Читать книгу "За горами – горы. История врача, который лечит весь мир - Трейси Киддер"

Установление диагноза, занимающее в Бостоне всего несколько часов, может длиться неделями, если проводить его между Бостоном и Канжи. Серена Кёниг, бригемский врач тридцати с небольшим лет, организовала операцию для Вильно, а также сбор средств на оплату его перелетов и госпитализации. Теперь она же нашла в Массачусетской больнице общего профиля онколога, который согласился поставить диагноз бесплатно. Разумеется, онкологу нужен был образец тканей Джона. А чтобы добыть такой образец, требовалась сложная хирургическая процедура, за которую Фармер по возможности предпочел бы не браться сам. Он обратился к работавшему в Мирбале гаитянскому хирургу, заслужившему его профессиональное доверие. Хирург согласился приехать в Канжи за несколько тысяч долларов – огромная сумма для Гаити. На Центральном плато шли дожди, и, чтобы съездить за врачом, надо было одолеть грязевые болота и разливы рек от Канжи до Мирбале. Дорога заняла двенадцать часов. Биопсия длилась до зари, а утром Фармер улетал в Бостон. Он увез с собой образцы крови и тканей Джона, а Серена отнесла их в Массачусетскую больницу в обычном пластиковом пакете. В “Занми Ласанте” не было оборудования для хранения образцов в замороженном виде, так что их поместили в формальдегид. А из-за этого установление диагноза заняло четыре дня вместо одного.

Новости оказались скверными. У Джона была носоглоточная карцинома, очень редкая разновидность рака, составляющая менее одного процента среди всех детских онкологических заболеваний. Однако при выявлении проблемы на ранней стадии в 60–70 процентах случаев ребенка можно было спасти.

Поначалу Фармер рассчитывал лечить Джона в Гаити – провести химиотерапию прямо в Канжи. Он поручил Серене добыть график лечения у знакомых в Массачусетской больнице. Но когда та уже собиралась покупать лекарства – цисплатин, метотрексат, лейковорин, – бостонский друг, онколог, остановил ее: “Серена, если вы хотите убить парнишку, есть менее болезненные способы”. Как выяснилось, всего несколько больниц в США имели оборудование и опыт, необходимые для грамотного лечения болезни Джона, поэтому Серена с Фармером решили попытаться перевезти мальчика в Бостон. Фармер был, естественно, страшно занят и по большей части следил за развитием событий дистанционно. Серена почти все делала сама. Госпитализация обошлась бы Джону примерно в 100 тысяч долларов. Серена три недели непрерывно умоляла и убалтывала администрацию Массачусетской больницы, пока там наконец не согласились принять мальчика бесплатно.

Прошел уже целый месяц с тех пор, как мать привезла Джона в Канжи. Серене еще предстояло оформить кучу документов и для больницы, и для американского консульства в Гаити, чтобы получить визу для ребенка. Она даже не знала, как зовут его родителей, и, чтобы не терять драгоценное время, сама выдумала им имена – Жан-Клод и Йоланда. Она представляла себе, как страшно будет Джону, никогда не покидавшему Центральное плато, лететь в Америку одному, без мамы. Креольского языка Серена не знала, зато знала американку гаитянского происхождения, ординатора в Бригеме и Массачусетской больнице, по имени Кароль Смарт. Кароль специализировалась на внутренних болезнях и педиатрии. В детстве она много времени проводила в Гаити, прекрасно владела креольским, а теперь охотно помогала ПВИЗ – как-то раз работала несколько недель в “Занми Ласанте”. Она согласилась поехать в Канжи вместе с Сереной и помочь переправить Джона в Бостон.

Серена позвонила Фармеру, он тогда был в отъезде. Она боялась, что за минувший месяц болезнь Джона сильно прогрессировала, и хотела узнать, при каких условиях его госпитализация в Массачусетскую больницу теряет смысл.

– Ни при каких, – ответил Фармер. – Это его единственный шанс.

– А что говорить, если меня спросят, зачем мы это делаем?

