Читать книгу "Жесткий контакт - Михаил Зайцев"

– Спасибо, мальчик. Ты всегда умел...

ПУМ! Хлопнуло за окном. Соседний дом озарило белой вспышкой. Софья Сергевна привстала с тахты, силясь рассмотреть через плечо ротмистра, что происходит на улице.

– Садитесь, Софья Сергевна, садитесь. Ничего страшного. Как я и обещал, форпост соглядатаев СГБ загорелся, только и всего.

– Евграфушка...

– Все нормально! СГБисты не здоровы, но живы, разбежались кто куда. Временно вы остались без надзора, уважаемая. Садитесь! Ради всего святого, сосредоточьтесь на восприятии моих слов, о мелочах забудьте. Семь минут спустя я уйду, ради вашего сына Александра выслушайте меня внимательно.

Упоминание о сыне подействовало волшебно. Софья Сергевна, сидя на тахте поверх разобранной постели, выпрямила спину, будто королева на троне. Лицо ее приобрело особенное, торжественное и одухотворенное выражение, и сразу же захотелось сравнить мерцание телевизионного экрана с благородным свечением живой, восковой свечи, кружевную салфетку – с медными завитками канделябра, и «залу» сразу захотелось называть залом, без всяких иронических кавычек.

Евграф Игоревич приосанился, как и подобает в присутствии королевы-матери, кашлянул в кулак.

– Экхе, кхе. Прошу прощения за свой кашель. Простыл, вероятно. Простуда. Ну, да это не беда. Простуда легко лечится, беспокоит меня другая болезнь, до сих пор считавшаяся неизлечимой. Мы все инфицированы ЗНАКОМ. Вы, я, весь мир болен, имя болезни – ЗНАК. Нормальные люди, лишенные ЗНАКА, воспринимаются нами или как боги, или как дьяволы. А они НОРМАЛЬНЫ, черт побери! Просто – они нормальны, а мы – уроды. Мы все! Повредившиеся умом наши с вами нечистые собратья срезают бритвой кожу с татуированным ЗНАКОМ, выжигают татуировку огнем, вытравливают кислотой. Буддисты уверены, что носителям ЗНАКА недоступна нирвана, ортодоксальные христиане называют ЗНАК «печатью сатаны» и пророчат скорый апокалипсис, мусульмане ищут смерти, дабы освободить душу от изуродованной телесной оболочки. И только в Орде ЗНАКУ поклоняются, будто идолищу, жертвуют ему младенцев, а за каждого взрослого чистого иноверца хан платит золотом. Дети! Наши дети рождаются ЧИСТЫМИ! Мы ждем, пока они подрастут, и метим их. Но зачем? Зачем?! Феномен ЗНАКА, породивший Всемирную Трехдневную, давным-давно бесполезен. Газы, яды, взрывчатые вещества, всевозможные излучения куда эффективнее свинцовых цилиндриков пуль. Доколе, я вас, я себя спрашиваю, мы будем уродовать наших детей? Смысл нанесения ЗНАКА подрастающей смене лишь в том, чтобы сделать детей такими же, как мы. Эгоизм стариков не сможет властвовать вечно, когда-нибудь еще чистые подростки взбунтуются против уже нечистых взрослых, и чем этот бунт закончится, мне, например, страшно представить. Катастрофа не за горами, но на подступах к просыпающемуся вулкану, на наше общее счастье, во благо мира и Державы, возник одинокий герой, посланник Света, ваш сын Саша Таможин. Он знает и учит, как сделать ЗНАК не только теоретически, но и реально бесполезным. Я не хочу, чтобы его светлая миссия закончилась столь же печально, как было у других, известных истории пророков Добра. Я прошу о пустяке, о встрече с Сашей, о разговоре с ним один на один. Молчите! Ради бога, Софья Сергевна, умоляю – не говорите сейчас ничего, молчите! Не нужно лишних слов, заранее верю – вы понятия не имеете, где сейчас Саша, верю! И все же я оставлю вам коммуникатор.

