Читать книгу "Андрей Беспамятный. Кастинг Ивана Грозного - Александр Прозоров"

Настроение сержанта мгновенно улучшилось. Он привстал на стременах, шумно вдохнул пряный степной воздух, а потом огрел коня ладонью по крупу, пуская его в карьер, и зажмурился, подставляя лицо свежему ветру.

Глава 13 ЛИСИЙ ХВОСТ

Обратный путь занял почти две недели. У Ильи Федотовича рука не поднималась подгонять и без того измученных невольников, освобожденных из рук татар. Похоронив павших на высоком берегу реки Белой, в красивом сухом месте, длинный обоз переправился через реку и пошел на север по тянущейся вдоль полноводной Камы, утонувшей в лесах дороге. Через восемь дней обоз получил приют в многолюдном городе Чердыне, издавна оберегавшем восточные границы Святой Руси и охранявшем главную сибирскую дорогу. Отслужив благодарственную службу в Спас-Юрьевском храме, отпев и упокоив на освященной земле умершего от антонова огня лебтоновского холопа, наскоро продав взятое с ногайцев оружие и броню, прикупив ячмень и овес для коней, красное вино и мед — людям, новую рубашку — Матяху, весь путь ехавшему в тегиляе на голое тело, боярин Умильный повернул на Анареченскую дорогу и по нахоженному тракту к началу сентября привел обоз к воротам своей усадьбы.

Поле возле стен моментально наполнилось людьми, повозками, лошадьми. Как ни велик был двор наследного дома Умильных, но вместить всех пришедших он не мог. Разумеется, обширные погреба и амбары боярина накопили достаточно припасов, чтобы кормить не только такую толпу, но и в десять раз большую. Правда, кормить недолго — но ведь гостевать у Ильи Федотовича больше одного вечера никто и не собирался.

Подворники укладывали на уже начавшую подвядать траву грубую дерюгу, поверх стелили скатерти с вышитыми краями, а то и с бахромой из множества кисточек. Ставили на стол хлебное вино, свежеиспеченные караваи, копченую рыбу — лещей, окуней, судаков, плотву из полноводной, но скупой Лобани, котлы с кулешом, обильно сдобренным салом, и пшенной кашей с убоиной, миски с мочеными яблоками, солеными грибами, кисловатой вишней. Здесь было и чем насытиться, и чем полакомиться, и от чего захмелеть, радуясь возвращению на родную землю.

Бояре разместились в трапезной, и уж на этот раз, не желая ударить в грязь лицом, Илья Федотович развернулся вовсю. На столах, сменяя друг друга, появлялись темноглазые полупудовые щуки на пару, оскалившиеся зубастыми пастями, спинки белужьи, полотки утиные сушеные, языки лосиные, зайчатина в лапше, студни рыбные с шафраном, потроха лебяжьи, запеченных уток, тетеревов, рябчиков, почки заячьи на вертеле, куры соленые, поросята запеченные и еще тьма всего самого разного, попробовать чего у Андрея не хватило размеров желудка. Вино бургунское, мальвазия, аликанте, петерсемена и даже сам хозяин, вопреки обычаю, не стал пить любимого хмельного меда, предпочтя ему романею.

Однако же если простой люд, объевшись кашей со свининой и дармовой рыбой и упившись вином, начал петь песни и танцевать в три притопа или водить хороводы, то в трапезной до позднего вечера шел долгий обстоятельный разговор.

