Читать книгу "Эпоха невинности - Эдит Уортон"

— Лучше?

— Но так мы меньше причиним горя другим. В конце концов, разве не этого вы всегда хотели?

— Быть рядом с вами — и бесконечно далеко от вас? Встречаться с вами вот так вот, тайком? Это совершенно не отвечает моим желаниям. Я уже говорил вам, чего я хочу.

Она колебалась:

— И вы все еще думаете, что это — хуже?

— В тысячу раз! — Он помолчал. — Легче было бы солгать, но я скажу правду: весь ужас в том, что я нахожу это отвратительным.

— О, и я тоже! — воскликнула она, вздохнув с облегчением.

Он вскочил на ноги и воскликнул с раздражением:

— Но ради всего святого — чем же тогда это лучше?

Она склонила голову, сжимая и разжимая руки, спрятанные в муфте. Шаги приблизились, и смотритель в обшитом галуном головном уборе тихо, точно кладбищенское привидение, продефилировал по комнате. Они дружно уставились в стоящий перед ними шкаф, и когда смотритель прошествовал в другой зал в направлении мумий и саркофагов, Арчер повторил:

— Чем же это лучше?

Вместо ответа она пробормотала:

— Я обещала бабушке остаться с ней, потому что мне казалось, что здесь я буду в большей безопасности.

— Опасность — это я?

Она уронила голову, не глядя на него.

— Вы хотите спастись от меня?

Он смотрел на ее неподвижный профиль и увидел, как слеза скатилась с ее ресниц и поползла по щеке — край вуали остановил ее.

— Я хочу спасти других от непоправимого зла. Давайте не будем вести себя так же, как все!

— Что значит — все? Я не претендую на то, чтобы быть особенным. У меня те же желания, что и у всех.

Она взглянула на него с ужасом, и щеки ее покрылись легким румянцем.

— То есть вы все-таки хотите… Вы готовы удовлетвориться тем, что я один раз стану вашей, а после этого вернусь домой?

Кровь бросилась ему в голову.

— Любимая! — проговорил он, не двигаясь с места. Ему казалось, что сердце выпрыгнуло у него из груди и он держит его в руках, как в переполненной чаше, и от малейшего движения оно выплеснется и погибнет.

Затем до него дошел смысл ее последних слов, и лицо его потемнело.

— Домой? Что значит — домой? — Домой к мужу.

— И вы полагаете, что я соглашусь на это?

Она подняла на него глаза, полные горя:

— Что же мне делать? Я не могу жить здесь и лгать людям, которые были так добры ко мне.

— Но ведь именно поэтому я предлагаю вам уехать со мной!

— И разрушить их жизни, когда они столько сделали, чтобы я могла начать заново свою!

Арчер вскочил на ноги и смотрел на нее в немом отчаянии. Было так просто сказать ей: «Да, будьте моей. Будьте моей хоть однажды». Он знал, что, если он скажет это, она подчинится ему и после этого он обретет власть над нею — власть, которая не позволит ей возвратиться к мужу.

Но что-то мешало этим словам сорваться с его губ — может быть, ее неистовая честность. Он не смел заманить ее в хорошо известную ему ловушку. «Если я сейчас принужу ее прийти ко мне, — подумал он, — это будет просто началом конца».

Однако, увидев тень ресниц на ее мокрой щеке, он вновь заколебался.

— В конце концов, — начал он снова, — у нас своя жизнь… Может быть, и нет смысла стремиться к невозможному… Вы настолько лишены предрассудков… и столько раз, по вашим словам, смотрели в лицо Горгоне… что я не понимаю, почему вы боитесь посмотреть правде в глаза, когда это касается нас… если только вы не считаете, что то, что происходит между нами, недостойно никакой жертвы.

Она тоже поднялась, нахмурившись и сжав губы.

— Что ж, считайте так, не буду спорить. Я должна идти. — Она посмотрела на часики, висящие на цепочке у нее на груди. — Мне пора.

Она повернулась, чтобы идти, и, потеряв самообладание, он поймал ее за запястье. В голове у него помутилось от мысли, что он сейчас потеряет ее.

— Я согласен: пусть будет один раз, — выдавил он.

Секунду или две они смотрели друг на друга с ненавистью, как враги.

— Так когда? — настаивал он. — Завтра?

Она помолчала, потом сказала:

— Послезавтра.

— Любимая! — вырвалось у него снова.

Она вырвала у него руку, но они продолжали смотреть друг другу в глаза, и при этих словах лицо ее, бледневшее все больше и больше, вдруг осветилось глубоким внутренним светом. Сердце Арчера забилось от священного трепета — ему показалось, что первый раз в жизни он видит перед собой живое воплощение любви.

— О, я опоздаю из-за вас. До свидания. Нет-нет, не надо дальше меня провожать! — воскликнула она, бросаясь к дверям комнаты, как будто бы испугалась этого сияния — отраженного в глазах Арчера. На пороге она обернулась и махнула ему рукой.

Арчер пошел домой пешком. Уже спустилась тьма, когда он вошел в дом, и огляделся вокруг, взирая на знакомые предметы с таким чувством, словно он вернулся с того света.

Горничная, услышав его шаги, вбежала по лестнице зажечь наверху лампы.

— Миссис Арчер дома?

— Нет, сэр, она уехала в карете после ленча и еще не возвращалась.

С чувством облегчения он пошел в библиотеку и бросился в кресло. Горничная последовала за ним, зажгла лампу и разворошила огонь в камине, подбросив угля. После ее ухода он сидел неподвижно, уперевшись локтями в колени, положив подбородок на сцепленные руки и глядя на пламя.

Он сидел так, ни о чем не думая и не замечая, сколько прошло часов или минут, погрузившись в глубокое восторженное раздумье, которое заставило его потерять счет времени.

«Произошло то, что должно было произойти, значит… так и должно было быть», — повторял он мысленно, как будто уверяя себя, что от судьбы не уйти. То, о чем он мечтал, так разительно отличалось от того, как он жил, что мертвенный холод дурного предчувствия сковал его члены.

Дверь отворилась, и вошла Мэй.

— Я ужасно запоздала — ты волновался? — спросила она, положив ему на плечо руку с нежностью, не слишком для нее характерной.

Он изумленно посмотрел на нее: — Разве уже поздно?

— Восьмой час. Ты, наверное, заснул! — засмеялась она и, вытащив булавки, бросила на софу свою бархатную шляпку. Она была бледнее обычного, но сияла каким-то особенным оживлением.

— Я поехала навестить бабушку, и как раз с прогулки вернулась Эллен; поэтому я осталась, и мы долго с ней болтали. Тысяча лет прошла с тех пор, как нам удавалось по-настоящему поговорить…

Она опустилась на свое обычное место — в кресло напротив — и поправляла растрепавшиеся волосы. Ему показалось, она ждет, чтобы он сказал что-нибудь, но он молчал.