Читать книгу "Однажды преступив закон… - Андрей Воронин"

Моторка уходила в сторону от Юрия по пологой дуге, плавно поворачивая влево и с каждым оборотом винта приближаясь к теплоходу. Юрий быстрее заработал руками и ногами, отфыркиваясь от поднятых моторкой волн и уже не заботясь о соблюдении тишины. Увеселение началось, и теперь от Юрия зависели исход операции и его собственная жизнь. Все остальное шло своим чередом по заранее намеченному графику независимо от того, укладывался одинокий пловец в этот график или нет.

На корабле вспыхнул мощный прожектор. Световое пятно стремительно мазнуло по рябой от дождя поверхности водохранилища недалеко от головы Юрия, резко прыгнуло вправо, следуя за гудением мотора, и вырвало из темноты дюралевую лодку, которая резво бежала по воде, задрав нос и оставляя за собой пенные усы, в свете прожектора отдававшие таинственным фосфорическим блеском. Рустам, в своем мокром брезентовом дождевике с надвинутым на лицо треугольным капюшоном похожий на терпящего бедствие морехода, заслонился от света рукой и погрозил в сторону теплохода кулаком. Обычное дело: человек выехал расставить сети, а какие-то придурки от нечего делать слепят ему глаза…

Моторка все круче забирала влево, огибая корабль по кругу, и прожектор, как привязанный, следовал за ней. Юрий остервенело греб к теплоходу, огни которого мерцали совсем рядом, и считал секунды. Еще немного.., еще… Ну вот, успел.

Его окоченевшая рука коснулась ледяного скользкого железа, нашла какой-то выступ и вцепилась в него мертвой хваткой. Вокруг негромко плескалась черная вода. Юрий не очень любил воду, особенно глубокую: ему с детства казалось, что в темной глубине просто обязан жить кто-то пострашнее окуней и щук. Например, гигантские сомы-людоеды, вроде тех, которые водились в омутах под Днепровской плотиной и, если верить газетам, охотно жрали не только гусей и уток, но и потерявших бдительность рыбаков и водолазов. Такие твари опасны даже днем, но ночью…

Юрий выплюнул отдающую тиной воду и стал продвигаться поближе к якорной цепи, перебирая руками вдоль борта. Между делом он подумал, что воображение страшнее любого сома и даже акулы: оно никогда не бывает сытым, и спасения от него нет.

Гудение лодочного мотора удалилось и стихло.

Прожектор, еще немного пошарив по поверхности водохранилища, мигнул и погас. С берега доносилась музыка, слышались пьяные вопли. Статисты старались на совесть, и Юрий даже усомнился в том, что это люди Умара – уж очень натурально все выглядело. Пьяному море по колено, не говоря уже о такой мелочи, как холод и дождь… “А я становлюсь мнительным, – подумал он, цепляясь за якорную цепь. – Как девяностолетняя старуха”.

– Тысяча сто девяносто восемь, – прошептал он, – тысяча сто девяносто девять.., тысяча двести. Ну же!..

Оговоренные двадцать минут истекли. Музыка на берегу вдруг оборвалась, и вместо нее в четыре ствола загрохотали автоматы. Вспышек выстрелов Юрий не видел, поскольку заранее решил, что будет подниматься на судно с противоположного борта, дабы не поймать шальную пулю. Свинец весело заплясал вокруг, вспенивая воду и выбивая веселую дробь из железных бортов. Юрий представил, как пули высекают из стальных переборок фонтаны белых искр, и пожалел, что не может насладиться этим феерическим зрелищем.

Где-то зазвенело выбитое пулей стекло, по всему кораблю затопали бегущие ноги – народ спешил принять участие в увеселении. Наконец кто-то дал команду, и с корабля открыли ответный огонь. Наверху, на мостике, яростно плюясь огнем, зарычали пулеметы, “Калашниковы” застучали, как отбойные молотки по чугунной болванке, и шепеляво залопотал чей-то “узи”, заставив Юрия улыбнуться: на таком расстоянии это грозное оружие ближнего боя было для засевших на берегу чеченцев не опаснее новогодней хлопушки или игрушечного пистолета.

