Читать книгу "Что забыла Алиса - Лиана Мориарти"

Алиса подогнула ноги, обхватила колени руками и уставилась на табличку «ПРОДАЕТСЯ» на доме напротив.

У нее было ощущение, что искала она именно Джину.

Джину…

Было очень странно скучать по той, кого даже не знаешь.

24

Домашняя работа, написанная Элизабет для Джереми

Мне показалось, сегодня утром ты был не в настроении. Это можно? Врачам можно иметь чувства? Дж., я так не думаю. Побереги их для своих собственных сеансов. А в мое время, дружок, уволь меня от этого.

Я, вообще-то, ожидала более щедрой похвалы за то количество страниц, которое написала дома. Тебе, врачу, что, жалко было? Я хочу сказать, ты их, конечно, не обязан читать, но я принесла с собой эту тетрадку только для того, чтобы ты сказал что-нибудь вроде: «Ого! Если бы все мои пациенты так же старались, как вы!» Или заметил бы, что у меня красивый почерк. Это так, намек. Ты же должен быть добр к пациентам.

Вместо этого ты тупо уставился на меня, как будто напрочь забыл об этой самой домашней работе. Я всегда сердилась, когда учителя не помнили о той работе, которую сами же и задавали. Весь мир представлялся мне тогда весьма ненадежным местом.

Ладно, проехали… Сегодня ты хотел поговорить о том, что случилось в кофейне.

Я лично думаю, что тобой двигало простое любопытство. В понедельник утром ты почему-то заскучал и решил поразвлечься таким способом.

Еле скрывая раздражение, ты услышал, что я предпочла бы поговорить о Бене и усыновлении. Клиент всегда прав, Джереми.

Если тебе это надо, читай же, что случилось в кофейне.

Утром в пятницу, перед работой, я заехала в «Динос». Я взяла большой взбитый капучино, ведь я не жду ребенка и не нахожусь в середине цикла. За соседним столиком сидела женщина с двумя детьми: грудничком и малышом лет двух.

Девочка… Волосы каштановые, кудрявые. У Бена каштановые кудрявые волосы. Строго говоря, не каштановые и не кудрявые, потому что он стрижется очень коротко и от этого похож на угонщика машин, но я видела его фотографии, сделанные в молодости, еще до нашего знакомства. Когда я, случалось, воображала своих детей, волосы у них были непременно каштановые и кудрявые – точь-в-точь как у Бена.

Итак, девочка… Не особенно хорошенькая, так себе. Мордашка у нее была чумазая, и, по-моему, она капризничала.

Мать болтала по мобильнику и курила сигарету.

Или нет, не курила она никакую сигарету.

Но выглядела она как курильщица. Лицо такое худое, угловатое. Она рассказывала, как поставила кого-то на место, и все время повторяла: «Это было даже слишком смешно». Как это – слишком смешно, а, Джереми?

В любом случае за девочкой она не следила. Было похоже, что она и думать о ней забыла.

«Динос» – это на Пасифик-хайвей. Там все время хлопает дверь – люди то входят, то выходят.

Итак, я наблюдала за маленькой девочкой. Не было у меня ни зависти, ни жажды обладания, ни досады на собственное бесплодие. Просто наблюдала, и все.

Дверь открылась, и вошло целое стадо матерей. Коляски… Мамаши…

Я подумала: «Пора идти».

Я встала, а мамаши начали рассаживаться, греметь стульями, двигать столы. И тут я заметила, как маленькая девочка выскользнула за дверь, прямо на улицу.

Женщина все говорила и говорила по телефону. Я произнесла: «Извините…» – но меня никто не услышал. Две мамаши уже уселись, деловито расстегнули блузки, чтобы покормить детей (такое отношение к грудному вскармливанию мне кажется слишком уж вольным), и пронзительно, через весь зал, прокричали свои заказы.

Когда я вышла из кофейни, девочка уверенно направлялась прямо к дороге. По шоссе грохотали трейлеры и грузовики. Я кинулась вслед за ней и буквально подхватила ее в воздухе как раз тогда, когда она собиралась выйти на проезжую часть.

Так я спасла жизнь ребенку.

Я оглянулась на кофейню и увидела, что мать с тощим лицом все так же тарахтит по телефону, мамаши увлеченно болтают между собой, а маленькая девочка у меня в руках пахнет сахаром и, кажется, чуть-чуть сигаретами. Маленькая пухлая ручка доверчиво лежала у меня на плече.

А я шла. Шла себе и шла с ней.

Я ни о чем не думала. Уж тем более не вынашивала планов перекрасить ее в блондинку, увезти в Северную территорию, поселиться в трейлере на морском берегу, где мы с ней загорим до шоколадно-коричневого цвета, будем есть морепродукты и свежие фрукты, я буду сама давать ей уроки и тому подобное…

Нет, конечно! Ни о чем таком я не думала.

Я просто шла.

Девочка смеялась, как будто мы с ней играли в игру. Если бы она заплакала, я бы тут же повернула назад, но она радостно смеялась. Я нравилась ей. Может быть, она так благодарила меня за то, что я спасла ей жизнь.

А потом за спиной у меня послышался топот, та женщина с худым лицом схватила меня за плечо с криком «Эй!», черты ее исказились от страха, ногти царапали мне кожу, она вырывала девочку у меня из рук, та начала плакать, потому что испугалась, а мать повторяла: «Все хорошо, моя маленькая, все хорошо» – и смотрела на меня с отвращением.

Стыд и позор!

Некоторые мамаши вышли из кофейни и стояли поодаль молча, поддерживая руками головы своих младенцев и уставившись на меня, как будто я устроила аварию. Владелец магазина – кажется, по имени Дино – тоже вышел посмотреть, что стряслось. Из-за прилавка мне всегда была видна только его верхняя часть. Он оказался меньше ростом, чем я ожидала. Это был настоящий сюрприз: все равно что увидеть диктора в полный рост. Тогда я единственный раз видела его серьезным. Он из тех, кому палец покажи – и на лице сразу же расплывается улыбка.

Ну вот, все они смотрели и что-то думали. Я чувствовала себя так, будто истекаю кровью на публике. В голове мутилось.

Я совершенно ясно, физически чувствовала, что схожу с ума. Джереми, может, для этого есть какое-то особое название?

Я рухнула на колени прямо на дорожке, что было вовсе не нужно и неописуемо больно. Ссадины заживали потом несколько недель.

Вот тогда и появилась Алиса. На ней был жакет, которого я никогда раньше не видела, и она буквально влетела в «Динос», сердито хмурясь и размахивая сумочкой. Я заметила выражение ее лица, когда она меня увидела. Она смотрела брезгливо, как на крысу. Ей, наверное, было страшно стыдно. Как нарочно, для своего публичного унижения я выбрала именно ту кофейню, в которой она была завсегдатаем.

Но она ничуть не растерялась. Должна признать, она ничуть не растерялась. Подошла, опустилась рядом со мной, и, когда мы встретились глазами, я вдруг вспомнила, как в детстве мы раз врезались друг в друга на школьном дворе, и почувствовала себя так, словно целый день выступала на сцене, потому что только Алиса знала всю мою суть.