Читать книгу "Большие тайны Малого народа - Игорь Шафаревич"

Следует обратить внимание и на такую сторону этой ситуации. Всю кампанию проводили люди, имевшие большой опыт чисток, у которых образовался известный стандарт того, как это делается. Чтобы в данном случае все не пошло по этому стандартному пути: массовые аресты всех, входящих в преследуемую группу населения, бесправное положение лиц, хоть как-то с ними связанных, многочисленные суды, десятки и сотни тысяч расстрелянных, чтобы события не развернулись по этому знакомому трафарету, нужны были специальные, строгие и точные инструкции. Иначе сработала бы привычка, уже ставшая второй натурой. Таким образом, мне представляется несомненным, что вся эта акция была задумана как действие, необычное в предшествующей политике, по своему масштабу совершенно не соответствующее привычным образцам чисток, как нечто, принципиально от них отличное – и были приняты тщательные меры для того, чтобы она именно так реализовалась.

Как же оценить то, что произошло? По-видимому, мы сталкиваемся здесь с первым случаем каких-то трений между партией и еврейством, с первым случаем, когда интересы этих сил в чем-то не совпали. То, что раньше, на протяжении трех десятилетий, такая ситуация ни разу не возникла, показывает на удивительное их сродство. Они не совпадают, ни одну нельзя считать органом другой, но они так тесно связаны, что между ними ни разу не возникли хоть сколько-нибудь заметные трения. Наоборот, принимались тщательные меры для устранения возможных недоразумений: еврейская поддержка Советской власти на Западе, законы, ставящие антисемитов вне закона или поддержка широкой еврейской культурной и национальной деятельности в СССР. Когда в 30-е годы большое число евреев, пострадавших в рядах оппозиций, могло бы вызвать тревогу еврейства, Сталин и Молотов выступают с ожесточенными нападками на «антисемитов». Все это можно объяснить лишь тем, что в тот период каждая из двух сил воспринимала другую как для себя абсолютно необходимую, без тесного сотрудничества ни одна не могла надеяться достигнуть своих «целей» (понимая этот термин в том смысле, который мы указали в начале работы). И вот эта, казавшаяся нерасторжимой связь оказалась в 1948–1953 гг. заметно ослабленной. Смысл произошедшего тогда переворота в отношениях между партией и еврейством можно видеть в том, что они разделились, стали отныне выступать как две независимые силы. Независимые, но отнюдь не враждебные: происходившие у нас в эти годы события являются лишь прениями, неизбежными при размежевании двух столь мощных сил.

Примером того, как тесно коммунистическая власть продолжала быть связана с еврейством, может служить история передачи американских секретов производства атомного оружия Советскому Союзу. Наиболее драматические эпизоды этой истории относятся в эпохе Второй мировой войны, а корни идут еще глубже, но и после войны здесь происходили поразительные события. Их описывает, например, руководитель советской разведки в этой области генерал Судоплатов. Он пишет, что во время войны 90 % агентов, от которых была получена важная информация, были евреями. Ко времени войны относится и установление контакта советской разведки с научным руководителем американского атомного проекта Оппенгеймером (о роли, сыгранной в этом ЕАК, упоминалось выше). Более подробно Судоплатов сообщает:

«В использовании Оппенгеймера как источника важную роль играла жена Василия Зарубина, Елизавета… Она обладала классической семитической красотой, привлекавшей мужчин, и была одним из самых успешных агентов-вербовщиков… Она происходила из семьи революционеров, родственников Анны Паукер, основателя компартии Румынии».

