Читать книгу "Кондотьер - Макс Мах"

– По смыслу подойдет. А я, значит, замуж?

– Обязательно! – улыбнулся Людвиг. – Вы же хотите замуж, Ольга Федоровна? Помнится, даже Арсению Петровичу об этом говорили. Вот и идите за него. Совет да любовь! У вас так, кажется, говорят?

– Так, но…

– А зачем нам эти «но»? – Людвиг смотрел на Ольгу. На нее все смотрели. Но остальные молчали, а Людвиг говорил.

– Идите замуж, Ольга Федоровна, – став вдруг серьезным, сказал Людвиг, – и не сомневайтесь. Не надо!

– А заодно уж и в личные секретари к супругу попроситесь, не дома же вам сидеть! – добавил Генрих, снова вступая в разговор. – Звание у вас подходящее. Опять же опыт, допуск… Все при вас! Думаю, если правильно попросите, адмирал не откажет.

– Возможно, и не откажет, – согласилась Ольга, начинавшая приходить в себя. Она уже, верно, поняла, что за наказание подобного рода проштрафившиеся офицеры «благодетелю» по гроб жизни обязанными остаются. Влюбленные женщины, впрочем, тоже. – Наверное, даже сильно уговаривать не придется, – она выглядела задумчивой. – Но это идет вразрез с традицией, мне кажется.

– Вы станете исключением из правила.

– И докладывать моему будущему супругу и начальнику об этом разговоре, я так понимаю, не рекомендуется?

– Точно так, – пыхнул табачным дымом Генрих. – Вы все верно поняли, Ольга Федоровна. Так что, присмотрите за главой Адмиралтейства. Вас ведь не затруднит присмотреть?

– Присмотрю.

«Конечно, присмотришь! От таких обязательств никуда не денешься, даже если захочешь. Но ведь ты и не захочешь».

– И последнее, – сказал Генрих вслух, – но не менее важное. Айдар Расимович, Жандармский корпус, насколько мне известно, остался без командира. Как смотрите на возможность повышения?

– Положительно, – вежливо улыбнулся Бекмуратов. – Но это генерал-лейтенантская должность…

– Ну, так добавим мы вам звездочку, Айдар Расимович. Тем более, мы с вами теперь родственники. Я ведь не ошибаюсь, Маргарита, мы с твоим мужем родственники или все еще нет?

– Да… отец… Родственники, – ответила Маргарита, не смевшая поднять глаз.

«Отец», – повторил за ней мысленно Генрих, но облегчения не почувствовал.

– Ну, вот и славно! – подытожил он состоявшийся «обмен мнениями». – Полагаю, это все! Встретимся на коронации! – он коротко поклонился и, отвернувшись от «семьи», шагнул к Наталье.

– Наталья Викторовна, у нас минут двадцать свободного времени образовалось… Не составите мне компанию за чашкой чая?

* * *

Что любопытно, Наталья ни о чем его не спросила и от комментариев воздержалась. Села в кресло, приняла от служанки чашку чая – крепкого, словно чифирь, горячего и, разумеется, с одной крошечной ложечкой сахара – понюхала пар, зажмурилась от удовольствия, сделала осторожный глоток.

– Чудесно! Однажды, я неделю пряталась в подсобке магазина колониальных товаров… – Натали открыла глаза и мечтательно улыбнулась. – Я не могла выйти на улицу или в торговый зал, но в служебных помещениях большей частью была вольна делать все, что заблагорассудится. Я ела горький бельгийский шоколад, сушеные смоквы[65] и земляные орехи, пила цейлонский чай и ямайский ром и читала Станюковича[66] и Конрада[67]… Ох, Генрих, ты даже не представляешь, какие это были замечательные дни! Я была счастлива и полна томной неги. – Наталья улыбнулась и облизала губы, от чего Генриха едва не бросило в жар. – Мне казалось, романтика южных морей превращает холодный серый день в жаркую тропическую ночь. Если бы, по случаю, в подсобке я оказалась тогда не одна… Надеюсь, ты понимаешь, о чем я веду речь. Этому мужчине можно было бы только позавидовать!

– Глупости! – возразил Генрих. – Пусть завидуют мне!

Он был почти искренен, но только «почти». Слова Натальи странным образом задевали его за живое. Казалось бы, пустяк, незначительная подробность ее прошлой жизни. Но, гляди ты, как зацепило! Впрочем, Генрих все еще контролировал себя в достаточной мере, чтобы видеть, Наталья его подначивает. Завлекает, отвлекая внимание от чего-то, что хочет оставить за рамками их отношений.

«Что ж, у всякого своя игра, – подумал он с ноткой сожаления. – Но из этого не следует, что мы должны жить порознь…»

– Тебе и в правду хорошо со мной, – сказала она после паузы.

Смотрела на него, молчала, потом сказала. Не вопрос, констатация факта. И на этот раз, ради разнообразия, вероятно, без тени удивления. Не сомневаясь, не колеблясь, не теряя уверенности.

– Ты это знаешь, – кивнул Генрих. – Мне нечего добавить. Мне с тобой хорошо.

– А мне с тобой… – вздохнула она и снова поднесла к губам тонкий фарфор чашки. – Как странно! Тебе хорошо со мной, а мне с тобой, но ведь ты волк, Генрих. Хищник, охотник… И я такая же точно. Волк… волчица…

– Да, да, – усмехнулся Генрих. – Я помню, «Тамбовские волки», кто они?

– Зря смеешься, волки и есть. Разве ты не видел? Меня считали лучшей на курсе… «Марфа Змеюкина – самая опасная женщина в Тамбове», а ведь нас готовили бывшие офицеры спецназа пластунов.

– Как же, как же! – улыбнулся Генрих. – Треф и Глиссер, Никифоров и Киршенбаум, великие и ужасные!

– Ты их знаешь?

– Ну, в нашем мире все знают всех, – честно ответил Генрих. – Ты, может быть, не в курсе, Тата, но Треф и Глиссер – не революционеры, а наемники. И никакие они не «спецназ пластунов». Оба обучались в НОАК[68], но это дело прошлое, да и какая, в сущности, разница! Тебя-то они обучили на «ять», это и ежу понятно!

– Значит, опять «все было не так»? Тебе не страшно, Генрих?

– Страшно? С чего вдруг?

– Ты уверен, что то прошлое, которое ты помнишь, существует на самом деле?

– Отчего бы и нет? – пожал он плечами. – Да и какая разница? «Цветам былого нет забвенья…»[69] Ты помнишь революционеров Трефа и Глиссера, я – наемников Арона Киршенбаума и Родиона Никифорова. И оба мы правы. У тебя свое прошлое, у меня – свое. И вот, к слову, – Генрих достал из кармана брюк крошечную коробочку, обтянутую бордовой кожей. – У тебя же в левом ухе есть еще один прокол?

– Да, – она смотрела на коробочку с обычным женским любопытством, и Генрих был этому несказанно рад. Не все же волками друг на друга глядеть!