Бояре дружно решили, что всех детей отдадут Лебтону, который отправит их на запад, в неметчину, к своим знакомым и родичам, и продаст по сходной цене. Доход потом поделят все бояре в равной доле. Поначалу была затронута интересная для Андрея тема: Дорошата спросил, вправду ли в немецких землях все люди, кроме служивых, рабами числятся — даже смерды, на земле сидящие, и дети их во власти кавалеров остаются. Но Лебтон толком ответить не успел: боярин Хробыстин запросил всех прочих девок себе и предложил долю свою в добыче из этого желания исходя определить. Возник горячий спор, едва не перешедший в драку, в результате которого Сергею Владиславовичу досталось всего пятнадцать душ, а еще пять отошли к Дорошате, вместе с одной повозкой — по жребию. Затем стали считать свои доли прочие участники похода. Бояре Лютов и Юшин выторговали себе право выбрать любые возы, но токмо по одному. Лебтон и Умильный делили все прочее в равных долях, но уже со жребием. И так далее, и тому подобное. Матях заскучал очень быстро, но свалить к обычным ратникам не мог, чтобы не уронить в глазах родовитых бояр свою честь и достоинство. Приходилось смотреть на сотоварищей с умным видом, обжираться с тоски рыбой и заячьими почками и наливаться кислым немецким вином.

Чем все кончилось, Андрей помнил слабо. Но досидел он на пиру до победного конца, после чего обнялся с новыми друзьями, поклялся им в любви до гроба и благополучно сбежал в свой терем, где и уткнулся головой в подушку, едва скинув одежду и завернувшись в одеяло.

Утро удивило тишиной. Поле за приоткрытыми ставнями опустело совершенно — словно и не было тут вчера полутора сотен людей, десятков телег, множества лошадей. Расставание прошло незаметно: до Богородицкого оставалось всего десяток верст по безопасной российской дороге, а потому освобожденные пленники ушли туда сами. Бояре, прихватив свое добро, с первыми петухами отправились по поместьям — они тоже успели соскучиться по своим домам и женам.

— Черт! — сплюнул Андрей. — Я тоже домой хочу. Что-то затянулась моя служба…

Увы, его путь домой лежал через далекие приволжские степи, куда так просто, с приятелями-соседями, Умильный идти не хотел. Утешало только одно — теперь Матях знал, что этот путь существует и он достаточно реален. Кастинг — летопись — ультиматум посланцам из будущего — и он сможет наконец-то обнять свою мать.

Сержант отвернулся от окна и вздрогнул от неожиданности: тряпичный комок в углу комнаты внимательно смотрел на него узкими серыми глазами.

— А ты еще кто?

Комок не ответил. Однако черные косички, шелковые штаны и короткая курточка быстро напомнили, кого отправили ему в терем.

— Ах, да, — кивнул Андрей. — Подарок Анвар-бея. Что же мне с тобой делать… Давно сидишь? — перешел он на «тюркский» язык, которым его наградили добрые потомки. Невольница не ответила, и он спросил: — Ты есть хочешь?

На этот раз девушка кивнула.

— Зовут-то тебя как? — Андрей спохватился, что все еще шастает голым, и стал торопливо одеваться.

— Алсу, — тихо выдохнула пленница.

Матях рассмеялся, услышав знакомое слово, покачал головой:

— Сказать кому, что Алсу окажется у меня в рабынях… Хотя и сказать-то некому. Ладно. — Он опоясался своим широким ремнем. — Пошли, пока не померла с голодухи.

Во дворе тоже особой суеты не наблюдалось. Пара смердов переносила в сарай содержимое высокой одноосной арбы, упирающейся оглоблями в землю, ярыга Тит таскал от колодца в хлев кадушки с водой, на скамеечке у дома жмурился на холодное осеннее солнце Касьян, в серой выцветшей косоворотке и таких же штанах.

Невольницу сержант подвел к кухне с черного хода, завел внутрь, кивнул стряпухе:

— Дайте татарке чего-нибудь на зуб, чтобы не загнулась. — Сам пошел дальше, спросив Касьяна: — Как дела, вояка?

— А как они у однорукого быть могут? — огрызнулся холоп. — Ни сдохнуть, ни жить нормально. Только тявкать могу, ако пес цепной.

— А чего с рукой? — удивленно замедлил шаг Матях. Из обоих рукавов старого воина выглядывали вполне нормальные пятерни.