Читать книгу "Легаты печатей - Андрей Валентинов"

– Что?! – невозможная, отчаянная надежда, которая, оказывается, все это время пряталась и за словами Эми, и на дне моей собственной души, разом вырывается наружу. – Ведь ты же сама сказала: акула!..

Ну, спорь, спорь со мной, девочка, убеди меня, что еще есть надежда – я поверю, я с радостью поверю, я дам себя убедить… только не молчи!

– Да, акула. Но… я ведь говорила: это очень странная история! Мне кажется, я встречалась с Полом… уже после…мне…

Щелчок.

Последние слова девушки эхом отдаются в моей голове, в то время как трубка исходит короткими гудками.

Обрыв связи.

Или Эми, не выдержав, нажала на рычаг.

Или это сделал капрал.

Или…

– Что с вами, Алик? Вам плохо?

– Мне очень плохо, Ерпалыч, – отвечаю я, и медленно сползаю со стула на пол.

5

– …Нет, Ерпалыч, не надо валидола. Отпустило уже… Водка? Нет, водки тоже не надо. Нет их больше, Ерпалыч, понимаешь? Ни папы, ни Пашки. Погибли, в своих Штатах.

Ерпалыч молчит, не пытаясь меня утешать – и я благодарен старику за это. От любых слов сейчас будет только хуже. Я должен сам. Сам…

…Павел свет Авраамович, братец мой непутевый, стоит около сияющей свежей краской будки телефона-автомата – вместо того, чтобы процветать на островке близ побережья Южной Каролины в окружении акул капитализма – и оглядывается по сторонам. Оглядывается плохо, хищно, поворачиваясь всем телом, движения Пашки обманчиво-медлительные, как у большой рыбины, и еще у него что-то с руками, только я не могу разглядеть, что именно: предплечья уродливо толстые, лоснящиеся и как-то нелепо срезанные на конце, похожие на культи, обрубки эти все время шевелятся, подрагивают меленько, поблескивают жемчужной россыпью…

– Слушай, Ерпалыч, ты на Выворотке бывал?

– Бывал, Алик.

– Они… там… они – мертвые?

– Да, Алик, – сейчас старик очень серьезен.

– Все? Ведь мы с Фолом туда живьем вломились! Да и ты…

– Да, Алик, живой человек может попасть на Выворотку. Но только верхом на кентавре, и ненадолго. На день. Или на ночь. Иначе… иначе он рискует остаться тамнавсегда.

– Слушай, Ерпалыч… Ты, наверное, сейчас скажешь, что я свихнулся – может, я и вправду свихнулся! – но неделю назад я там видел Пашку. Своего брата.

– Это возможно, Алик. Я и сам не вполне понимаю, что такое Выворотка, но у меня есть предположение. Скорее всего, Выворотка едина. И если ваш брат, Алик… если он погиб там, за океаном – он вполне мог оказаться здесь. Если в последние мгновения он думал о доме, или о вас – его могло… как бы это сказать… притянуть сюда.

– Мертвого?! Или живого?!

– Мне не хочется лишать вас надежды, Алик, но – скорее всего, мертвого.

– Я понял, – перебиваю я его. – Но я сам хочу выяснить, что там произошло! Я должен поговорить с Пашкой, с живым или мертвым!

– Я понимаю, о чем вы сейчас думаете, Алик. Сесть верхом на Фола, прорваться на Выворотку, найти своего брата и выяснить у него… Так?

– Так.

– Мне снова придется разочаровать вас, – тяжело вздыхает Ерпалыч. – Те, кто застрял там, на Выворотке, беспамятны! У них осталось лишь последнее желание, последнее стремление, последняя мысль, с которой они умерли – да и этого они толком не осознают. Вам не удастся поговорить с братом.

Теперь молчу я. Долго.

Пока не принимаю реальность такой, какая она есть, как принимал собственные книги, живя в них проще и ярче, чем вне.

У каждого своя Выворотка.

{Нам здесь жить.}

– Удастся, дядько Йор. Удастся.

– Как, Алик? – в голосе старика звучит тревога.

А я сплю наяву. Рыжеволосый бородач, сидя на корточках, роет яму; темнота, сырость, запах плесени и грибов, кувшин, чаши…

– Слушай теперь, и о том, что скажу, не забудь…– смеюсь я. – Да уж: не забудь… не забуду.

– Откуда вы это знаете, Алик? – очень тихо спрашивает Ерпалыч.

– Знаю. Книжки умные читал.

– И вы верите,что у вас получится? Алик, вы представляете себе, что вы задумали? За это людей в свое время жгли на кострах – и я отчасти понимаю тогдашних инквизиторов. Это опасно, Алик. Вы даже не представляете себе, насколько это опасно! С некромантией не шутят.

– До шуток ли мне, Иероним Павлович? – я смотрю ему прямо в глаза, и старик не выдерживает.

Отводит взгляд.

6

Это был совсем другой проход – мы с Фолом неделю назад вламывались на Выворотку не здесь. И на этот раз нас пятеро. Три кентавра – Фол, Папа и гнедой Пирр; два всадника-человека: мы с Ерпалычем… въехав в какую-то подворотню, мы выезжаем из нее же, только с другойстороны.

Вот она, Выворотка.

Теплый туман огромного аквариума. Медленно дрейфуют по дну снулые рыбы. Ватная тишина закладывает уши, кентавры останавливаются, так что не слышно даже шороха их роговых колес по асфальту. Я моментально весь покрываюсь потом, и виновна тут отнюдь не духота Выворотки. Вернее, не она одна.

Я живой, а не потеют лишь мертвые, что было неоднократно замечено более проницательными, чем я, людьми.

Живыми.

– Куда теперь? – отстав, вопрошает из-за плеча Пирр.

Зычный голос гнедого звучит слабо, едва ли не беспомощно – но спасибо за хоть какой-то звук, нарушивший вечное безмолвие.

Оборачиваюсь.

Окидываю взглядом гнедого кентавра. Пирру приходится тяжелее всех. К его спине приторочены: связанная, испуганно повизгивающая дворняга, овца (как символ покорности судьбе), а также две сумки с бутылями и пакетами…

…Ерпалыч честно пытался отговорить меня от этой затеи, пока не понял – бесполезно. Я не боялся. Я действительно не боялся. Просто знал: я долженпоговорить со своим братом. Пожалуй, остановить меня смогла бы разве что необходимость человеческого жертвоприношения. Но этого, к счастью, не требовалось – а ко всему остальному я был готов.

{Нам здесь жить.}

Фол заявился как раз в тот момент, когда Ерпалыч наконец сдался. Выслушал обоих, кусая губы и хмурясь… Он ведь и отца моего знал, и Пашку – еще ребенком, даже на себе пару раз катал.

– Сделаем, – коротко бросил он под занавес. – Ты один поедешь, Алька? А то мне со старшинами заранее переговорить надо, без их согласия такую затею не провернуть… себе дороже станет.

– Нет уж, мы поедем вместе, – со всей решимостью заявил Ерпалыч. – И еще у нас будет груз. Фолушка, расстарайтесь, прошу вас…