Читать книгу "Прогулка под луной - Алина Знаменская"

— Борис, ты что-то совсем заврался…

Маша возражала очень слабо. Денис не знал ее такой. Обычно она была задиристой, неуступчивой и уж за словом в карман не лезла. А тут будто язык проглотила. Она засомневалась? Ей нечего возразить? А может, так оно и обстоит, как рисует этот парень? Она откликнулась на чужую беду. Собственно, все их отношения сложились слишком неординарно. Скажем, так: в экстремальной ситуации. Его толкнуло к ней отчаяние, одиночество, когда убежала Алька. А девушка пожалела его. Потом они попали в этот переплет на дороге. Маша вцепилась в него как в единственного близкого человека, оказавшегося рядом. Вот и все дела. Но жизнь-то не сплошная экстремальная ситуация. Он уйдет в плавание, она останется одна. И все поймет. Да, наверное, уже поняла. И ей нечего возразить своему гостю. Он кругом прав. Она запуталась в своих чувствах.

Денис выбросил цветы в ведро с грязной водой. Подошел к окну. Он ничем не может ей помочь. А уж давить на нее не будет тем более. Ей нужно дать время. Пусть девочка сделает свой выбор сама. И лучше теперь, чем потом.

Денис смотрел, как за окном девчонки играют в резиночки.

Решение созрело очень быстро. Он только попытался справиться с подступившей внезапно горечью. Очень хотелось курить. Денис оглянулся в поисках бумаги, чтобы написать записку. Куда там! Маша убрала в комнате все, что так или иначе могло быть причислено к мусору. Он открыл дверь в коридор — прямо напротив тускло отсвечивало зеркало. Стекло отражало его худую высокую фигуру, вмиг погасшие глаза. Зверев невесело усмехнулся своему отражению:

— Вот так-то, брат.

Покрутил в руках Машину помаду и вывел на зеркале ярко-бордовые слова.

Маша смотрела на Бориса со все больше возрастающим изумлением. Оказывается, она его совсем-совсем не знала.

Его цинизм не вмещался ни в какие рамки. Где были прежде ее глаза? Она молча слушала его длинные монологи, решив дать ему выговориться. В конце концов, он наверняка шел к ней с заранее подготовленной речью. Как на конференцию. Пока все не скажет — не успокоится.

От пришедшей мысли Маша улыбнулась. Борис всегда был такой правильный, все продумывал заранее. И Маша рядом с ним вела себя как пай-девочка. Делала только то, что от нее ожидали. Один-единственный шаг в сторону — все рассыпалось, как домик из песка. А была ли она влюблена-то в него?

Она посмотрела на его тщательно уложенные волосы, на его белые чистые пальцы с аккуратно подстриженными ногтями. Ничто не отозвалось в глубине ее женского естества. Не было ни обиды, ни нежности. Все ушло.

— Уже поздно, Борис, тебе пора идти.

— Как это — идти? Ты ничего мне так и не сказала.

— А ты меня слушал? Ты вообще когда-нибудь слушал меня? По-моему, нет. В сегодняшней беседе у меня не было ни малейшего шанса тебе что-либо сказать.

Борис насупился. Достал серебряный портсигар, который на фоне изрезанной клеенки смотрелся несколько несуразно. Закурил.

— Мне очень жаль, Борис, но ты должен понять, что у нас все кончено. Впрочем, это неправда. Мне уже не жаль. Я рада, что мы вовремя показали друг другу свои лица. Я рада, что не отступила, не послушалась тебя и сделала то, что сделала. Я ни о чем не жалею.

— Но ты пожалеешь потом!

— Не знаю. Никто не знает.

— Ну-ну.

Борис поискал глазами пепельницу, взял ее с подоконника и с силой раздавил свой окурок рядом с окурком Дениса.

— А в постели тебе с ним… лучше, чем со мной? — мрачно поинтересовался он, поднимаясь из-за стола.

Маша стояла у раковины, наблюдая за изменениями в настроении бывшего жениха.

— У нас все хорошо, — ответила она лаконично.

— Да врешь ты все, — тихо возразил Борис и шагнул к Маше.

Только этого не хватало, подумала она, холодно глядя ему в глаза и не двигаясь.

— Неужели ты так же отзываешься на его поцелуи? — Он резко наклонился и поймал губами ее рот. Рука легла на ее шею, а вторая крепко обхватила спину.

Маша стояла как каменная, опустив руки, никак не реагируя на этот сердитый поцелуй. Сейчас он все поймет, извинится и уйдет. В конце концов, он же не дурак.

Ее холодность разозлила его, он задрал свободной рукой ее майку и стал шарить ладонью по голой спине, а другой рукой сжал шею так, что Маше стало больно.

Она с силой стукнула его кулаком в грудь, но он не отреагировал. Наконец он оторвал свой рот от ее губ и, тяжело дыша, уставился на нее, продолжая крепко держать руками.

— У тебя все? — поинтересовалась Маша. — Может быть, ты ослабишь хватку? Или ты решил сломать мне шею?

Борис медленно убрал руки. Прямо перед собой Маша видела его сузившиеся от злости зрачки, чувствовала его тяжелое дыхание.

Маша чуть повела плечом, намереваясь пройти мимо Бориса, как вдруг он резко размахнулся и ударил ее по лицу.

— Дрянь!

Пощечина рассыпалась в мозгу тысячей искр. Маша ничего не успела сообразить, но реакция была мгновенной — она тут же влепила ему ответную.

Теперь они стояли как два зверя перед схваткой — тяжело дыша, не сводя друг с друга глаз. Движение в прихожей привело Машу в чувство. Она услышала шарканье туфель и знакомое бормотание — приехала Софья Наумовна. Борис развернулся и, чуть не сбив с ног старушку, вылетел из квартиры прочь.

Глава 25

— Папа, твой корабль отсюда видно? Зверев принял из рук дочери бинокль.

— Да. Смотри, вот этот, с синей полосой.

Алька долго молчала, припав к биноклю, разглядывая очертания акватории, расцвеченные акварелью заходящего солнца.

Шейла сидела между отцом и дочерью, придвинув сплющенную морду вплотную к решетке балкона. Ее волновал горьковато-йодистый запах моря, незнакомый шум чужого города. Она поворачивала голову то к мужчине, то к девочке поочередно — силясь понять, что привело их сюда. Зачем, собственно, нужно было ехать столько времени в душной коробке на колесах, покидать такое прекрасное место, где можно носиться на просторе, сколько твоей собачьей душеньке угодно. Шейла тосковала — И смутное подозрение, что в своей тоске она не одинока, подталкивало ее время от времени класть тяжелую голову на колени хозяину. Тот с пониманием поглядывал в карие собачьи глаза и изредка опускал ей на лоб сухую ладонь.

Шейла улавливала запах сигаретного дыма, идущий от его пальцев, и со стоном вздыхала, роняя слюну ему на колено.

— И ты, папа, на своем корабле самый главный капитан?

— А ты как думала!

— Все-все тебя слушаются?

— Абсолютно. Если тебе интересно, завтра мы пойдем и все с тобой посмотрим.

— Ага!

То обстоятельство, что он должен оставить дочь на целый месяц, не давало ему покоя. Оставить было не с кем.