Читать книгу "Самозванец. Кровавая месть - Станислав Росовецкий"

— Не стреляй, Сопун, это я, — пискнул бабский голосок.

— Выходь, не бойся.

По-прежнему держа дверь под прицелом, колдун снял указательный палец со спускового крючка, выпрямил его и, ничего лучшего не придумав, прижал сбоку к деревянному ложу пищали.

А на крыльце показалась Анфиска-шинкарка, и он снова удивился: за те две недели, что они не виделись, эта шлюшка похудела и похорошела. На правом плече корчмарка держала железный самострел и сошки от большой пищали, через левое плечо у нее были перекинуты пояс с висевшей на нем саблей и широкая перевязь немца-пищальника. Столкнув с крыльца Спирьку, она бестрепетно прошла по ошметкам засохшей, свернувшейся крови.

Протер Сопун глаза (резало их немилосердно от ночного дыма да недосыпа) и присвистнул — потому что вовсе не Анфиска подходила к его укрытию, а Зелёнка в Анфискиной вышитой шубке и красных сапожках, набеленная и нарумяненная. Присвистнул еще раз, оглянулся виновато, и вспомнилось: некому уже шумнуть на него, чтобы рухлядь из избы не высвистывал.

— С добрым утром, дядька Сопун! Не боишься разве все свое богатство высвистать?

Он крякнул, пожелал и русалке доброго утра и с любопытством проследил, как она деловито сваливает принесенное добро на опрокинутую повозку.

— Это все, что с немца Григория сняла и что в корчме нашла.

— Спасибо тебе огромное, девка! Про немца не спрашиваю, понял, что с ним сталось, а где остальные супостаты?

— Не много их живых, двое или трое. Заперлись на ночь в горнице наверху, я ихнюю дверь, как могла, поленьями подперла. Нашумела я тогда и разбудила супостатов, наверное, но сразу им не выбраться. Давай обложим корчму со всех сторон соломой, да и подожжем, а?

— Да кто тебе позволит чужое добро по ветру пускать! — пробухтел Спирька и закашлялся. — Еще чего вздумала, воровка! Да там же моя хозяйка внутри! А иноземцев всего двое осталось, а не трое: старик-гусар и латинский чернец. Чернец тоже речистый да вредный.

— Ну-ну! — поднял руки Сопун. — Давайте по порядку разберемся! Холопа Анфискиного ты привела, вижу, а где сама Анфиска?

— Да там же, в каморке своей, — Зелёнка ткнула большим пальцем себе за спину, а глаза отвела от колдуна. — Чего ей, бесстыжей, сделается?

— Ты, ты, зеленая воровка! — захлебнулся слюной Спирька, тут же получил маленьким кулачком по носу, однако не замолчал. — Замучила нашу Анфисушку, а тогда ограбила!

Русалка подступила к прислужнику еще ближе, глаза ее опасно сузились. Сопун удержал ее за рукав, заговорил спокойно:

— Не бей связанного, девка, это раз. И расскажи, пожалуйста, что там с Анфиской, это два. Времени у нас всего ничего. А уж если зажигать, то немедленно.

Стремительно повернулась к нему Зелёнка, однако вдруг одарила его такой замечательной улыбкой, что он ахнул про себя, внешне суровость показывая: до чего же все-таки хороша бесовка! И едва ли в одних белилах дело.

— …ты же, как-никак, мужик. Да ладно уж. Поболтали мы с Анфиской, как между подружками водится, про некоторые женские дела, она и спрашивает напоследок, не хочется ли мне, мол, теперь чего-нибудь особенного? Не стыдись, мол, отвечай. Я и отвечаю, честно, как подружке, что хочется мне кое-чего. Тогда Анфиска захихикала и говорит, почему же и

Станислав Росовецкий — Самозванец. Кровавая месть — читать в библиотеке фантастики нет, если такое желание появилось. я и давай ее щекотать.

Тут Сопун захохотал, и даже Спирька скривился, будто ухмыльнулся. Колдун, отсмеявшись, сказал:

— Это ваши с Анфиской дела, сами с ней разбирайтесь. Скажи только, она хоть жива?