Эта удивительная женщина была сначала женой Блюмкина, работавшего в том числе и на Троцкого. Она донесла на него, и он был расстрелян. Потом была заброшена в США и работала под руководством Хейфеца. Их влиянию автор приписывает, что Оппенгеймер пригласил работать в Лос-Аламос Фукса, эмигранта из Германии. Она же играла решающую роль в «использовании» Лео Сцилларда – еврея из Венгрии. После войны Берия распорядился прекратить получение информации от Оппенгеймера и Сцилларда и ориентировать их на борьбу против создания американской водородной бомбы. А Фукс переехал в 1946 г. в Англию и систематически передавал информацию советскому агенту вплоть до ареста Фукса в 1950 г. Об этом периоде я могу нечто почерпнуть из собственных воспоминаний. Помню, как гораздо позже, в 1970-е годы, ныне покойный Д. Сахаров рассказал мне, что переданные Фуксом сведения фактически содержали все американские атомные секреты, все, что можно передать письменно. Так, необходимые затраты, ископаемые, человеческий опыт передать на бумаге невозможно, а все остальное Фукс нам сообщил. Помню, что тогда мне это показалось слишком фантастическим, я подумал, что Сахаров преувеличивал. Но воспоминания Судоплатова рисуют приблизительно ту же картину. Он верит также, что полученные данные давали главное: уверенность, что накопленный американцами запас атомных бомб недостаточен, чтобы начать атомную войну раньше середины 1950-х годов. И те же воспоминания Судоплатова показывают, какую поистине незаменимую роль в получении информации играла еврейская помощь: от основных фигур атомного проекта – Оппенгеймера и Сцилларда – до «связных» типа Коэна или супругов Розенберг, да и советских офицеров разведки, работавших в США – Хейфеца, Натана Сильвермастера, жены Зарубина.

Нам осталось еще рассмотреть версию о готовящемся еврейском погроме и выселении евреев в Сибирь. Концепция «окончательного решения еврейского вопроса», якобы подготавливаемого, но не осуществленного Сталиным, заключается в следующем. Утверждается, что Сталин предполагал организовать показательный процесс «врачей-убийц». Там, в частности, должно было появиться новое (сравнительно с другими подобными процессами) действующее лицо – общественный обвинитель, эта роль предназначалась Эренбургу. Подсудимые, конечно, должны быть признаны виновными и приговорены к повешению на Красной площади. Но по дороге возмущенный народ казнит их сам и начинает еврейский погром. Защищая евреев от этого погрома, власти сажают их в поезд и отправляют в Сибирь. Там уже началось строительство бараков для ссыльных евреев.

Когда Сталин будто бы изложил этот план своим соратникам, он столкнулся с сопротивлением: Каганович выступил против и даже разорвал свое удостоверение члена Президиума ЦК. Сталин предложил голосовать – все оказались против него. В первый раз в жизни встретив оппозицию своих соратников, Сталин пришел в такое возбуждение, что с ним случился удар, от которого он так и не оправился. Стоит попытаться продумать этот рассказ, как становится очевидной его полная неправдоподобность. Сталин и любое другое окружение не могли бы в то время (если бы даже хотели) найти опору в партии для такой грандиозной акции. Вот как описывает, например, Авторханов еврейское влияние в Политбюро того времени («Загадка смерти Сталина»). Из 11 членов Политбюро:

Каганович – еврей;

Берия – еврей на 1/2 (его мать была еврейкой, но, что гораздо важнее, он опирался, как мы скоро увидим, на еврейскую поддержку);

Молотов, Андреев, Ворошилов имели жен-евреек;

у Маленкова муж дочери был еврей;

у Хрущева жена сына была еврейкой.

Террор в стране уже давно не имел такого масштаба (выселение сотен тысяч). Я уже говорил, что притеснения евреев имели тогда очень ограниченный характер, никак не соответствующий столь жестокой мере. Нереальным выглядит «мужественное» сопротивление соратников Сталина, особенно Кагановича, раньше спокойно выдавшего на смерть своего брата. Но главное, в подготовку такого грандиозного мероприятия должны были быть вовлечены десятки, вероятно, даже сотни тысяч людей. Должны были быть учтены все евреи (и должно было быть выработано «определение» еврея: по паспорту, по национальности одного или обоих родителей). Надо было проинструктировать отряды, производившие аресты, подготовить железнодорожные составы, даже изменить график железнодорожного движения: предстояло перебросить одновременно из одного конца страны в другой несколько миллионов людей. Где же свидетели этого? За прошедшее время эмигрировало несколько сот тысяч человек из самых разных слоев советского общества: должны бы среди них оказаться свидетели, и уж, конечно, они рассказали бы подробности. Эренбург уверял, что ему показывали письмо московской еврейской интеллигенции с просьбой о выселении евреев, и он будто бы отказался его подписать. Почему никто больше этого письма не видел? Таких вопросов возникают десятки.