Читать книгу "Лучше не бывает - Наталья Рощина"

Пока писала – переживала, закончила – волнение не ушло. Оно просто видоизменилось. Полина впервые чувствовала себя автором, отпускающим в самостоятельное плавание свой первый роман. То, что она писала для Шахова, отошло на второй план. Полина словно забыла об этом. Сама не вспоминала и не собиралась ни с кем делиться тайной. Никогда и никто не узнает правды. Она не собирается отвечать на вопросы, оспаривать и вообще комментировать выпады в свой адрес и тем более в адрес Шахова.

Любопытство журналистов можно было понять: Полина наотрез отказывалась от интервью. Она – наследница немалого состояния. Она – женщина, заинтриговавшая всех беременностью и отказом назвать имя отца будущего ребенка. Полина считала, что ее личная жизнь не должна быть достоянием средств массовой информации. То, что Шахов сделал ее наследницей, автоматически обратило на нее внимание. Серая мышка, коей Полина себя считала, превратилась в обеспеченную женщину, жизнь которой теперь была интересна, а значит, могла быть темой репортажей, интервью, телевизионных программ. Только для Полины все изменилось не в связи со свалившимся на нее наследством, а в связи с беременностью. Плодотворный у нее выдался год: и роман, и малыш. Чего еще желать?

По подсчетам малыш должен родиться в первой декаде июня. Полина надеялась, что до наступления лета ей не придется изнывать от жары. Но природа распорядилась по-своему. Уже в апреле столбик термометра поднимался до двадцати восьми градусов. Небывалое потепление Полина встречала без особой радости. В ее положении жара действовала убийственно. Аппетита не было, а вот пить хотелось постоянно. На последних месяцах врач просил Полину контролировать потребление жидкости, так что все-таки пришлось ограничивать себя.

Маргарита Петровна принимала в судьбе дочери невиданное до сих пор участие. До того как матери стало известно о беременности Полины, несколько месяцев их общение сводилось к редким телефонным разговорам. Причиной тому стало решение Полины потратить практически все, что оставил ей Шахов, на благотворительность. Гадости, которые обе женщины наговорили друг другу, окончательно испортили отношение между ними. Новый год врозь, Рождество – порознь, Восьмое марта тоже проигнорировали. Но Полина решила, что из них двоих кому-то нужно быть умнее, и сделала первый шаг к примирению. В один из выходных она без предупреждения приехала к матери. Та открыла дверь, мгновенно придав своему лицу недовольно-раздраженное выражение, но взгляд скользнул по достаточно округлившейся талии Полины. Маргарита Петровна лишилась дара речи.

– Здравствуй, мам. Войти-то можно? – Мать молча посторонилась. Закрыла за Полиной дверь и разрыдалась. – Ты что, мам? Объясни, от радости или горя? Я перестала понимать, прости.

– Я рада, девочка моя, – Маргарита Петровна обняла дочь.

– Вот и хорошо, а то я уже испугалась.

– Тебе нельзя волноваться.

– Знаю, знаю.

– Ребенок-то… его? – всхлипнула Маргарита Петровна.

– Его. – Полина опустила глаза.

– Я догадывалась… Слишком затворническую жизнь ты вела в последнее время.

– Ты сейчас расскажешь! – улыбнулась Полина.

– Я рада, девочка! Я очень рада. Мне давно пора стать бабушкой. Слишком много свободного времени, а когда его много, столько глупых мыслей лезет в голову. С рождением малыша некогда будет думать о глупостях. Ты же позволишь мне помогать или наймешь кого-то со стороны?

Полина не собиралась никого нанимать. Она была удивлена тому, как коротко и ясно мать сформулировала свое одиночество, свое желание быть полезной. Они так долго держались друг от друга на расстоянии, что событие только такого масштаба могло их сплотить.

– Я буду счастлива, если ты поможешь мне, – коротко ответила Полина.

Ей стало стыдно, что она так долго ничего не говорила матери о своей беременности. Реакция Маргариты Петровны приятно удивила Полину. Наверное, так и должно быть. Им давно пора принять и простить друг другу ошибки многолетней давности. Впереди приятные заботы, совершенно новая жизнь, полная радости. Хотелось верить, что черная полоса для них закончилась. Полина была переполнена счастьем. Новая жизнь, зародившаяся в ней, помогла ей взглянуть на мир по-другому. Теперь каждый день был наполнен смыслом, даже Маргарита Петровна была согласна с этим:

– Теперь все будет иначе, Полюшка.

Конечно, все изменится. Только обе женщины вкладывали в эту фразу каждая свой смысл. Полина, прежде всего, думала о сыне, о том, как она счастлива, о тонкой ниточке, связывающей ее с Дмитрием. Маргарита Петровна надеялась, что в связи с новыми обстоятельствами дочь опомнится и не станет отказываться от состояния Дмитрия Павловича. Полина не спешила успокоить мать. В этом проявились остатки многолетних прохладных отношений. Тем более что Маргарита Петровна придавала материальной стороне вопроса огромное значение, а ее дочь – едва ли была рада этому наследству. Когда же Полина наконец произнесла вслух:

– Да, мам, все изменилось, – и рассказала матери о своих планах, Маргарита Петровна вздохнула с облегчением.

– Я знала, что разум победит, доченька.

– Если бы не малыш, ничего бы не изменилось. Его я не имею права лишить…

– Не оправдывайся. Ты поступаешь правильно. Никто не смеет осуждать тебя или уличать в корысти.

– Я бы с радостью отдала все, только бы Дима был рядом…

– Я знаю, милая, я знаю. Только ты не волнуйся, хорошо? Кстати, Кира в курсе?

– Да.

– Ей сказала раньше, чем мне?

– Прости.

– Прощаю, – улыбнулась Маргарита Петровна.

Она стала приезжать к дочери каждый день, а на последнем месяце ее беременности грозила переехать к Полине и быть с ней круглосуточно. Будущая бабушка очень ответственно отнеслась к наступающим переменам. Она словно пыталась компенсировать вниманием и заботой свое прошлое, в котором больше думала о себе. Всегда о себе.

Ей казалось, дочь никогда не поймет ее, а значит, не обязательно впускать ее в жизнь, в которую Маргариту Петровну вернули без ее на то согласия. Столько лет она жила сожалением о том, что выжила после своей неудачной попытки самоубийства. Обвинявшая всех и вся в неудачах, ошибках. Больше всех доставалось Полине. Ее вина заключалась в том, что она была дочерью своего отца, ненависть к которому долгие годы мешала Маргарите Петровне спокойно жить.

Может быть, они бы никогда так и не стали близки, но, когда мать увидела округлившийся живот дочери, она поняла, что дальше так нельзя. Она не простит себе, если это важное событие пройдет без ее участия. Сестра осудит, Полина замкнется окончательно. Одинокая старость – вот ее будущее. Жизнь пройдет мимо чередой пустых, похожих друг на друга дней. Маргариту Петровну удивляло, как она раньше могла не видеть очевидного? Почему еще осенью, когда дочери было так трудно, она, мать, не смогла протянуть ей руку помощи, не поняла, обидела, поспешила в очередной раз вычеркнуть себя из ее жизни?