Читать книгу "Лейтенант из будущего. Спецназ ГРУ против бандеровцев - Юрий Валин"

Нет, имелись у Миколы серьезные сомнения. Насчет крови и вообще… Вдруг просочится? Но придется рискнуть. Нужно туда, в Цитадель идти. Ужасы про ихнюю контрразведку рассказывают, а на самом деле не до отдельного человека тому СМЕРШу. Бегают, гоняются… Ведь в руках Грабчака держали – даже толком не взглянули. Э, кацапы, що их, дурных, исправит. Оно и к лучшему.

Иные варианты Микола тоже тщательно рассматривал. К немцам идти? Опасно, далеко, да и опять на фронт попадешь. Поганый германец разве когда жалел украинскую кровь? В лес до своих хлопцев подаваться? Землянки, холод, воши, да опять под пули и облавы ходить? И еще спросят на краивке: как да що с Кнышом вышло? Все время на подозренье останешься – чуть що, мигом пулю в лоб. Да и кормежка там поганая…

Нет, лучше к москалям. Срок со снисхождением дадут, тут как раз война кончится. Работы Микола не боится, сдюжит. Главное, щоб не на фронт, не под танки, и срок дали невеликий. А за що большой?! Ничего ведь не делал, только с винтовкой на часы ходил. С незаряженной. Три патрона выдавали, да и те в кармане носил. Автомат, сволочи, ни разу не дали…

Не, про автомат не нужно. Неправильно поймут. Они хоть и туповаты, те Советы, но ухо с ними нужно востро держать.

Главное, к полякам не попасть. Эти вообще могут не разобравшись шлепнуть. Такая шляхта гонористая. Правда, им англичане собираются помогать, под свою европейскую руку взяли. Серьезная нация, богатая, с довольствием у них хорошо, шоколад в пайке. И ботинки крепкие.

Нет, тут рисковать нельзя. Поляки дурные, а до англичан попробуй доживи.

Микола осторожно шел по улице, прислушивался – откуда-то доносилась музыка. Митинг? Вроде не советская песня, а що-то легкомысленное. Поляки-обыватели, наверное. Вот же немцы три года чванились – нет бы город очистить. Дурни арийские. Теперь вот рискуй – через дом висят флаги бело-красные.

Грабчак огляделся, подпрыгнул и отодрал от деревянной стены один из флажков. Вот шляхетство криворукое – и прибить толком не умеют. Прихватил гвоздем и усе! А древко?! То ветка в шелухе, а не древко.

Флаг был невелик, Микола пристроил его у плеча, расправил тряпицу и пошел увереннее. На перекрестке пришлось призадуматься: налево, направо? Судьба подсказала – по той улице, что налево, заурчали моторы – двинулась советская колонна.

Не, наскочишь на свирепого офицера или патруля, недобро выйдет. Микола двинулся направо. Оглядывался – по улице все катили и катили большие грузовики с пушками. И откуда у москалей столько силы? Голодрань ведь вечная, крепостные душонки. Ну ничого, погодьте еще, воспрянет вольна Украина…

Судьба що-то не то подсказала: вывернул Грабчак прямехонько к толпе. Играл патефон, стояли бабы и мужчины с оружием – метрах в тридцати, а то и ближе. Обернулся рослый солдат: в немецкой форме, в шлеме, с автоматом на пузе.

Ой, божешьтымой! – удержал вермахт город. То ведь немецкая колонна двинулась, не разглядел, не догадался уставший Грабчак. Бес и хмарость попутали.

Понимая, что поздно, швырнул Микола флажок проклятый под ограду. Надо сказать, что с дома сорвал, от скверны стены чистил…

– Господин фельдфебель… – Грабчак осекся…

Да нет же, они сами под бело-красными флажками стоят. Даже под двумя. И у солдата брюки гражданские навыпуск и повязка на рукаве. Ох, бес попутал, ослеп, не разглядел с ходу. И дальше торчит плешивый хрен с винтовкой – явный пшек. И паненки…

Микола нырнул в бурьян за флагом. Э, трава как нарочно налипла. Отряхнул спасительный символ, решительно шагнул к глядящему на него люду. Тут главное – уверенность, мол, споткнулся, уронил, с кем не бывает…

– Панове!..

