Читать книгу "Волнолом - Владимир Прягин"

– Но позвольте…

– Простите, Анна.

Чувствуя себя сволочью, Генрих применил руну «феху». Наклонился к библиотекарше и, глядя ей в глаза, произнес:

– Этот разговор вы забудете. Я к вам не приходил и ничего не брал.

Повернулся и вышел.

Особняк на аллее Доблести оказался весьма неплох – если и победнее, чем у хрониста, то ненамного. Вышколенный слуга проводил Генриха в кабинет на второй этаж и с поклоном ретировался.

Хозяин поднялся из-за стола. Он был стар, а точнее – дряхл. Домашний сюртук болтался на его иссохшем теле будто на вешалке, лицо казалось приклеенной пергаментной маской, но взгляд оставался ясным. Последнее обстоятельство Генриха несколько обнадежило.

– Герр Хирт, спасибо, что согласились принять.

– Ну что вы, коллега. Я рад и даже, признаться, заинтригован. В последнее время меня не часто балуют деловыми (как, впрочем, и дружескими) визитами.

– Я, с вашего позволения, хотел бы поговорить об одной из ваших работ. А конкретнее – вот об этой.

Генрих протянул рукопись старику. Тот, полистав ее, удивленно хмыкнул:

– Надо же. Я был уверен, что она безнадежно погребена в архивах.

– Так и было до сего дня. Но я попросил ее отыскать.

– Вот как? Любопытно. С какой же целью?

– Меня интересует глава, которая касается Роберта фон Вальдхорна. Кстати, а почему рукопись не опубликовали?

– Так уж сложилось, – хозяин дома вяло махнул рукой, – момент оказался неподходящим. В политическом смысле. Некоторые из тех, про кого я тут написал, не то чтобы попали в опалу, но, скажем так, перестали считаться образцами для подражания. Роберт, впрочем, в их число не входил. Что вы хотели о нем узнать?

– В главе идет речь о его поездке в провинцию. Барон тогда посетил деревеньку под названием Дюррфельд. Я надеялся, что вы вспомните какие-нибудь подробности в дополнение к тексту.

– Что ж, давайте посмотрим. Освежу в памяти содержание.

Коллега Хирт отыскал главу, просмотрел ее по диагонали и недоуменно нахмурился. Вчитался внимательнее. Потом отложил листы и поднял на Генриха взгляд:

– Знаете, очень странное ощущение. Написано явно моей рукой, но я ничего такого не помню. То интервью с бароном как будто стерлось из головы. Хотя, поверьте, в маразм я еще не впал.

Генрих вздохнул с сожалением – похоже, и тут пустышка.

– Не беспокойтесь, герр Хирт. Слово «маразм» тут совершенно не к месту.

– Да уж, надеюсь.

– Проблема в другом, она намного шире и глубже.

– Тогда введите меня в курс дела.

– Вряд ли это имеет смысл. Не хочу вас втягивать.

– Послушайте, герр фон Рау. Вы явно находитесь в затруднении. Не знаете, как правильно поступить. А я, как вы успели заметить, маюсь бездельем. Читать и писать долго не могу – устают глаза, болит голова. Это очень обидно – я остался без любимой работы и никому не нужен. Так давайте же поможем друг другу. Вы меня развлечете, а я, может быть, сумею вам что-нибудь подсказать. Вы ведь тоже ученый и знаете, как полезно взглянуть на проблему со стороны.

Генрих подумал – почему бы и нет? Свежий взгляд и правда не помешает.

– Ладно, герр Хирт, убедили. Слушайте.

В отличие от недавнего допроса в конторе, он не стал вдаваться в детали. Изложил кратко, в общих чертах.

Реакция собеседника его удивила. Тот, дослушав, кивнул спокойно и даже несколько отрешенно. Долго молчал, уставившись куда-то в пространство. Генрих уже начал прикидывать, не пора ли тихонько смыться. Но тут старик прервал свои размышления и сказал:

– Значит, кто-то все-таки смог.

– Смог что?

– Повлиять на время. Не смотрите на меня столь озадаченно, герр фон Рау. Да, я сразу поверил вам. В конце концов, я интервьюер со стажем, и вижу, когда мне врут. Что же до сути… Видите ли, я очень много об этом думал. Сугубо теоретически, разумеется, как историк. Что с нами стало бы, если бы в прошлом что-то пошло иначе? Вернуться назад, вмешаться в судьбу, попытаться ее исправить. Меня даже удивляло, что никто из вас, светописцев, до сих пор не пытался этого сделать.

– Все считали это фантастикой. Мастеров такого уровня просто не было.

– Да, знакомая ситуация. Проблема считается нерешаемой просто из-за того, что никто за нее не брался. Но однажды приходит некий смельчак, отвергающий рациональные аргументы…

– Смельчак – это полбеды. В нашем случае пришла психопатка. Она мыслит слишком непредсказуемо. Мне за ней не угнаться, я слишком прямолинеен. Меня от этих исторических парадоксов с души воротит.

– Давайте конкретнее. От каких именно парадоксов?

– Жертвы Сельмы, убитые в той реальности, почему-то умирают и в этой. Я вам их уже перечислил. Ваш давний знакомый – профессор Штрангль…

– Да-да, бедняга Рудольф. Искренне жаль его, забавный был старикан. Так самозабвенно со мной ругался… Впрочем, простите, я отвлекаюсь. Давайте рассмотрим ваш парадокс. Который на самом деле таковым не является.

– То есть как?..

– Попробую провести аналогию. Вот, взгляните.

Хозяин кивнул на стену, где висел гобелен: пейзаж в пастельных тонах с холмами и перелесками.

– Положим, мне пришла блажь – приколотить поверх этого гобелена другой, того же размера. Вот прямо так, без изысков, крепкими большими гвоздями. Сказано – сделано. Каждый гвоздь пробивает оба пейзажа и входит в стену. Правильно?

– Да. И что?

– Сельма тоже закрепляет новый мир поверх старого. Вместо гвоздей у нее – поток света. Этот поток проходит сквозь конкретных людей. Сквозь механика, хрониста, профессора… Причем в обоих мирах. Ведь вы же помните – гвоздь прибивает оба пейзажа, а не один. Жертвы погибают и там, и там.

– Так… – сказал Генрих. – Так, погодите. Значит, каждая жертва – дырка… Аналогии у вас, однако, герр Хирт… Два мира закреплены на одних и тех же гвоздях… Поэтому никак не расцепятся… Трутся друг о друга, отсюда и катаклизмы… Проклятье, но как же это исправить?

– Очевидно, выдернуть гвозди, – сказал старик.

– В теории – да. Но что это означает на практике?

– Тут уж вам лучше знать. Ведь это вы светописец.

Генрих только скривился. Сочувственно поглядев на него, хозяин дома с кряхтением вылез из кресла и прошаркал к стенному шкафчику. Достал оттуда массивную бутыль без этикетки и стопку.

– Вам не помешает, коллега. Мне самому нельзя, врачи запретили. Боятся, что помру раньше времени, – хихикнул старик. – Но бутылку я все равно держу. Стоит в шкафчике, греет душу.

– Спасибо.

Генрих махнул восхитительно жгучую жидкость одним глотком. Внутри потеплело, кружение навязчивых мыслей слегка замедлилось. Минут пять он сидел, размякнув, а старик листал свою рукопись. Белесая туча за окном разворачивалась, как циклопический дирижабль.