Читать книгу "Одно слово стоит тысячи - Чжэньюнь Лю"

— А что если вы обманываете и за лук из Тайюаня выдаете другой?

Шаньдунец-толстяк тут же предложил:

— Так вы попробуйте.

Лао Бу тоже выказал подозрение:

— А где же ваши лошади?

Тут встрял уже худой:

— Они на постоялом дворе, их продавать нельзя. Без лошадей нам не вернуться.

Лао Лай подошел и стал ворошить лук. Сперва посмотрел на его толщину, потом вытянул пучок из-под самого низу, засунул в рот и стал жевать. Прожевав, он удовлетворительно кивнул Лао Бу:

— А лук-то точно из Тайюаня. — Тут же он спросил шаньдунцев: — Сколько тут у вас?

— Ни много ни мало шесть тысяч цзиней, — ответил толстяк.

Лао Бу подмигнул Лао Лаю и обратился к шаньдунцам:

— Не надо.

Лао Лай понял его мысль и потянул за собой У Моси. Они развернулись, собираясь уходить. Но толстяк не стал их уговаривать:

— Не надо так не надо. Давайте, тратьте еще два дня и две ночи, чтобы купить точно такой же лук. — Сказав это, он добавил: — Сегодня нам попадаются одни недоумки.

Услыхав такое, Лао Бу остановился:

— Тут дело не в недоумках, тут довод имеется.

— Какой еще довод? — спросил худой.

— Как говорит пословица, торг потеху любит. Коли хочешь продать свой лук, так цену должен назначать покупатель.

Худой воспротивился:

— Мы перли его из Тайюаня в Циньюань и набросили всего-то четыре процента за цзинь. И это мой брат считает нечестным?

— Если предложите исходную цену — возьмем.

— Вы же сами из Хэнани, так почему грабеж устраиваете, как местные лекари? — возмутился худой.

— Тогда разговор окончен, — сказал Лао Бу и снова потянул за собой Лао Лая и У Моси. Тут к нему подошел толстяк и предложил:

— Брат, тут вопрос жизни и смерти, ну выручи ты нас. Пусть вместо четырех процентов будет три.

— Один ли, — настаивал Лао Бу.

Немного поторговавшись, каждый из них уступил по одному проценту и в итоге они сошлись на цене три фэня восемь ли[78] за один цзинь. Совершив сделку, шаньдунцы отправились за лошадьми, после чего перевезли телегу на постоялый двор, где остановились Лао Бу, Лао Лай и У Моси. Выгрузив лук, они зажгли походный фонарь и стали его для порядка взвешивать. В результате вместо шести тысяч цзиней оказалось пять тысяч девятьсот двадцать. Худой шаньдунец только головой помотал:

— Еще и промашка в восемьдесят цзиней. Теперь и на людях появляться стыдно.

Когда шаньдунцы ушли, Лао Бу, Лао Лай и У Моси уже не прятали свою радость. Мало того что они сократили свой путь на четыре дня и четыре ночи, так им еще удалось купить настоящий лук из Тайюаня, и к тому же сухой. Прежде чем его продавать, они смочат его водой, чтобы он набрал вес, и тогда еще и навар получат. В этой сделке больше всех проявил себя Лао Бу, Лао Лай ему тоже помогал, поэтому Лао Баю досталось две тысячи двести цзиней, Лао Лаю — ровно две тысячи, ну а У Моси получил оставшиеся одну тысячу семьсот двадцать цзиней. И хотя он получил лука меньше всех, но возражать не стал. На следующее утро все трое радостные отправились на своих повозках назад в Яньцзинь. Вернулись они уже ночью на шестые сутки после своего отъезда. Добравшись до города и распрощавшись с Лао Бу и Лао Лаем, У Моси поехал в пампушечную на улице Сицзе. Боясь разбудить У Сянсян и Цяолин, он потихоньку открыл ворота и крадучись провел во двор запряженного в телегу осла. Он уже представлял, каким сюрпризом это станет для У Сянсян: не заезжая в Тайюань, взял и вернулся с телегой тайюаньского лука, впервые отправился на дело и вернулся победителем. В лунном свете двор, казалось, был покрыт инеем. Собираясь уже разгружать лук, У Моси вдруг заметил, что в комнате Цяолин горит свет. Почему, пока он в отъезде, она не перебралась к матери? Тут же У Моси предположил, что они, скорее всего, поссорились или же спят вместе, просто забыв погасить лампу. Тогда, прежде чем разгружать лук, У Моси решил посмотреть в окно Цяолин. Окно было затянуто бумагой, но, к счастью, в ней имелась дырочка. У Моси заглянул внутрь и увидел, что Цяолин спит одна: сбив одеяло в сторону, она раскинулась на кровати, выставив кверху голое пузико. Вдруг она что-то вскрикнула, перевернулась на другую сторону и снова уснула. У Моси понял, что мать и дочка повздорили. Покачав головой, он улыбнулся и пошел разгружать телегу. Тут ему показалось, что в комнате, где они спали с У Сянсян, кто-то разговаривает. Сначала он подумал, что это У Сянсян просто бормочет во сне, но прислушавшись, он уловил женский и мужской голоса. Пока он строил свои догадки, волосы на его голове встали дыбом. Оставив дела, он подошел к порогу комнаты и теперь уже убедился, что внутри кто-то разговаривал. Сначала он услышал голос У Сянсян:

— Уходи быстрее, пока Цяолин не проснулась. — Немного погодя она добавила: — Вот-вот петухи закричат, мне уже скоро вставать тесто разделывать.

Пока кто-то шуршал одеждой, У Сянсян продолжала:

— Только это в последний раз.

Тут заговорил мужчина:

— Он все равно вернется только через несколько дней.

— Если твоя жена узнает, нам тоже не поздоровится.

— Я послал ее к матери, она вернется только послезавтра.

— Завтра не приходи.

— Уже три-четыре года хожу и ничего.

В голове У Моси гулко застучала кровь. Но кровь застучала не от того, что он не знал, что кто-то уже не один год спал с его женой, а от того, что этот кто-то, судя по голосу, был не кто иной, как их сосед — серебряных дел мастер Лао Гао. То, что в любовниках У Сянсян оказался Лао Гао, У Моси удивило не сильно. Удивительно было то, что, судя по разговору, любовники спали друг с другом уже три-четыре года, а этого не заметил не только У Моси, но и бывший муж У Сянсян, Цзян Ху. Таким образом, оба мужа находились в полном неведении. У Моси наивно полагал, что У Сянсян взяла его замуж, чтобы у нее был мужчина, а оказалось, он был ей нужен лишь ради прикрытия. Он-то считал, что его послали в Шаньси за луком, чтобы заработать денег на открытие ресторана. Кто бы мог подумать, что за этим стояло желание спровадить его из дома ради другого! Обычно, когда У Сянсян на него злилась, это нередко заканчивалось побоями, при этом сам У Моси никогда не решался поднять на нее руку. Потом он и вовсе перестал ей перечить и старался, пусть в ущерб себе, но во всем ей потакать. Пока сам он оставался с ней честным, его постоянно обманывали, а это, как ни крути, обидно. А тут еще этот блудник Лао Гао, которого он считал хорошим другом. Бывало, если У Моси чего-то не понимал, то приходил к нему с просьбой растолковать. И тот деловито и не спеша убедительно ему все растолковывал. Теперь же стало ясно, что на словах он говорил одно, а в душе, потешаясь над У Моси, думал совершенно другое. Тут из комнаты снова послышался разговор: