Читать книгу "У лорда неприятности - Кейти МакАлистер"

Эпилог

— Только ты одна в этом виновата, Плам!

— Тужьтесь, мадам.

— Ой! Нет! Как ты можешь мне такое говорить?

— Это только твоя вина! — воскликнул Гарри, хмурясь и глядя на нее сверху вниз. — Я снимаю с себя всю ответственность. Это ты настояла. Я говорил «нет», я не хотел рисковать твоим здоровьем, но ты настояла.

— И еще раз, мадам.

— Ха! Мне это нравится! Я никогда ни на чем не настаивала, и ты тоже несешь ответственность. Если у тебя такое сильное семя, что я сразу забеременела, едва оно пролилось, так это только твоя вина, а не моя!

— Может быть, на этот раз вы постараетесь немножко сильнее? — спросил ее джентльмен, маячивший у изножья кровати.

— Я стараюсь! — рявкнула на доктора Плам. Она не могла его разглядеть, потому что на огромном животе лежали простыни. Плам попыталась сесть, чтобы одарить доктора по-настоящему гневным взглядом, таким взбешенным, чтобы он запомнил его до конца жизни. Гарри, поддерживавший ее сзади, тотчас пришел на помощь и встал так, чтобы она могла опереться на него и смерить доктора яростным взглядом. — Это, знаете ли, не так уж и легко!

— Я знаю, леди Росс. А еще я знаю, что головка ребенка вот-вот покажется и, чтобы ему помочь, вы должны тужиться. А теперь, если вы собрались с силами, как раз начинается новая схватка. Вы меня очень обяжете, если будете тужиться как следует.

— Никто мне об этом не говорил, — выдохнула Плам и тут же громко закричала.

Гарри обнимал ее, бормотал ласковые слова любви и утешения, пока Плам пыталась удержаться и не разодрать в клочки кожу у него на руках. Вот сейчас ее вырвет от боли, или она потеряет сознание, или начнет пронзительно кричать и уже никогда не сможет остановиться, но тут боль стала такой сильной, что Плам поняла — вот теперь она просто умрет. Она тужилась, и тужилась, и тужилась, пока не осталось ничего, кроме багровой волны всепоглощающей боли.

— Превосходно, мадам. Теперь можете немного отдохнуть. — Доктор повернулся к своей помощнице и попросил кусок ткани.

Плам обмякла, упав на грудь Гарри. Все ее тело болело и буквально вопило от страданий.

— Никто не говорил мне про боль, — выдохнула она, — про настоящую боль. Ни Делия, ни старая Мэг ни разу мне не сказали, что это будет так ужасно. Они только и говорили, какая это радость — держать на руках своего ребенка, но почему никому из них даже в голову не пришло рассказать мне, что это так больно? Ни одна! Я с ними еще поговорю, в этом ты можешь…

Ее слова прервал писк ребенка. Она затрепетала, ее окатило волной радости, любви и гордости, такой мощной, что на глаза навернулись слезы. Гарри поцеловал Плам в висок, влажный от пота.

— Я люблю тебя, Плам. Я люблю тебя сильнее, чем мог представить…

Он тоже замолк на полуслове, потому что доктор протянул Плам небольшой сверток.

— Милорд, миледи, ваша дочь.

— Дочь, — произнесла Плам, и из глаз потекли слезы счастья. Она взяла младенца и откинула простынку, восхищаясь краснолицым, остроголовым, покрытым какой-то слизью, тощим младенцем, вопившим во все горло, высказывая свое мнение о мире, в который его только что вытолкнули. Уровень громкости протестующих воплей сулил надежду, что однажды эта девочка станет прекрасной оперной певицей. — Она красавица. Самый красивый ребенок на свете, правда?

— Правда. — Гарри снова поцеловал Плам в висок и потянулся погладить стиснутые кулачки младенца. — Самый красивый младенец на всем белом свете.

— Я тоже так думаю. Гарри, посмотри! У нее на ногах есть пальчики!

— Спорю, их десять штук. Посчитаем?

Восхищенные родители сосчитали пальчики на ногах, чувствуя головокружение от восторга.

— Пообещай мне кое-что, Гарри, — сказала Плам чуть позже, когда рядом положили запеленатого младенца. Гарри перегнулся через дочь и поцеловал жену.

— Все, что угодно, милая.

— Это про ребенка.

— Все, что захочешь, любовь моя. Пони, игрушки, лучшее образование, наряды — все для нее.

Глаза Плам светились любовью. Она укусила его за нижнюю губу, слегка втянула ее в рот, чтобы уменьшить жжение от укуса, и отпустила.

— Пообещай, что у нее никогда не будет детей. Это самое отвратительное испытание, через которое мне пришлось пройти! Ни одна женщина не должна проходить через такое. Ты даже представить себе не можешь, какую боль испытываешь при родах. Это не поддается описанию, просто не поддается. Это так ужасно, что хочется поджечь собственные волосы, лишь бы отвлечься от всепоглощающего, абсолютного кошмара. Я никогда, никогда этого не забуду, это будет преследовать меня до конца моих дней, меня будут терзать ночные кошмары и воспоминания о мучительном, нескончаемом ужасе. Да пусть меня лучше растопчет стадо слонов, чем я еще раз пройду через роды! Право же, слоны — ничто по сравнению с пронзающей, обжигающей, разрывающей, раздирающей, вынимающей душу болью во время родов…

— Как пожелаешь, милая.

Супруги некоторое время молчали, глядя на ребенка, которого они создали, и постепенно Плам почувствовала тяжесть слов, сказанных ею возлюбленному супругу.

— Гарри?

— Ммм?

Плам радостно улыбнулась ему:

— Вообще-то я вовсе не это имела в виду.

— Ага. Значит, если я когда-нибудь снова к тебе прикоснусь, ты не кастрируешь меня с помощью рыбного ножа? — И в его взгляде снова заплясали те дьявольские огоньки, которые Плам так сильно любила.

— Тупого рыбного ножа, но нет, не кастрирую.

— Это очень утешает.

Плам поменяла положение, измученное тело запротестовало, и ее жизнерадостная улыбка померкла.

Дверь распахнулась, в комнату ворвались пятеро детей и Том. Все они говорили разом, все были возбуждены и хотели увидеть новорожденную. Дети окружили младенца. Гарри поймал взгляд Плам, и сердце его переполнилось любовью и радостью.

— А как вы ее назовете? — полюбопытствовала Том, глядя на тетку и Гарри.

— Мы еще не решили, — ответила Плам.

— Я решил, — заявил Гарри и медленно улыбнулся, посмотрев на жену смеющимися глазами.

— Решил? Ты же говорил, что тебе все равно. И как будут звать нашу дочь? — спросила Плам, озадаченно наморщив лоб.

Гарри снова поцеловал ее, не в силах удержаться и не отведать сладости любимых губ. Его Плам, его восхитительная, чарующая, прекрасная Плам.

— Вивьен, — сказал он. — Мы назовем ее Вивьен.

Так они ее и назвали.