Читать книгу "Моя жизнь с Чаплином. Интимные воспоминания - Лита Грей Чаплин"

Мой агент Луи Ирвин пригласил меня в свой офис через пару недель после фиаско с мюзиклом и предложил тур в Европу.

— Твоя карьера под угрозой, дорогая, — сказал он, дымя сигарой. — Но я заключил своего рода сделку с европейскими агентами. Ты сможешь играть в театрах British Gaumont Theatre Chain по Британским островам и в паре второсортных театров. Если ты согласна отправиться по этому маршруту, а честно говоря, только на таких условиях они согласны заказывать тебя, они гарантируют тебе звездный статус в афише выступлений «Кафе Депарее» в Лондоне.

Он покосился на меня в ожидании восторгов.

— Ты сдвинешься, наконец, с мертвой точки, и уверяю тебя, я тебе не мог бы предложить даже жалкое подобие их гонораров, а доверие «Кафе Депарее» все оценят по достоинству, когда ты вернешься домой. Уверен, это поможет твоей карьере.

Я вздохнула.

— Боже, как бы я хотела обнять тебя, Луи, но я совершенно не в том состоянии. Так нельзя начинать тур.

— В чем проблема?

— Во мне, — сказала я. — Что-то я утратила. Я ненавижу себя — то, во что превратилась. Я пью, словно какой-то маленький человечек с плеткой сидит у меня на плече и погоняет: «Пей, пей!» Я боюсь вернуться в Калифорнию и встретиться со своими детьми, потому что они такие чистые, а я чувствую себя такой грязной. Меня словно разобрали на части, ты меня понимаешь?

Давая мне прикурить, Луи видел, как дрожит моя рука.

— Это вне моей компетенции, милая. Тут нужен психиатр, или даже Анонимные Алкоголики. Я просто бизнесмен. Я довольно давно знаю, что ты в беде. Но я знаю и то, что на выступлении ты никогда не проколешься. С одной стороны, если ты не согласишься, и я буду давать тебе небольшие подработки то там, то здесь, нет никаких гарантий, что ты исправишься. А с другой стороны, если ты поедешь в Европу и покажешь им шороху, все будут тебе аплодировать, все будут тебя любить, может быть, маленький человечек с плеткой отправится куда-нибудь в другое место поискать счастья. Что ты теряешь? У тебя есть настоящий шанс выиграть.

Луи Ирвин, благослови его господь, не мог ошибаться более жестоко. Мне было что терять в Европе. И это случилось.

Глава 20

Вначале 1936 года мы с Глэдис поплыли в Англию. В конечном счете меня убедило предпринять это путешествие то, что Нью-Йорк начал угнетать меня. От постоянной выпивки меня невыносимо трясло, мутило и тошнотворно сосало под ложечкой. И лишь очередной глоток избавлял меня от этого состояния. Каким-то образом мне удалось убедить себя, что виной всему — городской шум, всегда неожиданные взрывы шума. Я не выносила постоянный грохот, доносящийся с улицы в окна моей комнаты, где я пила в надежде, что алкоголь заглушит звуки.

Сначала путешествие оказалось волшебным лечением. Атмосфера расслабления, покоя, соленый воздух помогли мне успокоиться, словно я лежала в мягком теплом коконе. Я пила, но только во время еды, и только шампанское. Я проводила время, уютно укутавшись в кресле на палубе, читая или болтая с Глэдис. Я ела все подряд. К счастью, мне удавалось спать без мучительных сновидений.

Каждый вечер в течение всего путешествия шел какой-нибудь новый фильм. Накануне нашего прибытия в Англию шел фильм Чарли Чаплина «Новые времена».

Когда капитан корабля, красавец типа Уильяма Пауэлла разыскал меня и пригласил быть его гостьей во время демонстрации фильма, я была в панике от перспективы оказаться в большой комнате, полной иностранцев, созерцающих Чарли и знающих, кто я. Я просто не знала, что ответить капитану. Я пошла в свою каюту и велела Глэдис сказать, что я больна и приношу свои извинения. Едва она ушла, я откопала бутылку скотча, которую спрятала среди белья, когда распаковывала чемоданы, и о которой особенно не вспоминала до этого момента. Я распечатала ее и остановилась, только прикончив и забывшись сном. Когда мы прибыли в Ливерпуль, Глэдис с трудом привела меня в чувство.

В Лондоне, в номере люкс отеля «Дорчестер» меня ожидали цветы, фрукты, сладости и шампанское. Несмотря на протесты Глэдис, я опорожнила не менее пяти бокалов шампанского, оделась и отправилась встретиться с Джеком Харрисом за коктейлем в «Кафе Депарее». Джек, сердечный и терпеливый человек, беззастенчиво льстил мне, как он счастлив, что я буду выступать у них. На подготовку выступления, включающего не только мой традиционный репертуар, но и песни, популярные в Англии, оставалась неделя. В целом я проявила сговорчивость, хотя твердо настаивала на двух пунктах. Я потребовала от Харриса уничтожить плакаты, изображающие позади моего имени и фото черные усики, шляпу-котелок, трость и огромные башмаки. Я также ответила решительным «нет» на предложение позировать для фотографий с Милдред Харрис, первой женой Чарли, выступавшей тогда в ночном клубе в захолустном районе.

Репетиции прошли достаточно хорошо, но за пределами клуба я чувствовала себя ужасно. Мои нервы были на пределе, и в какие-то моменты я почти отключалась. Я знала, что пью слишком много, а ем слишком мало, но не догадывалась, что за исключением моих обязательств, связанных с выступлениями в клубе, я утратила способность контролировать свое время.

Никому, даже Глэдис, я не могла признаться в том, что ужасные симптомы, которые начали проявляться в Штатах, теперь расцвели пышным цветом. Я настолько не ощущала вкуса пищи, что мне надо было видеть, что я ем. Я утратила чувство цвета и видела голубое — розовым, а черное — зеленым. Мое гипертрофированное восприятие звуков в Нью-Йорке стало еще больше беспокоить меня здесь, в Лондоне: неожиданный звук простой шпильки, брошенной на стеклянную полку, мог буквально заставить меня передернуться.

Но самым пугающим было то, что случилось с моим обонянием. Каждый естественный запах казался мне странным и зловещим. Я могла выпить недостаточно, или могла перебрать — результат был один: все запахи ассоциировались у меня с ядом. «Они» — кем бы «они» ни были — преследовали меня. Они добавляли что-то прямо в воздух, которым я дышала, чтобы отравить меня. Я старательно избегала признаваться в чем-то подобном Глэдис, так как пока еще здоровый уголок в моей психике знал, что страхи необоснованны, что это патология, что это кратковременные галлюцинации, которые исчезнут, что надо только сделать еще один маленький глоток — ну, два, — и все эти странности пройдут, и все опять встанет на свое место. Я по-прежнему не утруждалась подсчетами количества выпивки, которую вливала в себя, втайне опасаясь, что если сделаю это, то ужаснусь. Теперь уже дело было не в количестве. Мои привычки день ото дня могли варьировать, но результат был почти всегда один и тот же. В один день я могла опорожнить две бутылки виски или джина за шесть-восемь часов и впасть либо в бесчувствие, либо в состояние неконтролируемой паники, в то время как в другой день я могла добиться того же эффекта, выпив не больше двух порций.

К моему бесконечному удивлению я произвела огромное впечатление своим премьерным выступлением, хотя была очень натянутой и с трудом выдавливала из себя звуки. Кафе, оформленное в стиле салона шикарного пассажирского лайнера, было заполнено красиво одетыми женщинами в сопровождении кавалеров, облаченных в смокинги, роскошной публикой, готовой щедро заплатить, чтобы быть постоянными посетителями «Депарее» и за один сезон послушать Беатрис Лилли, Гертруду Лоуренс, Хелен Морган и — невероятно — Литу Грей Чаплин. Аплодисменты возродили меня к жизни. Отзывы были благожелательными, и в двух из них на следующий день утверждалось, что я могла бы быть звездой и без имени Чаплина, — то же самое писали и некоторые репортеры в Соединенных Штатах.