Читать книгу "Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая - Ричард МакГрегор"

Критика «Хайэр» и споры вокруг истинного лица собственников фирм типа «Леново», «Хуавэй» и «Пинань» в какой-то степени отвлекают внимание наблюдателей от более существенных трендов. К началу XXI века многие китайцы начали аккумулировать личное и весьма немалое богатство. Показательно, что некоторые из них стали открыто говорить на эту тему. Появление нового класса супербогачей — опасный вызов авторитету КПК. Уничтожив частный бизнес после обретения власти в 1949 г., партия оказалась перед необходимостью пойти навстречу предпринимателям.

В конце 1990-х гг. Руперт Хугверф, молодой бухгалтер, живущий в Шанхае и владеющий китайским языком, столкнулся с серьезной проблемой: несмотря на знание страны, он не мог объяснить феномен «нового Китая». «Любой читатель газет запросто предскажет рост ВВП. Любой турист заявляет, что облик страны меняется на глазах. И что из этого?» В итоге Хугверф решил прибегнуть к способу, который давно стал на Западе символом предпринимательской экономики. Речь идет о первом в истории Китая списке богачей.

Тема богатства и возникновения нового класса в коммунистическом Китае была настолько резонансной, что подобная публикация не сошла бы с рук ни одному местному изданию. Партия может резко отреагировать даже на самое безобидное упоминание о том, что в китайском обществе наблюдается социальное расслоение. В 2002 году я брал интервью у шанхайского вице-мэра Цзян Сысяня. Вице-мэр заметил вскользь, что в его городе стремительно развивается новый средний класс. На первый взгляд, вполне безобидная ремарка, к тому же взятая на вооружение городской администрацией, чтобы успокоить иностранных бизнесменов: дескать, Китай все больше и больше походит на Запад. Так вот, буквально на следующий день мне позвонили из муниципалитета и передали настоятельную просьбу вице-мэра не публиковать его высказывание насчет среднего класса.

Но если вице-мэр не мог позволить себе говорить о социальных классах и богатстве, то перед Хугверфом таких ограничений не стояло. Он начал с обзвона предпринимателей. Большинству из них еще не выпадал шанс рассказать свою биографию — вот почему они с готовностью брали трубку и беседовали с иностранцем, которого и в глаза-то не видели. Зато местным журналистам не приходилось рассчитывать на столь же обходительное отношение, поскольку все понимали: китайские СМИ — полностью в крепких руках государства. Многие предприниматели испугались, как бы идея Хугверфа не обернулась для них политической смертью, и попросили убрать свои имена из списка. Жэнь Чжэнфэй, скрытный глава «Хуавэй», вообще принялся слать угрожающие письма через своих адвокатов и пиар-консультантов. В 2002 году его примеру последовал и Мяо Шоулян, сколотивший состояние в сфере недвижимости и бытовых электроприборов. «Он всегда опасался задеть какого-нибудь местного партаппаратчика», — заметил Хугверф. Но, едва Мяо в 2003 г. приняли в состав официального совещательного органа КПК в Пекине, он тут же расслабился и согласился сотрудничать.

Список появился как раз вовремя: впервые с 1949 г. он отразил критическую массу частного богатства и параллельное развитие культа предпринимательства. Старая поговорка — дескать, китайских экономических чудес много, но ни одно не встречается в самом Китае — уже потеряла актуальность. Сейчас в коммунистическом Китае появились собственные, доморощенные магнаты, чье богатство, личная жизнь, привычки, бизнес-стратегии и инвестиционные планы внезапно стали достоянием общественности. Хотя местные СМИ и не могли инициировать этот проект, они немедленно перепечатали список под предлогом освещения зарубежной прессы. В глазах самих предпринимателей такие публикации были проверкой их политических связей и навыков выживания, и многие птицы самого высокого полета не выдержали испытания.

Выяснилось, что политические силки расставлены повсюду. Ян Бинь, номер третий в списке 2001 г., владелец голландского паспорта и магнат-риелтор-цветовод, совершил непоправимую ошибку, распространив бизнес на Северную Корею. Дипломатический истеблишмент воспринял это как посягательство на свою территорию, и Бинь был вскоре арестован за уклонение от уплаты налогов. Его однофамилец Ян Жун, который владел первым в истории Китая бизнесом, получившим регистрацию на Нью-Йоркской бирже в 1991 г., бежал в США в 2003 г., из-за угрозы ареста со стороны властей провинции Ляонин. Список вменяемых прегрешений был длинный, но они тоже имели политическую подоплеку. Во-первых, Ян рассорился со своими покровителями из числа ляонинских чиновников, когда вздумал вкладывать средства за пределами провинции; затем вступил в полемику с Центробанком по вопросу владения крупным пакетом акций его собственной компании. Как только споры с государством вышли на публику, с Яном было покончено.

Не далее как в 2008 г. верхняя строчка списка означала опасность. Хуан Гуанъюй, самый богатый человек Китая (6,3 миллиардов долларов) и глава национальной сети магазинов электробытовых товаров «Гомэ», был арестован в ноябре 2008 г. по обвинению в инсайдерских сделках с ценными бумагами. Услышав подобные новости, люди не задавались вопросом: «Что плохого он сделал?» Нет, они говорили: «Интересно, кого он обидел?» Впрочем, скандальные аресты богачей оставляют в тени более важные вещи. Предпринимателей лишают доступа к банковскому капиталу, выдавливают из наиболее прибыльных секторов экономики, зачастую вынуждают вступать в противоестественные союзы с государственными партнерами, а иногда и сажают. Несмотря на такие неприятности, частное богатство постепенно становится неотъемлемой частью китайского общественного ландшафта.

Для многих предпринимателей включение в этот список означало и ряд преимуществ. При правильных обстоятельствах, когда за компанией стояли местные власти-покровители, предприниматели получали более высокий социальный статус, а порой и более высокий кредитный рейтинг. В 2002 году я побывал на Шаганском металлургическом комбинате. Пресс-секретарь Шэнь Вэньжуна, главы компании, горько жаловался, что намеченный к публикации список поставит его босса в неудобное положение. Я же посоветовал ему не беспокоиться: дескать, по сравнению с 2001 г. Шэнь Вэньжун должен опуститься строчек на тридцать, а то и сорок. Благодаря такому падению, сказал я, пресса уделит Шэнь Вэньжуну гораздо меньше внимания, чем раньше. Настроение пресс-секретаря тут же изменилось. Он с возмущением воскликнул: «Как же так?! Ведь мы делаем деньги быстрее других!»

Чем богаче становятся предприниматели, тем чувствительнее их политические антенны. Умные дельцы сближаются с партией, а та, в свою очередь, зачастую идет им навстречу. Предприниматели вроде Ван Ши, чье прошлое омрачено участием в политическом противостоянии, всеми силами стараются загладить былые прегрешения. Ван, глава China Vanke, крупнейшего жилищного девелопера страны, эпатажностью напоминает Ричарда Брэнсона: в свободное время он пишет книжки о собственных восхождениях на Гималаи и о походах по Центральной Азии. В 1989 году Вану было тридцать восемь. Из-за неуемного характера он очутился в первых рядах своих работников, которые вместе с другими шэньчжэньскими демонстрантами выступали в поддержку пекинских протестов. В результате местные власти внесли Вана в черный список; ходят слухи, что он целый год провел за решеткой.

Через много лет после своего освобождения Ван заявил, что сожалеет о личном участии в беспорядках. В интервью журналу «Тайм» (1997 г.) и «Вашингтон пост» (1999 г.) он сказал, что сделал ошибку, возглавив протесты. «Ведь я был председателем правления, то есть символом, а не частным лицом. Протест мне следовало выразить заявлением об отставке», — вздыхал Ван. К 2008 г., когда «Нью-Йорк Таймс» опубликовала пространное интервью — ведь Ван стал одним из самых богатых людей страны, — он, судя по всему, напрочь утратил все воспоминания об этом деле. Через пресс-секретаря Ван упорно отрицал сам факт своего участия в демонстрациях.