Читать книгу "Железные франки - Мария Шенбрунн-Амор"

Византия хотя бы могла заключать с тюрками союзы. Антиохия же в глазах сельджуков стала слишком слабой для мира.

В антиохийской гавани Святого Симеона дозорные уже неделями высматривали морские просторы. Скоро Благовещение, конец марта, однако Небеса не приветствовали несчастных мореплавателей: постоянно шли дожди, дули студеные ветра и штормило. Последние дни бесконечного ожидания казались Констанции тягостными, как последние зимние холода перед весенним теплом.

Всю осень и зиму плохие новости продолжали сыпаться, как из мешка дьявола. Купцы и паломники приносили тревожные вести о судьбе европейских войск: большая часть армии императора Священной Римской империи, напрасно доверившегося коварному Мануилу, была уничтожена в горах Малой Азии внезапным нападением тюрков, сам Конрад в пути заболел и вернулся в Константинополь. Армия Людовика VII, включавшая в себя весь цвет французского и аквитанского рыцарства, двинулась через негостеприимную Анатолию поздней осенью, когда там холодно и голодно, в свою очередь, подверглась атакам тюрков и понесла тягчайшие потери. В одной из стычек король спасся, лишь вскарабкавшись на скалу и по счастливой случайности оставшись не узнанным врагами. Руководство походом пришлось взять на себя тамплиерам.

При каждом подобном известии Раймонд мрачнел и уходил в себя. Крестоносцы шли на Восток по его призыву, ему на помощь, от судьбы похода зависела его судьба, а он был бессилен как оставленная дома женщина.

Наконец французское ополчение, существенно истаявшее за восемь месяцев блужданий по враждебной Малой Азии от неисчислимых тюркских нападений, голода, болезней, мора и столкновений с природными бедствиями, давно лишившееся обозов, провианта и вьючных животных, добрело до греческого порта Атталия. Те, у кого хватило денег купить на борту место, погрузились на корабли, нанятые доставить их в Антиохию, но даже это плавание осложнилось, и буря неделями носила несчастных по морю. Казалось, весь этот поход по какой-то неведомой причине неугоден Небесам!

Но за три года ожидания франки связали с армией крестоносцев столько страстных надежд, что продолжали уповать даже на прибытие жалких ее остатков, хотя бы нескольких сотен рыцарей, которые помогут наконец-то завоевать Алеппо и тем самым положить предел растущему могуществу Нуреддина. А затем совместными силами можно будет отбить Эдессу и укрепить рубежи Антиохии навеки. Закончится время потерь, будет развернуто вспять это постепенное, но неуклонное и мучительное оттеснение франков к кромке побережья.

Но наконец-то в цитадель примчались гонцы с сообщением, что горизонт застлали вожделенные паруса. Князь Антиохийский с патриархом Эмери Лиможским и всем клиром спешно отплыли вниз по Оронтесу в гавань, навстречу остаткам французского войска.

Служанка потуже затянула на округлившейся талии Констанции ее лучшее платье – с лифом, украшенным жемчугом, с модными рукавами до пола, притороченными к лифу золотыми тесемками, с переливающейся, шуршащей юбкой из пурпурной, расшитой золотом парчи, ниспадающей на пол широким кругом. Вся эта роскошь, разумеется, не предназначалась похваляться перед несчастными паломниками. Просто престиж Антиохии требовал встретить французских королей в достойном виде. Хотя, приходилось признаться, Констанции хотелось выглядеть привлекательно – про красоту французской королевы менестрели уже все уши протрубили: кобылица в колеснице фараоновой, нарцисс Саронский, лилия долин!

– Да тьфу она, эта королева хваленая! – ворчала Грануш. – Куда ей до нашей голубушки!

– Татик-джан, не надо сравнивать. Только несчастные женщины завидуют чужой красе.

– Тлен вся эта плотская краса, следует возблагодарить Господа за ее отсутствие! – согласилась дама Филомена так деликатно, как она одна отваживалась.

Мамушка, которая никому не спускала даже намека, задевающего ее пташку, тут же доброжелательно отозвалась:

– Мадам, это нам с вами, гробам повапленным, за свое уродство можно Господа с утра до ночи благодарить, а нашей красавице пока такой милости не явлено.

Таинственная, необыкновенная Алиенор волновала воображение всего двора. Она не просто хороша собой. По словам Изабо, даже в придирчивом Париже, прославившемся учеными богословами, школярами и сочинителями, королева блистала утонченностью и изысканностью, и все мужчины влюблялись в нее с первого взгляда. Услышав эти похвалы племяннице, Раймонд горделиво усмехнулся, однако Констанция пресекла порочащие родственницу слухи:

– Зачем говорить такое о замужней женщине?

Но чем тоскливее была собственная жизнь Изабо, лишенная не только ненадобных в Антиохии теологических прений, но и гораздо более потребных для счастья детей и любящего мужа, тем больше пустоголовую женщину манил выдуманный блеск чужой.

Что касается мамушки, она на солнце обнаружила бы пятна, лишь бы чужое светило не затмило ее родное солнышко:

– Говорят, избалованная и своенравная бесконечно! Уверяют, она не жалеет усилий, чтобы нравиться чужим мужчинам, а сам Людовик у нее под каблуком… Один трубадур ей такие песни насочинял, что король его от двора с позором прогнал! И сына у нее нет, так что – сегодня королева, а завтра… фью… – и мамушка выразительно взмахнула рукой, якобы выметая королеву за порог.

Нет, стыдно свойственнице слушать эту напраслину.

– Грануш-джан, как ты можешь такие глупости повторять?! Она племянница Раймонда, значит, и мне вроде сестры, нам следует защищать ее доброе имя! Ее Мария – ровесница моей Марии. Алиенор и старше-то меня всего лет на пять, у нее еще родятся сыновья.

Оглядела отражение своей располневшей фигуры и окончательно отогнала невольное, недостойное чувство превосходства. Одна лишь Грануш отказывалась представить, что в мире могут существовать женщины, затмевающие ее голубку, ее звездочку, ее куколку. На свете, да и в Антиохии много красивых девиц и дам, но княгиня ни одной из них не завидовала, потому что верный и любящий Раймонд на прочих женщин даже не заглядывался и пекся лишь о благе их княжества.

Разумеется, сомневаться в красоте французской королевы не приходилось – достаточно было взглянуть на самого Пуатье. Если племянница хоть немного походила на дядю, то ее не удалось бы перещеголять самым роскошным парчовым убором. Аквитанская порода непревзойденна. Но как бы ни выглядела Алиенор и какой бы необыкновенной ни оказалась, они меж собой не соревнуются. Все эти самолюбивые, гадкие опасения – только наущение Сатаны. Констанция вполне довольна собственной внешностью: лицо так и осталось круглым, но теперь это ее молодило – в двадцать два года мать двух детей все еще выглядела юной девушкой. Кожа осталась светлой и гладкой, глаза при виде супруга и детей сияли, улыбка обнажала ровные и белые зубы, на щеках цвели ямочки, а голову оттягивала спускающаяся на спину толстая, перевитая жемчугом коса. Что же до тонкой талии – та вернется в свое время.

И права дама Филомена – не внешность важна, а то, что княгиня – преданная жена, заботливая мать, милосердная и разумная властительница. Просто мадам Мазуар умудрялась даже неоспоримую истину столь обильно полить ядом, что она становилась неперевариваемой.