Евграф Игоревич, суетясь, вытащил из кармана плаща прибор спецсвязи, вручил коммуникатор женщине, торопливо, но складно объяснил:

– Сашу ловит СГБ, его ищут мои коллеги жандармы, на него охотится «Братство Ткачей» и Орден «Белой Стрелы», но никто из ловцов, поисковиков и охотников, никто не в силах засечь сигнал этого коммуникатора, клянусь! До утра есть время, и мой домашний адрес имеется в любой телефонной книге, до утра я контролирую ситуацию, позже справляться с обстоятельствами станет значительно сложнее, помогите мне, умоляю, заклинаю вас – помогите! Мне надо, мне необходимо встретиться с Сашей!

Ротмистр круто развернулся спиной к женщине, неуклюже чередуя движение трости и калеченой ноги, переваливаясь по-утиному, побежал к двери и был жалок, беспомощен в этот момент, как никогда, и женские глаза увлажнили слезы, вызванные то ли страхом за сына, то ли состраданием к единственному знакомому ей другу юности сына Саши.

А дом напротив жилища Софьи Сергевны полыхал гигантским костром. И сгорали снежные мухи в трещащем пламени, а хуторские собаки охрипли от лая. И прятались за занавесками хуторяне, боясь выглянуть в окна. И шарахнулся в густые смородиновые кусты пес по кличке Стрелок, а ковыляющий по садовой дорожке колченогий ротмистр и головы не повернул в сторону собаки. И поймала на лету брошенные ключи от машины здоровенная лапа временного раба-водителя, а свободная от трости рука, бросившая ключи, не успела захлопнуть дверцу, как «Яуза» сорвалась с места, крутанулась посреди освещенной пламенем улицы и рванула откуда приехала. И сказал хозяин-жандарм рабу за «баранкой»:

– А сейчас жми, братец. Выскочим на шоссе, поедем степенно, соблюдая правила и памятуя о ресурсах мотора, а пока жми на полную. У плакатика с Буддой свернешь к Москве. К твоему сожалению, живу я отсель далече, аж возле метро «Авиамоторная», в новом комплексе, на месте бывшего завода пластмасс. Потерпи, братец, к утру доберемся, ночь на исходе, недолго осталось. Поверь мне, милый, терпение и самоконтроль, помноженные на возможности серого мозгового вещества, наиважнейшее в достижении наших целей и реализации наших намерений.

И ротмистр Карпов улыбнулся совершенно той же улыбкой, что и Будда на быстро приближающемся транспаранте, и ласково погладил серебряную морду льва, украшавшую верную спутницу трость. А лев, показалось, всепонимающе улыбнулся в ответ.

Глава 4

Утро

К дверям своей однокомнатной квартиры Евграф Игоревич подошел, потеряв на финальном отрезке добровольных ночных мытарств еще одну пуговицу от плаща. Проклятая пуговица зацепилась за лестничную скобу, когда ротмистр спускался в канализационный люк, под землю. К тому времени раб-шофер был отпущен, и никто не видел, как ротмистр сдвигает крышку люка, никто не слышал, как затрещали нитки, силясь удержать чертову пуговицу. Люк находился в углу двора-колодца. Дома, служившие колодцу стенками, чернели в сумерках раннего утра напротив многоэтажного жилого комплекса, где арендовал квартиру и Евграф Игоревич, и многие из его коллег по линии жандармского ведомства. Жандармы народ ушлый, однако тайный ход с другой стороны улицы в подвал ведомственного дома разведал и освоил один Евграф Игоревич, что подтверждалось следами на обочине зловонного подземного ручейка. С прошлого раза к следам от резинового набалдашника и пары ботинок Карпова прибавились разве что узорчатые дорожки, протоптанные крысиными лапками. И еще с прошлого раза перегорело несколько лампочек в цепочке, вечно освещающей бетонный тоннель. Повезло, что лампочка у лаза в подвал родного дома еще держалась, еще светила, родимая.

В связке ключей у господина Карпова имелся и ключ от подвальной двери. Как и всегда, храпел консьерж в стеклянной будке подле дверей на улицу. Надо бы гнать к такой-то матери жандарма-пенсионера с должности консьержа, а жалко старика, ветеран заслуженный, помнит дед многих ныне сановных жильцов дома желторотыми юнкерами только-только организованного нового ведомства.