Он наконец добрался до верхнего края борта и перевалился на палубу. Представшее его глазам зрелище было еще более феерическим, чем он предполагал: чеченцы стреляли трассирующими пулями, и черное ночное небо было разлиновано перекрещивающимися пунктирами траекторий. Патронов с обеих сторон не жалели, словно всем присутствующим было объявлено, что через час ожидается наступление конца света, и они стремились настреляться вдоволь. Вдруг один из бритоголовых стрелков покачнулся, выпустил приклад пулемета и свалился, скрывшись за ограждением верхней палубы. Юрий мог поклясться, что ни одна из четырех светящихся трасс не прошла хотя бы в метре от пулеметчика. Это могло означать только одно: у Рустама имелась снайперская винтовка, и он отлично с ней управлялся.

Для продвижения к своей цели он выбрал левый борт, совершенно пустой и защищенный от пуль всей громадой палубной настройки. Трап тоже не охранялся, поскольку все, кто мог носить оружие, сейчас увлеченно палили в темноту с правого борта, ориентируясь по светящимся пунктирам автоматных очередей. Юрий ненадолго остановился у трапа, пытаясь сообразить, где искать Понтиака, и тут, словно по заказу, наверху осветился один из иллюминаторов. Филатов стремительно взбежал по трапу и заглянул в иллюминатор.

Он увидел роскошно обставленную каюту, распахнутый бар, зеркальное нутро которого было битком набито бутылками, угол развороченной постели, сидевшую на краешке кровати абсолютно голую девку, у которой были тщательно выбриты не только лобок и подмышки, но даже и череп, и стоявшего спиной к иллюминатору тучного рыжеволосого человека в бордовом с золотом атласном халате, с фужером коньяка в одной руке и пистолетом в другой. При взгляде на этот пистолет Юрий сразу понял, кому подражал Самойлов. Пистолет был огромный, никелированный, украшенный сверкающими деталями, которые на вид казались если не золотыми, то уж наверняка позолоченными.

Юрий заметил, что край иллюминатора не плотно прилегает к раме, и, не веря своей удаче, толкнул толстый круг стекла, обрамленный сверкающей медью. Круглое окно легко подалось, издав негромкий, но отчетливый скрип. Бритая девка вскинула испуганные глаза, казавшиеся неестественно огромными и черными на побледневшем лице, а рыжий толстяк с неожиданным для такой туши проворством обернулся, вскинув свой огромный пистолет. Юрий успел поразиться тому, сколько на нем золота: шею Понтиака обвивала толстенная цепь, на пальцах сверкали перстни, и даже обнажившиеся в яростном оскале зубы были золотыми. В следующее мгновение три золотые коронки, увлекаемые выбившей их пулей, стремительно влетели в рот Понтиака, как невиданная золотая картечь. Они пробили мягкое небо и засели в мозгу. Пуля прошла немного дальше, разворотив затылок. Понтаак рухнул, как бык на бойне. Бритая девка пронзительно завизжала.

Юрий отвернулся от сияющего мягким светом иллюминатора и бросился обратно к трапу. Снизу послышались возбужденные голоса, хлестнул выстрел, и пуля, отскочив от перил, рикошетом ушла в ночь. Юрий одну за другой бросил вниз обе свои гранаты, засунул пистолет за отворот гидрокостюма, задернул "молнию” и прыгнул в воду, не тратя времени на спуск по трапу.

Он развернулся в глубине и, открыв глаза, посмотрел вверх. На борту теплохода что-то горело, даже из воды было видно оранжевое зарево, и на этом фоне огромным черным дирижаблем висела туша теплохода. Юрий проплыл под днищем, чувствуя, как начинают гореть требующие кислорода легкие, и вынырнул с правого борта. Рядом с его головой в воду шлепнулась шальная пуля. Он снова нырнул и поплыл к берегу, стараясь не забывать о Рустаме с его снайперской винтовкой.