Читать книгу "Хейсар - Василий Горъ"

— Нет… — доносится до меня чей‑то хриплый голос.

— Нет! — повторяю за ним я. И, поняв, что именно я вижу, кричу во весь голос: — Не — е-ет!!!

Словно в насмешку, пламя взвивается ввысь, обжигает мне щеки, и я, упав на колени, вжимаюсь лицом в холодный как лед живот своей Половинки…

— Кром, проснись! Пожалуйста!! Тебе снится кошмар!!! — Голос Мэй, донесшийся ниоткуда, заставил меня открыть глаза.

— Я тут! В се хорошо! Слышишь?

— Слышу… — с трудом сдерживая бьющую меня дрожь, хрипло выдохнул я, приподнялся на локте и первый раз за много — много лет изобразил отвращающий знак.

Увидев движение моей руки, Мэй почему‑то побледнела, потом прилегла рядом, прижалась к руке и горячечно зашептала на ухо:

— Чем думать о том, что тебе снилось, думай обо мне, слышишь?!

Я слышал. Чувствовал жар ее дыхания, тепло ладошки, касающейся моего лица, но видел перед собой лишь мертвое тело. И тихо сходил с ума от отчаяния, понимая, что, по сути, прозрел скорое будущее.

— Кро — о-ом? Тебе холодно, потому что ты замерз или из‑за того, что увидел там, в своем кошмаре? — внезапно спросила она.

«Я в кошмаре почти всю свою жизнь… — горько подумал я. — И ты — в нем же. С тех пор, как Боги привели меня в Атерн…»

— Кро — о-ом? Тебе холодно?!

Заставить себя произнести хоть слово я почему‑то не смог, поэтому закрыл глаза и кивнул.

Жар, обжигающий руку, куда‑то исчез.

«Комната большая. Пока прогреется — я замерзну насмерть…» — отрешенно подумал я и почему‑то вспомнил, как когда‑то, уходя из храма, искренне верил в то, что хочу только одного: пройти свой Путь и воссоединиться с родными. Будущее казалось ясным и понятным. Тогда. А теперь — теперь я понимал, что жажду совсем другого: быть рядом с Мэй. Как можно дольше…

…Чиркнуло кресало… Громыхнуло упавшее полено… Что‑то недовольно пробурчала Мэй… Потом меня затрясло так, что я на некоторое время перестал слышать что‑либо, кроме стука собственных зубов. И пришел в себя только тогда, когда почувствовал прикосновение к плечу:

— Пей!!!

Открыл глаза, выпростал из‑под одеяла левую руку, взялся за обжигающе — горячую кружку с бульоном, сделал глоток — и благодарно посмотрел на Мэй: пока я замерзал, она успела сбегать на кухню!

— Ну как, теперь теплее? — с надеждой спросила она.

Я кивнул.

Видимо, не очень уверенно, так как Мэй нахмурилась, закусила губу и… юркнув ко мне под одеяло, прижалась грудью к моему боку:

— Грейся! Я — теплая…

Глава 34 — Брат Ансельм, глава Ордена Вседержителя

Третий день первой десятины второго травника.

— А — а-адин… Здорово! Дэ — э-эва — а-а… Замечательно! Тэ — э-эри — и-и! Очень хорошо! — брат Айрин, придерживающий Ансельма под левый локоть, не закрывал рот ни на мгновение. — Теперь немножечко отдохнем и сделаем четвертый! Итак, собираемся с силами, поднимаем правую ногу и делаем че — е-етвертый!

В любое другое время глава Ордена Вседержителя, скорее всего, отнесся бы к причитаниям лекаря философски: пытается успокоить? Ну и пусть пытается! Но слабость, все усиливающееся головокружение и боль в плохо заживающей ключице бесили так, что буквально через десяток ударов сердца после начала «прогулки» он остановился, холодно посмотрел на брата Айрина и рявкнул. Чуть ли не на всю Обитель:

— Заткнись!!!

Лекарь как язык проглотил: молча склонился в поясном поклоне, отчего Ансельм, враз лишившийся поддержки, чуть было не упал навзничь, так же молча выпрямился и услужливо заулыбался — мол, идите с той скоростью, с какой вам нравится.

Глава сделал еще пару шагов, остановился перед высоким — в рост человека — зеркалом, посмотрел на себя и мрачно хмыкнул: то, что торчало из‑под нижнего края ночной рубашки, выглядело чем угодно, но не ногами.

Белые, кажущиеся в несколько раз больше, чем надо, мослы. Дряблая, шелушащаяся кожа, сквозь которую просвечивала синяя сеточка жил. Багровые, все еще слегка воспаленные шрамы. Тощие, обвисшие, ка к мокрая тряпка, мышцы…

Вид последних бесил сильнее всего — за какие‑то неполные четыре десятины они потеряли в объеме добрых две трети!

«Дохлятина… — зачем‑то пошевелив пальцами ног, подумал Ансельм и в сердцах сплюнул. — Выгляжу как пугало… Если не хуже…»

— Главное — что кости срослись нормально… — еле слышно произнес брат Айрин. — А мышцы — дело наживное…

«Главное — что я жив!» — подумал Ансельм и успокоился: осенил свое отражение знаком животворящего круга, мысленно прочитал «Благодарствие» и, без особого труда оторвав взгляд от своих изможденных конечностей, поковылял обратно. К кровати.

Лекарь, явно обрадованный тем, что у его пациента улучшилось настроение, семенил рядом и старательно закреплял успех — рассказывал, как лучше всего восстанавливаться после такого длительного периода неподвижности.

Глава Ордена Вседержителя слушал, но не слышал: перед его внутренним взором мелькали лица тех, кто оказался недостаточно умен, чтобы воспользоваться имеющимися у них возможностями. Мастера Эшта — одного из сильнейших братьев — надзирателей за всю историю Ордена. Сестры Эльги — настоятельницы самой крупной женской Обители. Брата Корга — телохранителя Ансельма, имевшего «доступ к телу», брата Вартала, знающего распорядок дня главы, и многих, многих других.

«Они мертвы, а я — жив! — лучась от самодовольства, повторял он до тех пор, пока не добрался до кровати. А когда опустился на ложе и облегченно перевел дух, добавил: — Значит, я умнее, изворотливее и хитрее…»

Последнее лицо — сестры Одалии — улыбнулось ему ярко — алыми губами и заставило вспомнить запах и вкус земляники, затем отодвинулось подальше — так, чтобы Ансельм увидел роскошное тело светоносной[213], лежащее на иссиня — черных простынях, — и исчезло, оставив после себя сухость во рту и дикий жар в чреслах.

Торопливо откинувшись на подушки и прикрывшись одеялом, глава Ордена Вседержителя вцепился в витой шнур у изголовья и, пару раз дернув за него, с прищуром уставился на возникшего в дверном проеме Бенора:

— Брат Айнур посоветовал мне делать меросс. По возможности почаще… Распорядись!

Объяснить, какой именно меросс ему требуется, не пришлось — в глазах помощника тут же зажглись искорки понимания:

— Когда вам будет угодно начать первую процедуру, ваше преподобие?

Ансельм посмотрел на мерную свечу, поколебался, не перенести ли запланированное совещание на вечер, потом сообразил, что после такого «меросса» наверняка провалится в сон, и кое‑как унял разгорающееся желание: