Читать книгу "Степан Разин - Андрей Сахаров"

Так же проверял князь и стрелецкие полки, наказывал «головам стрелецким стрельцов по тому ж велеть смотреть и ружья у них досматривать почасту ж, и чтоб они, стрельцы, к стрельбе и всякому ратному строю были навычны и к походу и к бою всегда были наготове».

Говорил Долгорукий помногу со своими людьми, учил, как воевать с ворами и как брать их. Главное, говорил Долгорукий, — это держать крепкие ночные сторожи и проезжие станицы и промышлять кругом войска денно и нощно, разведывать допряма, где идут или стоят бунтовщики, с ружьями они или без ружей, идут водой или сухим путем, и куда чают идти. Наказывал особо князь брать побольше «языков» и допрашивать их с великим пристрастием, «велеть пытать накрепко и огнем жечь, чтоб воровских их замыслов доведатца всякие правды».

Посылали войско Долгорукого под Алатырь и Арзамас, с тем чтобы заступить путь Разину к Москве. А если вздумает он идти к Тамбову и иным украинным городам, и на этот случай приготовлено было решение: надлежало князю выйти из городов и, «устроясь обозом, на тех воровских казаков итить бережно и осторожливо. А на стенах ставится в крепких местех, розъездя и розсмотря и укрепясь обозом накрепко, а перед собою подъезды и проезжие станицы посылать почасту».

Объявлялся Долгорукий главным полковым воеводой в войне с Разиным, а все остальные: и Юрий Борятинский, и Григорий Ромодановский, и Яков Хитрово, и Петр Урусов — должны были слушать его старшинство.

Отпускал великий государь со слезой князя Долгорукого, любил своего верного слугу. Помогал князь царю проводить посадскую реформу в 1649–1651 годах, водил царские полки во многие походы во время польской войны. В свои шестьдесят лет был князь хотя и грузен, но подвижен и решителен, а о его преданности государю и говорить не приходилось. Этот умрет, а воров выведет: при одном упоминании о Разине наливался кровью, багровел Долгорукий.

За два дня до ухода из Москвы принял царь Долгорукого и все его воинство в кремлевских палатах. Князь был у руки, а поодаль стояли шедшие с ним стольники, и стряпчие, и дворяне московские, и жильцы, и всяких чинов люди в ратном платье.

Ушли войска из Москвы, и повисло над столицей тяжелое ожидание. Никто ничего не знал толком, где Разин, какие города взял он, а какие еще держатся, что делают Урусов и Борятинский и что ждать к осени.

А тем временем медленно, но верно разворачивалась на всю Россию приказная и военная мощь. Работали не покладая рук чины в Разрядном и Стрелецком приказах, в приказе Казанского дворца и Посольском. Шли указы по городам, собирались новые ратные люди, выявлялись нетчики, отсылалось на юг оружие и боевой припас, укреплялась оборона южных городов.

В Тамбов были переведены от Григория Ромодановского из Белгородского полка козловцы — дворяне и дети боярские, а также копейщики, рейтары и солдаты — всего 1555 человек. В Нижнем Новгороде изготовили для отсылки ратных людей на низ сто больших морских стругов с якорями, со всей снастью и стружным припасом и сорок пять стругов речных, и пошли на тех стругах к Казани ратные люди полков Шепелева, Кравкова и иных полковников. Вскоре вслед за Долгоруким на подводах отпустили из Пушкарского приказа пушечного свинца и зелья 1700 пудов. А брал подводы Стрелецкий приказ с крестьян Московского уезда и у монастырей.

Стонали крестьяне, стонали и посадские. На посадах, которые были ведомы Земскому приказу, начали лютовать его приставы: объявлен был государев указ об обложении черных сотен денежными сборами, назначенными для жалованья ратным людям, которых послал государь против Разина. Собирали деньги, как и водится, с кнутом и правежом. С натугой и злобой великой платили черные люди деньги в казну.

Шел Долгорукий походом, а следом за ним тянулись к Алатырю и Арзамасу дворяне, дети боярские, даточные люди, но тянулись с неохотой. Зачем им, замосковных городов жильцам и рязанцам, воевать на Волге, пусть воюют симбиряне и помещики по Тамбовской черте. Укрывались от службы; медленно пополнялся полк Долгорукого, сыскивали дворян в их винах и нетях, отнимали у них для начала крестьян по два-три человека, а меньшей статьи служилым людям учиняли другое наказанье — били батогами у приказных изб.

Уже из Арзамаса писал Долгорукий в Москву, что в полк к нему люди из городов пришли немногие и «на вора и изменника и богоотступника» Стеньку Разина идти не с кем.

В отчаяние приходили сыщики, посланные за даточными людьми по уездам, кругом бунтовали черные люди, стояли по всем дорогам, и ни пройти ни проехать было нельзя.

Пытался в Арзамасе поднять здешних людей на сыск сыщик Аксентий Пискарев. Но сказали ему арзамасцы: «Не до сыску… нам, пришло до своих голов. А в Орзамаском уезде многие люди изменили, а в Олаторе… и в Саранске, и в Троецкой и в Красной Слободах все градцкие и уездные люди изменили, а в городах воевод и приказных людей казнили». Поволокся Пискарев из Арзамаса по другим городам со своими людьми для сыска. И укрывались от него стрельцы и даточные люди. Сообщал Долгорукий, что не идут к нему, боятся сгинуть в пути нижегородские и муромские дворяне, разбежалось врознь, дворянство Курмышского уезда.

Дивились и опасались в Москве, беспокойно было в приказах. Вести приходили одна другой хуже. Вот тебе и надежда государства Российского! Уж если князь Юрий не может совладать с ворами и сидит в Арзамасе осадой — значит, плохи дела.

Но шли дни, уходил сентябрь. Великими трудами прибирал к себе в полк людей князь Юрий. Пополнился даточными, стрельцами, рейтарами и полк Юрия Борятинского, подошел к нему, наконец, долгожданный и пропавший ранее где-то полк Чубарова. Подтянулись ратные люди Григория Ромодановского к Тамбову. К Арзамасу подвезли новые пушки и боевой припас. Начали наступление на взбунтовавшихся крестьян в Шацком уезде воеводы Иван Бутурлин и Алексей Еропкин с жилецкими сотнями, дворянами, рейтарами и солдатами. Григорию же Ромодановскому самому с Белгородским и Севским полками наказано было идти наспех к Острогожскому и Коротояку навстречу казакам,

В эти дни сентября и октября 1670 года шли указы воеводам не только жесточайше карать повстанцев, но и обещать им всяческую милость от великого государя, если отстанут они от воровства. Из Разрядного приказа были посланы памяти в Шацкий, Тамбовский и иные уезды, где множились бунты, и в тех памятях говорилось: «А буде воры изменники, послыша на себя приход… воевод з государевыми ратными людьми, к ним пришлют, или из них которые и сами придут и учнут великому государю бити челом и вины свои принесут… и тех людей побивать и разоренья им никакова чинить не велеть!»

И еще наказывал царь, чтобы те прощеные люди сами выдавали заводчиков воровского дела, а уж тех воров пытать и огнем жечь.

По всем по городам и селам ловили царские стрельцы и приказные люди, верные волостные старосты и сотские разинские прелестные письма, а взамен них читали на городских площадях, на сельских сходах, с амвонов церквей увещевательные грамоты великого государя, в которых наказывалось воровским прелестям не верить и подробно перечислялось все Стенькино злодейство и богоотступничество. С большим вымыслом и большой слезой живописали приказные преступления Разина; слушали норой православные и ужасались: как может еще носить земля такого злодея? Объяснял царь всю ложь и весь соблазн Стенькиных прелестей, рассказывал правду о царевиче Алексее и Никоне, перечислял все тяжкие измены Разина против государства и церкви, показывал его, насильника и разорителя, богомерзкие дела. Призывал царь: «И как к вам наша великого государя грамота придет, и вы б, наши государевы ратные и всякого чину жилецкие и уездные люди и наших государевых дворцовых сел старосты и целовальники и крестьяне, памятуя господа бога и святую соборную и апостольскую церковь и наше великого государя крестное целованье, а татаровя и мордва и черемиса, памятуя на чем нам, великому государю, но своей вере шертовали, — нам, великому государю служили и радели так же, как и наперед сего служили».