– Что мать привезла его к нам и мы изо всех сил стараемся ему помочь.

Впервые увидев Гаити, Серена пришла в ужас. Но “Занми Ласанте” произвела на нее глубокое впечатление. По ее словам, вся эта история с лечением Вильно в Бостоне перевернула ее жизнь. Оставаясь сотрудницей Бригема и Гарвардской медицинской школы, почти все свое свободное время она теперь посвящала работе на Пола и Джима.

Разумеется, пвизовцы не были все на одно лицо, но многие из них имели солидный академический статус, многие были религиозны, большинство составляли женщины, причем, как правило, “весьма презентабельной внешности”, по выражению Офелии. Серена и Кароль полностью соответствовали всем этим параметрам. Пока мы с ними мчались по аэропорту Логан, на нас то и дело оборачивались.

Серена везла с собой два чемодана, один набитый плюшевыми зверьками и игрушками для педиатрического отделения в Канжи. Кароль тащила гигантскую сумку в стиле “гаитянин возвращается из Америки”, полную лекарств, которые могли, по ее мнению, помочь Джону перенести дорогу. Кроме того, она несла пакетик с водой, в котором плавали два шубункина – золотые рыбки для нового садового прудика возле дома Фармера в Канжи. Он просил привезти парочку, если нетрудно.

Самого его в Гаити сейчас не было – ему пришлось отправиться в Европу на научную конференцию. Глава фонда Сороса попросил его принять участие, и он не смог отказаться. В данный момент он находился, представьте себе, в одном из замков Германии. Но его молодые коллеги из двух лучших в мире университетских клиник были, несомненно, превосходными врачами и, насколько я мог судить, предусмотрели все, что только можно. По горло занятая организационными вопросами, Серена не сомкнула глаз минувшей ночью. Теперь она вслух сверяла сделанное со списком задач и еще не закончила, когда мы сели в самолет.

Девушки планировали по прибытии в Порт-о-Пренс получить визу для Джона, затем отправиться на машине в Канжи и на следующий день забрать мальчика в Бостон – он должен был лететь первым классом вместе с Кароль. Фармер, всегда стремившийся сэкономить, чтобы потом больше потратить, прислал по электронной почте распоряжение не покупать билеты первого класса за деньги, а воспользоваться его богатым запасом миль, накопленных за счет постоянных перелетов.

Первая часть плана проходила гладко, в основном благодаря Ти Фифи. Эта дама была одним из старейших и ближайших друзей Фармера в Гаити, и на нее он смело полагался в решении любых задач. Фармер называл ее гаитянским крестным отцом. Ти Фифи была маленькая, тихая, все время улыбалась. Встретив нас в аэропорту, она сообщила, что ей удалось оформить гаитянский паспорт для Джона. Но сначала ей пришлось подделать свидетельство о рождении. Серена сказала:

– Если будете подделывать еще одно, можете назвать его маму Иоландой?

Все рассмеялись. Сам я почему-то не испытывал ни подобающей решимости, ни сопутствующего ей нервного напряжения. Меня тянуло погрузиться в отпускной настрой, словно нам предстояло всего лишь поучаствовать в безобидном высоконравственном приключении, не сулившем никаких отрицательных эмоций. Американское консульство выдало визу без промедления. Ближе к вечеру мы уже двигались на север, в сторону Канжи, в пикапе, принадлежавшем “Занми Ласанте”.

Около года назад я видел у подножия Морн-Кабри, где кончался асфальт, табличку, оповещавшую о грядущем ремонте Национального шоссе № 3. Теперь же ее покрывала ржавчина, облетающая с креплений, но все равно табличка была в лучшем состоянии, чем дорога. Несколько валунов, лежавших у подножия горы, кто-то передвинул с места на место, но ни метра дороги не выровняли и не заасфальтировали. Все экскаваторы и бульдозеры исчезли, только одна машина, забравшаяся примерно на треть пути вверх по склону, стояла там и потихоньку загнивала.