…Та какая ж то решительность?! Точно ослеп?! Вон же парень с советским ППШ и флаг у него красный. Определенно красный, он о стол древко упирает, – флаг-то большой, тяжелый, советский. Они же, те Советы, аж с 20-х всех белополяков разом в расход пускали…

– Товарррищи!..

Микола в панике попробовал смотать флажок, но кривая деревяшка из рук чуть не вырвалась.

Понимая, что сворачивать поздно, Грабчак решительно шел к людям, к музыке, к вытащенным на мостовую столам, за распахнутыми воротами тоже виднелись столы, сидели люди в разномастной солдатской форме. Поляки? Русские? Или вообще хто?

…Мелькнула у запаниковавшего Миколы мысль об англичанах. Десант высадили! С техникой и маскировкой! Нужно що-то об их короле сказать! Или у них королева?! Ой, забыл, дурень. Да кто ж их, клятых, разберет…

– Англия с нами! – словно в холодную воду бросаясь, возгласил заблудший Грабчак…

…Люди смотрели как на полного дурня. Офицер (без фуражки, но с орденами на груди) с удивлением спросил у представительного старичка-поляка:

– А шо, звеняюсь, то за дурненький? Контуженый?

Миколе стало чудовищно обидно. Они ж сами! Сами все запутали! Комунячий флаг, польский, вон и британский – пусть маленький, но его замысловатый разноцветный крест Грабчак еще год назад на всякий случай заучил. Зачем людей путать? Да, штани нынче у человека куцые и пиджак лопнутый, и що? Над чем смеяться?! Небось когда в новом мундире дивизионника и с винтовкой ходил, не скалились, сволоцюги? Рожи тогда поднять боялись, так?!

Многое хотелось Миколе Грабчаку в лицо той толпе выкрикнуть. Но терпелив и мудр был галицийский воин, потому сдержался, улыбнулся и на тарелку указал:

– Пирижка-то угостити, панове?

Полячка, что близко стояла, жалостливо морщинистые губы поджала, тарелку протянула – на той всего два пирожка и осталось. Всё клятые москали сожрали. Но пахли пирожочки чудно. Пусть дура-полька Миколу за больного принимала, питание все равно на пользу пойдет…

Потянулся к пирожку Микола, но тут несправедливость произошла, кою Грабчак потом долго-долго вспоминал. Расталкивая крепенькими плечами народ, полезла к столу девка. Передник на дуре нарядный, но сама припухшая, словно и не праздник на улице. Направленно так шла, на ходу руки полотенцем вытирая, словно сказать что торопилась…

– Вы що, пани? – Микола сжал пирожок и улыбнулся беззлобно, как истинно блаженному и надлежит. С контуженым дурачком гладко выходило – в госпиталь отправят, а там легче пойдет…

Девка глянула в глаза, будто невесть кого видела. Глаза у нее были красными и вообще дурновата собой. Оскалилась и на чистой мове прошипела:

– У, сука…

По щербине в зубах и узнал девку Микола. Чудны дела твои, господи, – эта ж та тупая послугачка, що у покойницы пани Тимкевич за дитем ходила. Как там ее кликали… Олена, чи що? Экий день неудачный, ведь начнет сейчас языком болтать…

Растерялся Грабчак. Вот на долю секунды растерялся, подлого удара не ждал. Всего-то коленом вдарила, но Микола поверить не мог, что такая немыслимая болища на свете бывает. Потом-то говорил, что лошадь лягнула – и врачи верили, и соседи по бараку. Но то потом было, а тогда взвыл Грабчак на весь освобожденный город. Смертельно раненным львом взревел, тоскуя грозно…