Читать книгу "Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914-1917). 1916 год. Сверхнапряжение - Олег Айрапетов"

На Дунае границу с Румынией охраняли, по словам Людендорфа, «старое и довольно слабое болгарское ополчение», которое имело на вооружении однозарядную винтовку Бердана, одна болгарская пехотная дивизия (приблизительный состав: 2 пехотные бригады – 16 батальонов по 1 тыс. человек, резервная пехотная бригада, 2 эскадрона, артиллерийский полк в составе 9 батарей (36 75-мм орудий производства Крезо), артиллерийский полк в составе 6 батарей (24 орудия от 75 до 87-мм производство Круппа), 2–3 горные батареи (8-12 орудий), 2–4 пулеметные роты, 2 инженерные роты, иногда гаубичная батарея, всего около 24 тыс. человек)54, сводный германский отряд под командованием полковника Боде55.

Учитывая низкую пропускную способность болгарских железных дорог, большинство из которых имело всего лишь одну колею (2–4 поезда ежедневно в период подготовки к наступлению группы Макензена в августе-сентябре 1916 г.56), слабость заслона на Дунае, напряженное состояние Салоникского фронта и сложность внутриполитической ситуации, Болгария представляла собой идеальную цель для комбинированного наступления Антанты при вступлении в войну Румынии. О сложности положения, в котором оказалась в это время Болгария, говорит тот факт, что ее правительство пошло на беспрецедентные меры по усилению своей армии – в нее начали призывать жителей оккупированных территорий. В сентябре 1916 г. призыв был распространен на мусульманское население болгарской Фракии, которое по условиям соглашения 1915 г. с Турцией освобождалось на 10 лет от призыва. Впрочем, призванных турок и албанцев собирали в отдельные учебные батальоны, где их обучали турецкие инструкторы и откуда новобранцы рассылались в турецкие войска (в Галицию на пополнение потрепанного в боях против Юго-Западного фронта корпуса, в Добруджу на границу с Румынией, на Кавказ), в австро-венгерскую армию (боснийские части)57. «Надо было ожидать, – писал Людендорф, – что она (Антанта. – А. О.) усилит свои атаки на западном фронте, в Италии, Македонии и Южнее Припяти, в то время как румыны, подкрепленные русскими, будут продвигаться в Семиградьи к открытому правому флангу нашего восточного фронта, или же из Добруджи в Болгарию. На одном из этих направлений нам готовился смертельный удар»58.

Такова была обстановка в конце лета 1916 г. в тылу салоникского фронта. Болгарское командование не ожидало для себя неприятных сюрпризов с этой стороны – его в гораздо большей степени беспокоила позиция Бухареста59. Тому было много причин, и они не исчерпывались только военными соображениями. Провозглашая целью войны объединение всех болгар и всех болгарских земель в одном государстве, София не могла не обратить внимания в сторону Добруджи. Она была частью этой программы. Для Радославова Берлинский конгресс был первым разделом исторической Болгарии, осуществленным в пользу Турции (Македония), Сербии (Ниш и Пирот) и Румынии (Добруджа). Вернуть последнюю с помощью России он надеялся еще при заключении русско-болгарского договора 1902 г.60

Проблему Добруджи, разумеется, нельзя сводить к гигантомании болгарского правительства. До 1878 г. эта территория рассматривалась и в Европе, и в России как часть Болгарии61, в Софии в 1916 г. предпочитали помнить не о том, что Россия освободила болгар от турецкого гнета, а о том, что в результате Сан-Стефанского и Берлинского конгресса Добруджа перешла к румынам. Эти воспоминания оживлялись и более близкими событиями, а именно Второй Балканской войной. Поведение Румынии тогда сделало ее одним из наиболее ненавидимых болгарским общественным мнением врагов. Россия, поддерживавшая врагов Болгарии, становилась все менее популярной. Посетивший в феврале 1916 г. Софию депутат рейхстага М. Эрцбергер отмечал, что идея германского союза была чрезвычайно популярной, а влияние русофилов в стране было ничтожно62. Более того, сокращалось и влияние славянофилов.

«С целью ослабления тяжелого впечатления, произведенного своею изменою, – заявлял 9 (22) февраля 1916 г. в Думе Сазонов, – сторонники принца Кобургского прибегают к позорному для всякой страны отречению от национального облика и, отказываясь от своей принадлежности к славянской семье, ищут установления родственных связей с турками и мадьярами. Россия, ценой своей крови освободившая болгарский народ от угнетавших его турок, с негодованием смотрит на братание болгар с их вековыми врагами. Трезвый болгарский народ не может долго поддаваться этому обману. Он поймет, лишь бы не чересчур поздно, что под видом осуществления своих идеалов его принудили служить чуждым ему германским интересам»63. Создается впечатление, что приход этого часа виделся болгарскому правительству страшным кошмаром.

Именно в это время для укрепления национального самосознания в Народное собрание Радославовым был внесен законопроект о переходе с юлианского календаря на григорианский. Уже 14 марта 1916 г. законопроект был принят и начал действовать с 1 апреля того же года64. Как отмечал сам премьер-министр, главной задачей этого нововведения было то, что болгары начнут, наконец, отмечать церковные праздники не вместе с русскими65. Жертвой Радославова чуть было не стал храм Святого Александра Невского в Софии. Церковь была построена перед самым началом Балканских войн, и на освящение ее ожидали приезда Николая II. Провокационная политика Фердинанда сделала визит русского императора невозможным, в результате радослависты планировали переосвятить ее во имя святых равноапостольских просветителей славянства Кирилла и Мефодия66. Но если пойти на этот шаг так и не решился даже Радославов, и явно не из-за собственных воспоминаний о роли России в Освободительной войне, то в случае с Румынией все было проще.

Отношение к ней, по мнению Эрцбергера, было однозначным: «Повсеместно прорывалась ненависть к румынам. Румыны были для болгарского народа ненавистнее греков и сербов, вместе взятых: храбрый болгарин видит в них трусов»67. 25 июня 1916 г. в Болгарию приехала делегация рейхстага, которую торжественно встретили в Нише представители Народного собрания. Болгарская пресса печатала восторженные описания встречи союзников в столице: «Sofia! Ja; das ist Sofia! Гости с искренним удивлением смотрели на новый балканский город, где была решена судьба Балкан… Над поездом кружились аэропланы и сбрасывали вниз флажки. Платформа была переполнена, станция празднично декорирована. Улицы забиты народом. Автомобили медленно продвигались вперед через многотысячные массы, которые приветствовали гостей»68.

В это время переговоры Антанты по Румынии явно затягивались. Почти на каждое предложение русского генерала следовало или контрпредложение, которое в свою очередь встречало сухой отзыв Алексеева, или молчание. Он опять предупреждал румын, что решение должно быть принято в этот момент, или в нем уже не будет необходимости, что речь не идет «о военной прогулке, как в 1913 г., которая дала бы право на увеличение территории»69. Однако ситуация не менялась: после решительного предложения генерала почти 1,5 месяца прошло в бесплодной, по сути дела, переписке. В середине июля Алексеев указывал на 7 августа как на крайний срок выступления румынской армии70. 2 августа румынская сторона перенесла эту дату на неделю, то есть на 14-е, но выдвинула следующие условия: Румыния выступает десятью днями позже союзного наступления из Салоник, двумя днями позже начала активных действий русского флота на Черном море, ежедневные поставки боеприпасов в страну должны равняться 300 тоннам71.