Читать книгу "Сталин. Наваждение России - Леонид Млечин"

Сознаю, что это деляческий подход к практике, погоня за копейкой…»

Памятная сессия ВАСХНИЛ 31 июля — 7 августа 1948 года, на которой Трофим Лысенко делал доклад «О положении в биологической науке», не имела ничего общего с научной дискуссией. На сессии так прямо и говорилось:

— Мы не будем дискутировать с морганистами, мы будем продолжать их разоблачать как представителей вредного и идеологически чуждого, лженаучного по своей сущности направления.

Сообщая об итогах сессии, все газеты написали о «разгроме антинаучного течения» в биологии. По существу, это было уничтожение отечественной науки, что усугубило бедственное положение сельского хозяйства России.

На расширенном заседании президиума Академии наук СССР решили поддержать решения сессии ВАСХНИЛ и закрыть лаборатории, которые были объявлены очагами реакционного морганизма. Такое же решение приняла Академия медицинских наук. Министр высшего образования Сергей Васильевич Кафтанов подписал несколько приказов об увольнении из всех университетов страны крупных ученых и профессоров, не присоединившихся к Лысенко. Все это были известнейшие имена в биологии.

На этом Кафтанов не остановился. Он обязал университеты «в двухмесячный срок пересмотреть состав всех кафедр биологических факультетов, очистив их от людей, враждебно относящихся к мичуринской биологии, и укрепить эти кадры биологами-мичуринцами». Затем такая же чистка была проведена в сельскохозяйственных, медицинских, зоотехнических и зооветеринарных институтах. Были пересмотрены все учебные программы. Учебники и научные труды, написанные противниками Лысенко, запретили.

Сессия Академии сельскохозяйственных наук проходила в рамках общей борьбы с космополитизмом и иностранщиной, которую Сталин сделал своим идеологическим знаменем в послевоенные годы. По иронии судьбы организатором этой кампании был старший Жданов…

Андрея Александровича Жданова через несколько дней после убийства Кирова Сталин сделал первым секретарем в Ленинграде. Жданов в те годы очень нравился Сталину. После войны он перевел Андрея Александровича в Москву. Поручил ему председательствовать на заседаниях оргбюро и руководить работой секретариата ЦК. Это означало, что он стал вторым — после Сталина — человеком в партийной иерархии. Потеснил, стало быть, Маленкова и Берию. Стремительное возвышение Жданова не могло не вызвать ревности коллег — и не только Берии с Маленковым.

Хрущев вспоминал, как он познакомился со Ждановым в Нижнем Новгороде:

«Жданов был веселым человеком. Тогда он у нас выпил и еще до этого выпил. Вышел на подмостки и растянул двухрядную гармонь. Он неплохо играл на гармони и на рояле. Мне это понравилось. Каганович же о нем отзывался презрительно: “Гармонист”… Каганович часто ехидно говорил:

— Здесь и не требуется большого умения работать, надо иметь хорошо подвешенный язык, уметь хорошо рассказывать анекдоты, петь частушки, и можно жить на свете.

Признаться, когда я пригляделся к Жданову поближе, в рабочей обстановке, стал соглашаться с Кагановичем. Действительно, когда мы бывали у Сталина (в это время Сталин уже стал пить и спаивать других, Жданов же страдал такой слабостью), то, бывало, он бренчит на рояле и поет, а Сталин ему подпевает. Эти песенки можно было петь только у Сталина, потому что нигде в другом месте повторить их было нельзя. Их могли лишь крючники в кабаках петь, а больше никто…»

На ужинах, которые устраивал Сталин, он сажал рядом с собой Жданова и назначал его тамадой. Правда, всякий раз говорил ему, когда и за кого пить, а иногда и буквально диктовал текст тоста.

Хрущев и Каганович, потом и кровью пробившиеся наверх, невзлюбили Жданова, которому, как им казалось, слишком легко далось возвышение по партийной лестнице.

«У Жданова было некоторое ехидство с хитринкой, — писал Хрущев. — Он мог тонко подметить твой промах, подпустить иронию. С другой стороны, чисто внешне, на всех пленумах он сидел с карандашом и записывал. Люди могли подумать: как внимательно слушает Жданов все на пленуме, записывает все, чтобы ничего не пропустить. А записывал он чьи-то неудачные обороты речи, потом приходил к Сталину и повторял их».

Накормить людей власть была не в состоянии. Зато могла напугать и отбить желание жаловаться и говорить о трудностях. Послевоенное время запомнилось масштабными идеологическими акциями. Они начались с громких постановлений о литературе, музыке, кино. Самые знаменитые из них появились в голодном

1946 году — «О журналах “Звезда” и “Ленинград”» (от 14 августа) и о кинофильме «Большая жизнь» (от 4 сентября).

Главным автором этих разносных идеологических постановлений, которые во многом определили духовную атмосферу в стране после войны, был Жданов.

В результате замечательная поэтесса Анна Ахматова и талантливый прозаик Михаил Зощенко были исключены из Союза писателей, а вторая серия фильма «Большая жизнь» за «идейно-политическую порочность, фальшивое, искаженное изображение советских людей» была запрещена. Эти постановления перечеркивали надежды интеллигенции на то, что после войны прежние репрессии будут забыты и настанут более свободные и либеральные времена.

Жданов взял на работу в Агитпроп Дмитрия Трофимовича Шепилова. Объяснил, что в аппарате ЦК не хватает надежных людей, а ситуация в стране сложная:

— Миллионы побывали за границей. Они увидели кое-что такое, что заставило их задуматься. И они хотят иметь хорошие квартиры (увидели на Западе, что это такое), хорошо питаться, хорошо одеваться. Люди говорят: пропади она пропадом, всякая политика. Хотим просто хорошо жить, зарабатывать, свободно дышать, хорошо отдыхать. Но люди не понимают, что путь к этому лежит через правильную политику. Поэтому настроения аполитичности, безыдейности так опасны. Эти настроения еще опаснее, когда дополняются угодничеством перед Западом.

«Нужно было убирать тех солдат, тех вольнодумцев, которые своими глазами увидели, что побежденные живут не в пример лучше победителей, что там, при капитализме, жизнь идет гораздо здоровей и богаче, — считал писатель Виктор Астафьев. — Вот и стал товарищ Сталин губить тех, кто ему шкуру спасал».

В апреле 1946 года на совещании в ЦК по идеологическим вопросам Жданов сказал об указании вождя заняться «лечением недостатков на идеологическом фронте» и бороться против вредного тезиса о том, что «людям после войны надо дать отдохнуть».

Идеологическая атмосфера становилась все более тягостной. Закручивали даже те гайки, которые в военные годы вынужденно ослабили. 15 февраля 1947 года политбюро утвердило проект указа президиума Верховного Совета СССР «О воспрещении браков между гражданами СССР и иностранцами». Указ вызвал в мире возмущение. Элеонора Рузвельт, вдова президента Соединенных

Штатов Франклина Делано Рузвельта, подняла вопрос в комиссии ООН по правам человека, что было воспринято в Москве как злобная антисоветская акция.

В 1950 году по указанию ЦК Антифашистский комитет советской молодежи вообще запретил советским молодым людям переписываться с иностранной молодежью — даже из социалистических стран.