Читать книгу "Десятая жертва - Роберт Шекли"

— Что? — спросил Хэрольд, низко склоняясь над умирающим, чтобы разобрать едва слышные слова.

— Скажи, пусть меня похоронят под моим индейским именем. Ан-Ко-Пи-Кас — «Тот, Кто Смеется Первым» на языке алгонкинов.

— А откуда у тебя индейское имя? — удивился Хэрольд.

Луэйн слабо усмехнулся.

— Жаль, у меня нет времени рассказать тебе…

Его веки дрогнули и застыли, как упавшие мотыльки.

Хэрольд закинул голову назад и завыл от скорби, ярости и триумфа. А потом на ринг ворвалась толпа. Люди подхватили его и понесли на руках, чтобы короновать как нового победителя Великой Расплаты и Короля Сатурналий.

ОХОТНИК-ЖЕРТВА

Хочу выразить благодарность за оказанную мне помощь:

Норману Шварцу из отеля «Норман» Майами, штат Флорида;

Огастину «Оги» Энрикесу из боевого отряда в Портланде, штат Орегон;

сержанту Эду Киршу из Бивертона, штат Орегон.

особая благодарность Н. Ли Вуду.

Моим детям

Правила Охоты

Участвовать в Охоте может любой достигший восемнадцатилетнего возраста, независимо от национальности, пола и религиозных убеждений.

Вступивший в Клуб Охотников обязан принять участие в десяти Охотах — пять раз в роли Жертвы и пять раз в роли Охотника.

Охотникам сообщается имя и адрес Жертвы, а также выдается ее фотография.

Жертвам лишь сообщается, что за ними ведется Охота.

Все убийства должны осуществляться только лично, то есть либо Охотником, либо Жертвой, любая замена запрещена.

Ошибочное убийство строго преследуется по закону.

Победитель всех десяти Охот наделяется практически неограниченными гражданскими, финансовыми, политическими и сексуальными правами.

Часть I

СТАНОВЛЕНИЕ ОХОТНИКА

Глава 1

Большую часть своего последнего дня в Париже Фрэнк Блэквелл и его жена Клэр провели в гостиничном номере, ругаясь друг с другом. Это была одна из тех нескончаемых ссор, когда супруги не помнят, с чего она началась, но зато точно знают, что противоположная сторона виновата, и стараются изо всех сил доказать это. Ссора дошла до той стадии, когда оба супруга выговорились. Блэквелл молча качал головой, словно жаловался невидимым зрителям на странное и непонятное женское поведение, а Клэр уставилась куда-то в пространство на особый манер женщин всех времен и народов.

За зашторенными окнами Париж варился в собственном соку тумана и выхлопных газов.

— А вчера в метро? — спросила Клэр, внезапно вспомнив, почему рассердилась на Фрэнка.

— В метро? Что в метро? — удивился Блэквелл.

— Ну та девушка, которой ты уступил место. Та шлюха в черных чулках, от грудей которой ты не мог оторвать взгляд. Ну та самая.

— Ах, та, — сказал Блэквелл. — Что плохого в том, что я уступил ей место?

— Но ведь вагон был полупустой! — воскликнула Клэр. — Она могла бы сесть где угодно в этом проклятом вагоне!

— По-моему, она не могла этого сообразить, — сказал Блэквелл. — И вообще она показалась мне какой-то наивной.

— Наивной? Ах ты, ублюдок! — сказала Клэр и с ненавистью посмотрела на мужа.

Он ответил ей взглядом полного непонимания.

Самое смешное, что никто из них не любил ссориться. Каждому из супругов казалось, что все семейные проблемы возникают потому, что другая сторона постоянно ищет повод для ссоры. Как и у всех пар, у них имелся свой собственный набор неприятных тем, каждая из которых влекла за собой другую.

Тем не менее они очень любили друг друга.

Блэквелл был чуть выше среднего роста. Можно сказать, высокий. Стройный, с коротко подстриженными волосами мышиного цвета. За стеклами очков в стальной оправе — близорукие карие умные глаза. Клэр была смазливой блондинкой — тип официантки из Гринвич-Виллидж. Ей нравились акварели Тернера и иностранные фильмы (конечно, недублированные). Это была поистине замечательная женщина. В ней чувствовался класс, который она и продемонстрировала, сказав то, что вряд ли можно было ожидать в такой момент:

— О, Фрэнк! Это ведь так глупо, правда? Почему бы нам не оставить эту ссору и не пойти пообедать?..

Их парижское путешествие трудно было назвать удавшимся.

Три первых дня не переставая лил дождь.

Потом от обильной и непривычной еды у Клэр заболел живот. Таким образом, четвертый и пятый дни тоже пропали.

Затем у Фрэнка вытащили из кармана пиджака их дорожные чеки — очевидно, когда он торговался на уличном базарчике в толпе между Монпарнасом и Сен-Жерменом. К счастью, он помнил номера. Но для того чтобы восстановить чеки, им пришлось убить добрую половину дня. Теперь Клэр носила деньги и паспорта в кожаной сумочке и ни на секунду не выпускала ее из рук.

Их гостиница «Лебедь», небольшая и уютная, находилась лишь в нескольких кварталах от Нотр-Дам. Это было чудесное строение в той степени запущенности, которую французы довели до совершенства. Вы входили в небольшой коридор, освещенный пятнадцативаттной лампочкой. Консьержка, полная женщина, постоянно ходившая в черном платье, жила в каморке у входа и дверь в свою комнату все время держала открытой, чтобы знать, кто и когда приходит и уходит, а потом сплетничать с соседями и жандармами. Назвав свое имя, вы получали ключ, прикрепленный к здоровенной резиновой груше, которую вы никак не могли сунуть по забывчивости в карман и уйти. Итак, с ключом в руке вы поворачивали налево и поднимались по спиральной лестнице, скрипевшей так, будто вот-вот провалится под вами. Поднимались, скажем, на пятый этаж. Зайдя в номер и пройдя по кафельному полу, вы могли открыть высокое французское окно, занавешенное белой портьерой, и посмотреть на крыши Парижа. Ради этих чудесных, неповторимых мгновений можно было стерпеть любые неудобства.

Фрэнк и Клэр спустились по скрипучим ступенькам и отдали ключ от номера мадам. Гостиничный счет был оплачен, чемоданы лежали в камере хранения. Оставалось взять их, сесть в такси и отправиться в аэропорт. Времени оставалось достаточно, чтобы в последний раз пообедать и выпить вина в их любимом кафе за углом.

Кафе «Ле Селект» занимало одну сторону маленькой площади, мощенной булыжником и окруженной зданиями с небольшими магазинчиками. Самый настоящий оазис спокойствия, где не слышно шума и гама большого города. В кафе стояло с дюжину столиков, большинство которых было занято: другие туристы тоже прослышали о прелестях этого уютного маленького кафе. Метрдотель в черном фраке и с напомаженными усами усадил Блэквеллов за столик. Насладившись белым вином, вкус которого заслуживал самой высокой похвалы, они заказали дежурный обед: салат, отбивные, pommes frites и паштет — бессмертное лакомство галльского народа. Между столиками ходил аккордеонист в полосатой рубашке и наигрывал одну из тех жалобных элегий, которые делают французскую народную музыку столь неповторимой.