— Что этой кобыле сделается? Лежит в отключке. Главное, дышит. А этот мозгляк напрасно меня лает! Какая же я воровка? Взяла вещички поносить, как водится между подругами, а ей все свои оставила.

— А Спирьку зачем связала?

— Я связала? Да я его нашла таким уже связанным под комнатой, где иноземцы заперлись. Ноги развязала, а на прочие узлы уже времени не было.

Сопун задумался. Заговорил как об уже принятом решении:

— Корчму поджигать не будем. Анфиска ведь там, да и то подумать: иноземцы Серьгин хутор сожги, мы корчму сожжем — так через нашу войну ничего в округе и не останется! А вам обоим надо мотать отсюда, да поскорее.

— Отчего же ты, колдун, наперед батьки твоего распоряжаешься? Вы ж с дядькой Серьгой вдвоем были.

— Помер мой батька окончательно, — повесил голову Сопун. — Тот злохитрый старый лях попал ему осиновым колом прямо в сердце. Из этой самой немецкой железки попал, что ты притащила. Лежит мой батька в конюшне на вашей, Спирька, телеге. У меня чуть пупок не развязался, пока дотянул папаню, такого тяжелого, и на телегу взгромоздил. Но я и запряг уже, а вы отгоните телегу за курган и всех коней из конюшни уведите с собою.

Жалостно всплеснула руками Зелёнка, подошла к Сопуну, крепко обняла его и звонко поцеловала в губы.

— Что ж ты, девка, при Спирьке-то?

— А что мне этот мозгляк? Тьфу! Вот батьки твоего жаль! Ты сам не представляешь, Сопун, как от тебя сейчас несет человечиной! И еще жалостью, смертным потом, тоской и пороховым зельем! Ведь тебя, бедного, и половины за эти сутки не осталось. Вот, обещаю тебе, вернешься когда на свой хутор, приду тебе помогать построить на первый случай жилье. И поживу с тобою там, пока сам не прогонишь. Всяких стыдных гадостей, кои ты с Анфиской-шалавою проделывал, я тебе не позволю, и не надейся, а вот в одиночестве твоем постараюсь утешить.

— Ты прости меня, Зелёнка, но ты ведь, как я понимаю, собиралась замуж за своего Огненного Змея?

— Да мало ли о каком королевиче невинная девица может размечтаться? — и вздохнула. — Я тут кое-чего о нем, любезнейшем моем, услышала от подружки новой своей, Анфиски, и решила свою мечту оставить. Вот ты, дядька Сопун, мужик, разве сумел бы ты ужиться с боярыней?

— Где уж мне со свиным рылом — да в калашный ряд? — спрятал он усмешку в бороду. — Я их и не видывал никогда, драгоценная ты моя. Что цариц, что боярынь.

— Вот видишь, так и у меня с моим Змеем. Я его уже раскусила немного. Он ведь постесняется сказать, что меня покидает. Просто как-нибудь исчезнет украдкой, а потом будет наш лес десятою дорогой облетать. Я среди лесных жителей простолюдинка, мне своего брата мужика держаться надо. А тебе я ничего не буду стоить, ну разве наряды мне кой-какие будешь покупать. Наступает зима, а я не залягу спать в своей девичьей пещерке и к приставучему лешему в подземные палаты не пойду. Я весь день буду дремать у тебя, на скамье под шубой, а долгими вечерами будем мы жечь лучину да друг другу сказки рассказывать. Вот тогда я тебе и поведаю, что прознала я про Змея. Если, конечно, того захочешь.

Сопун мягко отлепил от себя русалку, отодвинул на расстояние вытянутых своих рук, всмотрелся в ее милое лицо — и не мог насмотреться, будто с красотой всей земной жизни прощался. Заговорил не сразу, тихо, и можно было подумать, что желает скрыть свои слова от Спирьки. Однако на самом деле было ему на Спирьку сейчас наплевать.