик, прикладывая к раненому пальцу тряпицу.

Не раздеваясь, я улеглась на узкую жесткую лавку, покрытую тюфяком, и постаралась не думать о молодом костоломе, пирующем внизу в обеденной зале, но его образ словно прирос к моим мыслям. Перед глазами хаотично мелькало его лицо: перекошенное от злости, разрумянившееся от вина; тонкие губы, сжатые в одну узкую линию. Я вскочила, тяжело дыша. Нет, положительно я сойду с ума, если буду продолжать о нем думать.

Внутри боролись противоречивые чувства: с одной стороны, я решила начать жизнь заново, а с другой… Я зажмурилась, скрестила пальцы и приняла волевое решение: сначала отомщу полковому франту, а потом начну жизнь сначала. Буря в душе моментально улеглась, я глянула в крохотное зеркальце на стене, глаза мои довольно блеснули в отсвете блеклого желтоватого пламени свечи.

Узнать, где квартирует военный полк, оказалось проще пареной репы. За еще один золотой мальчишка-половой выдал все как на духу. Оказывается, после переворота служивых прислали на границу Окии на случай, если Иван Седьмой, правитель объединенных королевств Серпуховичей и Тульяндии, решит напасть на Магическую Республику, воспользовавшись государственной смутой. Никто на Окию нападать не торопился, а военные уже четвертую неделю кутили и веселились с местными девками, транжирили государственные дотации вкупе с полковыми золотыми и ввергали в шок всю округу. Служилых расселили по деревням в крестьянские семьи, а полковым предоставили целый постоялый двор. Слуга плюнул на пол и растер тапкой, замечая, что «постоялый двор – дрянь, там, конечно, дешевле, но наша-то таверна получше будет. Вот они сюда и захаживают, правда, когда деньги появляются». Я довольно кивнула, план созрел сам собой.

– Ну-ка, парень, скажи, а есть ли в вашем замечательном городке лавка готового платья?

На следующее утро, кутаясь в душегрейку и прикрывая лицо от колючих снежинок, я направилась в центр городка, больше похожего на деревню из-за многочисленных крестьянских изб, чтобы прикупить на остатки золотых новое женское платье. Метель не прекращалась, казалось, что зима решила завалить нас снегом, проморозить до костей, сломать ледяными ветрами. Лошадка едва шагала по заметенной дороге, фыркала, низко опуская голову. Рядом с лавкой высились огромные, в человеческий рост, сугробы, – кто-то попытался, видно, еще поутру расчистить тропинку к двери.

Я вошла в тускло освещенное масляными лампами помещение, над головой приветливо звякнул колокольчик, заставив меня испуганно вздрогнуть от воспоминания о лавке Романа Менщикова. Вокруг стояли деревянные вешалки с красивыми пышными платьями, за огромным прилавком суетился портной, зажимавший в зубах булавки и что-то сосредоточенно отмерявший на расстеленном отрезе ткани.

– Милейший! – Я снова поморщилась – так всегда говорил Савков, когда хотел обратить на себя внимание. Эти воспоминания роились в голове, не давая покоя.

Мужчина поднял глаза, блеснул стеклышками круглых очков и промычал:

– Вы сто-то хосели?

– Да… – Я помялась, ей-богу, чувствуя внутри кощунство момента. – Я хотела бы платье купить. – Портной так удивленно посмотрел из-за своих очков, что я замялась. – Ну… такое платье. Обычное. Женское. И эти, как их? На ноги натягиваются, ну, эти… из шелка еще шьют…

– Сюльки? – подсказал он.

– Да, чулки, – благодарно выдохнула я.

– Какой размер у вашей дамы? – деловито поинтересовался портной, вытаскивая изо рта булавки и что-то прикалывая к ткани.

– Дама, собственно, перед вами. – Я расстегнула тулупчик, демонстрируя спрятанную под мужской одеждой женскую фигуру.

Аккуратно расчесанные густые брови взметнулись вверх, оценивая мои прелести. Судя по блестящим вытянутым губам и прищуренным глазам, прелести умельца вдохновили мало. Так сильно я смущалась впервые в жизни. Ну не приходилось мне покупать себе женских тряпок. Вот с портками все понятно: чтобы пояс сошелся и нигде не тянули, а юбки – та еще наука. Я стала багровой и сконфуженно откашлялась.

– И тебя оденем! – пообещал портной и стал кружить по лавке так, что только и мелькала его блестящая лысинка, обрамленная черными как смоль волосами.

Впервые я поняла, как чувствовал себя Давидыв, когда натягивал женское платье в погребе у своего приятеля. После того как мою грудь тисками стянул корсет, сделав ее неожиданно неприлично пышной, я точно знала, отчего он меня предал: адские муки от отвратительных женских нарядов, сковывающих все тело, не прощают. После того как тряпки упаковали в хрустящую коричневую бумагу, я молча ткнула пальцем на рыжий пыльный парик, увенчивающий вешалку, и распрощалась еще с одним золотым.

Я уже выходила из лавчонки, когда портной меня окликнул:

– К такому шикарному платью нужны башмаки.

– К такому дешевому платью, проданному мне, дуре, за удачную цену, подойдут сапоги, – буркнула я, окончательно расстроившись из-за денег, которые фактически выбросила на ветер, – на дворе зима, милейший.

Я так громко хлопнула дверью, что медный колокольчик, жалобно тренькнув, слетел с крючка и со звоном покатился по крашеным половым доскам.

Самое сложное оказалось впереди, когда вечером я попыталась натянуть на себя вновь купленную красоту. Я корчилась, обливалась потом, ударялась о стены крохотной каморки и тихо ругала портного.