Читать книгу "Драйвер заката - Евгений Прошкин"

Коновалов и Керенский продолжали разговаривать, стоя неподвижно, как манекены с восковыми масками вместо лиц. Сигалов различал голоса только по тональности и по тому, с какой стороны исходил затухающий звук. Виктор даже не был уверен, что они шевелят губами, хотя, возможно, он просто не мог этого рассмотреть, подходить к ним вплотную он не решался.

– Теперь ты согласен, что я был прав? – Это, кажется, опять Коновалов. – Поможет или нет – поглядим. Но у него светлая голова и низкая самооценка, несмотря на все его творческие понты.

– Игорь, я и тогда был не против. Но есть опасения. Риск-то огромен.

– Его легко контролировать.

– Поначалу всех легко. А потом как с Лавриком.

Без посторонних руководители обращались друг к другу на «ты», и Сигалов не видел в этом ничего удивительного. Но всё же его это почему-то задевало. Выходит, он оставался для них чужаком.

– Идея проверить, как Индекс реагирует на поправки, не такая уж нелепая.

– Пусть проверит, чего уж. Мне просто не хочется без толку торчать тут целый час, пока он там барахтается.

– А если не барахтается?

– Все барахтаются.

– Сигалов – не все. И если честно, меня тоже смущают вторжения в алгоритм. Индекс – целостная система. Поправки могут что-то в ней нарушить. Что-то такое, чего мы не замечаем или не понимаем.

– Насчет поправок – я давно уже думал упразднить один лишний персонаж.

– И как ты ему это объяснишь?

– Я перед ним не отчитываюсь, но исправная работа Индекса в его же интересах.

Виктор уже не понимал, о чем идет речь, и даже перестал следить за тем, кто и что говорит, когда фигура покрупней подняла руку. Сигалов отшатнулся: этого он от манекена никак не ожидал. На расстоянии двух шагов он уже ничего не слышал, слова сливались в монотонный гул. Когда Виктор снова приблизился, Коновалов заканчивал разговор по монолитной, как кирпич, трубке.

– Снятие поправки подтверждаю. Александр Александрович рядом, он в курсе. И вот еще что: сократите время Сигалову, делать ему там совершенно нечего, сам же спасибо скажет. Насколько сократить?.. Ну, например…

– Эй, не надо! – воскликнул Виктор. – Тут не совсем пустота, тут кое-что есть! И ни в каком молоке я не барах…

Куратор его не слышал. Сбросив вызов, он снова замер с коммуникатором в руке. Виктор помахал у него перед глазами ладонью, и Коновалов, не меняя выражения лица, поднял голову, как будто искал на потолке комара, в существовании которого не был уверен.

– Тебе давно установили клиент, почему ты им не пользуешься? – пробубнил Керенский.

– Я уж по старинке, голосом.

– А если придется давать команды иного рода?

– У нас все люди проверенные.

– Ты и про Шмелёва это говорил.

– Со Шмелёвым виноват, не спорю. Долго ты меня еще попрекать собираешься?

– Пока не активируешь персональное приложение в трубке.

– Небезопасно. И не люблю я эти игрушки. Трубку можно посеять.

– Палец не посеешь. Без авторизации никто в систему не войдет.

– Сколько их установлено?

– У меня, у тебя и у него. – Керенский поднял руку вверх, очевидно имея в виду некое большое начальство, очень большое.

– Вот и хорошо. У тебя и у него пусть будет, а я голосом покомандую.

– Ладно, пойду я. А тебе счастливо поскучать. Не оставляй его. Как закончит – сразу доклад.

Истукан пониже сдвинулся с места и размеренно, как робот, пошел в туман. Сигалов, не задумываясь, отправился за Керенским. Оставаться здесь не было никаких причин, уйти стоило еще раньше, но ребяческое желание подслушать разговоры начальства пересилило. Теперь он об этом жалел: страшных тайн выведать не удалось, а время было потрачено. К тому же куратор сократил продолжительность сессии, насколько – Сигалов не расслышал. В груди нарастало тянущее чувство, что он не успевает, хотя Виктор понятия не имел, куда можно успеть или опоздать в этом кромешном тумане.

Впрочем, уже не в кромешном. Ему показалось, что молоко вокруг становится если не прозрачней, то жиже – словно в него по капле добавляли воду. Отследить этот неуловимо медленный процесс было невозможно, однако если раньше Сигалов не видел даже вытянутую руку, то теперь белое марево расступалось значительно дальше.

Спина Керенского отчетливо маячила в паре метров от Виктора. Александр Александрович вдруг замедлился и сделал такое движение, будто открывал дверь. Дверей, как и стен, впереди не было, Сигалов по-прежнему находился в пугающе просторном подвале и до сих пор различал позади шкафообразный силуэт Коновалова, но с точки зрения Керенского, они вышли из палаты в коридор. Дальше был прямой отрезок, после которого Александр Александрович немотивированно повернул на девяносто градусов. Наверно, в этом месте воображаемый коридор изгибался, но поручиться Виктор не мог, он был здесь всего лишь второй раз. У него мелькнуло сомнение – откуда Индекс может знать, что сейчас происходит на этом уровне и о чем говорили Керенский с Коноваловым? Вопрос показался несложным, за ним сразу же забрезжила догадка, но ее задавило ощущение подступающей тошноты.

Сигалов надеялся, что это уже не повторится, но приступ надвигался с пугающей определенностью. То, что происходило с ним в лифте, а потом и в квартире Кирилла, вновь приближалось. Чем сильней рассеивался туман, тем меньше Виктор понимал в происходящем. Он чувствовал себя таким же манекеном, как и шагающий впереди Керенский, – пустой оболочкой, которая повинуется чужой воле. Не то чтобы кто-то ему приказывал – никаких голосов свыше Сигалов не слышал, – но он не мог избавиться от мысли, что его ведет какая-то внешняя сила. Он шел самостоятельно, ноги ему подчинялись, но вот куда он шел и зачем – Виктор не знал.

Прекратив преследовать Керенского, Сигалов вскоре потерял его из вида. Сквозь белесую пелену уже можно было различить обшарпанные подвальные стены, и вправду далекие, точно это был подземный аэродром.

Виктор дошел до угла – того самого, где останавливался лифт, и начал размеренно вышагивать по ступеням винтовой лестницы, потому что никакого лифта здесь не было и в помине. Сделав три полных оборота, он оказался наверху, еще не под открытым небом, но уже на площадке с окнами. Подниматься дальше не имело смысла, поскольку выходить на крышу он не планировал. Виктор вообще ничего не планировал, он двигался, следуя безотчетному чувству необходимости, как человек, мучимый жаждой, идет на звук ручья – даже если подозревает, что это слуховая галлюцинация.

Стекол в огромных окнах не было, и Сигалов, не тратя времени на поиски выхода, покинул здание через ближайший проем в стене. Строительный мусор превратил прилегающую территорию в мертвую степь: вероятно, торговый центр хотели реконструировать, но что-то помешало, и работы забросили.

От непроницаемого молока осталась лишь легкая дымка, вызывавшая желание протереть глаза, но ощущение подчиненности чужой воле не исчезло, хотя и слегка притупилось. Это почти не мешало – если не задаваться вопросами куда и зачем идешь.