Читать книгу "Охота на императора - Рудольф Баландин"

«Роспуск Учредительного Собрания, – по ее словам, – был новым унижением заветной мечты многих поколений и наивного благоговения веривших в него масс. И наряду с этим я сознавала, что мы, революционеры старшего поколения – отцы наступивших событий». Позже она вновь боролась за права заключенных (уже во время и после Гражданской войны), писала и публиковала свои воспоминания.

Морозов Николай Александрович (1854–1946) поистине уникален. В нем сочетались качества, которые принято считать несовместимыми: страсть и мужество революционера, темперамент и талант литератора с рассудительностью, энциклопедическими знаниями и проницательностью ученого; он был одновременно террористом и гуманистом.

Впрочем, если рассудить здраво, ничего нет удивительного в таком парадоксальном соединении черт ума и характера. Ведь для научных открытий, вторжения в неведомое требуются мужество и темперамент революционера, а индивидуальный террор нередко осуществляют те, кто борется за жизнь и свободу сограждан, против поработителей и эксплуататоров, унижающих человеческое достоинство.

«Я родился… – писал он, – в имении моих предков Борке Мологского уезда Ярославской губернии. Отец мой был помещик, а мать – его крепостная крестьянка, которую он впервые увидал проездом через свое другое имение в… Новгородской губернии. Он был почти юноша, едва достигший совершеннолетия и лишь недавно окончивший кадетский корпус. Но, несмотря на свою молодость, он был уже вполне самостоятельным человеком, потому что его отец и мать были взорваны своим собственным капельдинером, подкатившим под их спальную комнату бочонок пороха по романтическим причинам».

Николай Морозов был внебрачным сыном этого богатого помещика Щепочкина. Мать его – Анна Морозова – была грамотной, любила читать. Дав ей вольную и женившись на ней, помещик не закрепил брак в церкви, поэтому их дети носили фамилию матери. Николай Морозов получил домашнее образование, был окружен любовью родных. Большое влияние на него оказали природа и рассказы заботливой «суеверной и первобытной» (его выражение) няни.

«Неодушевленных предметов не было совсем, – писал он, – каждое дерево, столб или камень обладали своей собственной жизнью». С этого, как у многих других, началось его поэтическое мировоззрение не просто естествоиспытателя, но и первооткрывателя тайн природы. А основы культуры мышления он приобрел, осваивая библиотеку отца, включавшую немало научных книг.

В интересной, поучительной и объемистой «Повести моей жизни» он вспоминал о своем счастливом детстве: «Большинство окружавших нас помещиков были просто гостеприимные люди, совершенно так, как описано у Гоголя, Тургенева, Гончарова… Многие выписывали журналы, мужчины развлекались больше всего охотой, а барыни читали романы и даже старались быть популярными, давали даром лекарства и т. д.».

Такой патриархальной идиллией запомнились ему времена… крепостного права! Вот до какой степени изолированно от народа жили тогда помещики. Спору нет, не все они были истязателями, самодурами и развратниками. И все-таки за их хорошими манерами и радушным гостеприимством порой скрывалась жестокость рабовладельца.

В рассказе Тургенева «Два помещика» один из главных героев прислушивался, как пороли его крепостных, и «с добрейшей улыбкой» присвистывал: «чюки-чюки-чюк! чюки-чюк! чюки-чюк!» Хотя крестьянам в крепостной зависимости жилось иногда спокойней, чем после освобождения – в экономическом рабстве.

Как справедливо отметил историк Б.П. Козьмин: «В крепостном праве самым страшным было то, что оно безжалостно уродовало личность и крестьян, и их владельцев. Во-первых, оно убивало чувство собственного достоинства и воспитывало психологию рабов; во-вторых, вселяло убеждение в полной естественности такого порядка, при котором один человек владеет другим, как вещью».

Поступив во 2-й класс Московской классической гимназии, Николай Морозов основал там «Тайное общество естествоиспытателей». Дело в том, что гимназистам не преподавали, в частности, эволюционную биологию, считая происхождение человека естественным путем совершенно неестественным, так как оно противоречит церковному учению. Этот запрет содействовал стремлению к свободе мысли и познанию у мыслящих отроков. С пятого класса Морозов тайком посещал некоторые лекции в университете, а по воскресеньям занимался в геологическом и зоологическом музеях. Тогда же он познакомился и с революционной литературой.

По его признанию, во всех книгах он искал не только одних лишь научных знаний, но более всего ответа на вопрос: «Стоит ли жить или не стоит?» Поиски смысла жизни привели его к мысли трудиться на благо общества, а не только ради удовлетворения собственных интеллектуальных потребностей.

«Когда зимой 1874 г. началось известное движение студенчества «в народ», – вспоминал он, – на меня более всего повлияла романтическая обстановка, полная таинственного, при которой все это совершалось». Он познакомился с членами кружка «чайковцев». Сильное впечатление произвели на него Кравчинский, Шишко и Клеменц. «Во мне началась страшная борьба между стремлением продолжать свою подготовку к будущей научной деятельности и стремлением идти с ними на жизнь и смерть и разделить их участь, которая представлялась мне трагической, так как я не верил в их победу, – писал Морозов. – После недели мучительных колебаний я почувствовал, наконец, что потеряю к себе всякое уважение и не буду достоин служить науке, если оставлю их погибать, и решил присоединиться к ним».

Под видом сына дворника он пошел со своими новыми товарищами по деревням. Однако о них кто-нибудь докладывал в полицию. Приходилось переезжать с места на место. В Москве он вместе с Кравчинским и Лопатиным попытались (безуспешно) отбить на улице у жандармов своего товарища Волховского. Морозов уехал в Швейцарию, возобновил научные занятия.

Через полгода к нему пришло письмо от Софьи Перовской, где сообщалось, что важные события в России требуют его участия. Он отправился на родину с фальшивым паспортом. Его задержали на границе. В тюрьме он просидел год, отказываясь давать показания. Взятый на поруки отцом, он вскоре вновь был арестован и стал одним из обвиняемых на «процессе 193-х». Его признали виновным, зачли проведенные в заключении три года и выпустили на свободу.

С группой товарищей он отправился в Саратовскую губернию вести революционную пропаганду, но не смог устроиться на работу. Вернувшись в Петербург, вместе с Перовской, Фроленко, Квятковским и Михайловым отправился в Харьков. Они попытались отбить у жандармов своего товарища Войнаральского, но акция не удалась. Безрезультатно закончилась и подготовка к освобождению Брешко-Брешковской, отправленной в Сибирь на каторгу.

В Петербурге он стал редактором подпольного журнала «Земля и воля». Поддержал желание Соловьева застрелить Александра II. Когда начались аресты землевольцев, Морозов некоторое время скрывался в Финляндии. После раскола «Земли и воли» он вошел в Исполнительный комитет «Народной воли» и вместе со Львом Тихомировым редактировал журнал этой организации. В последующих покушениях на царя он не участвовал. У него были разногласия с Тихомировым, который ему казался не вполне искренним и склонным к диктаторству. Но больше всего его удручало противоречие между стремлением к научным исследованиям и необходимостью вести революционную работу.