Читать книгу "Обитель теней - Филип Гуден"

Наперекор доводам разума, Браун пошел за Хэем по заросшей тропинке, огибавшей восточное крыло дома. Двое матросов не отставали от него, а следом тащился Стратт. В темноте он не видел, присоединились ли к процессии Кастелл с бабкой. Твилл снова пытался успокоить лошадь — без особого успеха, потому что обе руки у него были заняты оружием. Уолдак угрюмо скалился: неожиданное появление эконома привело его в угрюмое и опасное расположение духа. Добравшись до самой густой тени, Хэй открыл дверь, обнаружив покрытые слизью ступени лестницы. Браун замялся. Он не любил замкнутых помещений, и погреб представлялся ему неподходящим местом для собрания, каким бы тайным оно ни было. Беспокойство постепенно вытеснялось злостью. Будь он проклят, если полезет в подземелье в компании такого типа, как Томас Стратт. Обернувшись, он увидел собирающиеся к дверям фигуры в плащах с капюшонами. Как видно, подходили другие заговорщики.

— С меня хватит, — рявкнул он, давая прорваться своему страху и ярости и шагнул назад. — Доброй ночи, Хэй. Не обращайтесь ко мне больше.

Внезапно раздался резкий удар, и он, не ощутив боли, почувствовал, что падает. Земля бросилась ему в лицо, над головой смутно, невнятно загудели голоса. Он попытался открыть глаза, но увидел лишь темноту. Потом голоса стихли, и больше он ничего не сознавал.

II

Конец июня 1663

Томас Чалонер, тайный агент лорда-канцлера Англии, обрадовался, когда вдова капитана Брауна дала ему повод на несколько дней выбраться из Лондона. Погода стояла жаркая не по сезону, и солнце немилосердно палило залитые помоями городские улицы. Ручьи и речушки пересохли, на кораблях, причаленных вдоль берега Темзы, плавилась смола, и чердачная комнатушка Чалонера в Чансери превратилась в настоящую печь. Лорд-канцлер был занят важными государственными делами и едва поднял голову от груды бумаг, когда Чалонер попросил разрешения на несколько дней выехать за реку по личным делам. Он махнул пухлой ручкой в кружевном манжете и велел Чалонеру отправляться куда вздумается, только его не отвлекать.

Итак, Чалонер собрал сумку и оставил раскаленную столицу ради прохлады лугов на южном берегу. Вскоре ему предстояло убедиться, что в Бермондси ничуть не прохладнее, чем в городе, и что его обитатели точно так же заливают улицы вонючими помоями и заваливают отбросами. От кожевенных мастерских несло так, что глаза слезились, и к этой вони неприятно примешивался более земной аромат прокисшего на жаре пива от прибрежных пивоварен.

На ходу Чалонер вспоминал Ганну Браун. Они познакомились, когда Ганна сопровождала мужа в одном из плаваний, а Чалонер, направленный с очередным заданием за границу, был у него пассажиром. Корабль требовал от своего капитана уйму времени, а Ганна скучала и нередко искала общества Чалонера. Чтобы развеяться, он обучал ее играть на флажолете, хотя большого искусства она так и не достигла. Впрочем, Браун был в восторге от нового умения жены и чуть не каждую ночь просил ее поиграть для него. Тут проявилась иная, более привлекательная сторона его жестокой и упрямой натуры.

В письме Ганна Браун назначила ему встречу в «Ямайке» — большой грязноватой гостинице с залом для игры в кегли. Он толкнул дверь и остановился, дожидаясь, пока глаза после яркого солнца приспособятся к полумраку. Ставни были распахнуты в тщетной надежде на прохладный ветерок, однако в гостинице было темновато и мрачно. Пахло пролитым элем, дымком из трубок посетителей и потными, немытыми телами.

Чалонер сразу высмотрел Ганну. Она сидела у пустого очага, обмахиваясь листком с известиями, оставленным на столе для чтения. Листок предупреждал лояльных граждан об опасности нового парламентского восстания, но в гостинице «Ямайка» мятеж вряд ли кого-то беспокоил. Чалонер невольно отметил, что официальное правительственное издание здесь использовалось то как подставка под пивные кружки, то как клинышек под шаткими ножками столов и даже как тарелка для здоровенной свиньи, любезно избавлявшей хозяина от объедков. Ганна сидела, уставившись в холодную золу, с грустным, встревоженным видом. Это была привлекательная леди на четвертом десятке, с каштановыми волосами и светлыми голубыми глазами. На ее свободных юбках и лифе — черных в знак траура — виднелись следы починки и заплаты. Правда, наложенные аккуратно, но все же это было странно для жены успешного и преуспевающего флотского капитана. Чалонер удивился: как это она вышла в платье, которое пора бы подарить служанке? Или это чтобы не привлекать внимания? Если так, маскарад не удался. По ее манере держаться каждый скажет, что это дама из состоятельной семьи. Она заметила Чалонера, только когда тот встал прямо перед ней.

— Томас! — воскликнула она, прижимая руку к сердцу, чтобы показать, как оно забилось. — Я думала, работая в Англии, а не за границей, среди врагов, ты мог бы избавиться от привычки подкрадываться!

Умение оставаться незаметным Чалонер пестовал всю свою десятилетнюю службу тайного агента, но сегодня он не испытывал его на Ганне. Он открыто подошел к ее столику и застал врасплох только потому, что та была слишком занята своими мыслями. Он пожалел, но не удивился тому, что она все еще горюет по покойному мужу. Ганна была предана капитану, не смотря на множество его недостатков — агент считал Брауна сварливым, вспыльчивым и пристрастным и сильно недолюбливал.

— Судя по твоему письму, дело срочное, — сказал он, присаживаясь рядом с ней. — Чем могу служить?

— Ты был другом Джона, — тихо ответила она. — Он часто рассказывал мне, как переправлял тебя во вражеские страны и высаживал под покровом ночи.

— Вот как? — без удовольствия отозвался Чалонер.

Как бы ни были близки капитан и его супруга, он не должен был делиться с ней сведениями о заданиях правительства, — эти сведения и теперь могли быть опасны для Чалонера и других офицеров разведки, использовавших для выполнения заданий «Розовый Куст». Да и другом своим Чалонер Брауна не назвал бы, хотя общие приключения сделали их чем-то вроде коллег. Потому-то Чалонер и откликнулся на призыв Ганны. Шпионаж — опасное занятие, и между шпионами существовала молчаливая договоренность, что оставшиеся в живых позаботятся о семьях погибших.

— Джон однажды спас тебе жизнь, — продолжала Ганна. — Тебя послали выкрасть в Лиссабоне какой-то секретный документ, и он с риском для себя задержался у берега, дожидаясь твоего возвращения. В конце концов, чтобы уйти, ему пришлось отстреливаться из пушек.

Чалонер воздержался от замечания, что Брауну хорошо заплатили за риск.

— Нет надобности напоминать о его подвигах, чтобы заставить меня помочь, — укоризненно проговорил он. — Я и так помогу, если это в моих силах.

Ганна пристыженно взглянула на него.

— Прости, но я просто схожу с ума. Ты моя последняя надежда. Видишь ли, Джон был убит камнем. Кто-то швырнул в него камень, и он два дня пролежал без чувств, а потом умер, не приходя в сознание.

— Я слышал, — мягко сказал Чалонер. — Тебе, верно, тяжело пришлось.

Ганна бросила на него странный взгляд.