Читать книгу "Люди Домино - Джонатан Барнс"

— Вы знаете, кто я?

— Конечно. Конечно знаю. — Она протянула руку и ухватилась за мой рукав. — Передайте привет вашему дедушке.

Я пообещал передать, но не уверен, что она слышала меня.

— Когда внутри вас Левиафан… — сказала она, — это выявляет ваше истинное «я». Показывает миру, на что вы способны. — С крыши донесся зловещий треск. — Я не оправдала надежд.

Я сжал руку женщины, пытаясь утешить ее.

— Левиафан на свободе, — сказала она. — Он вызвал подкрепление. Они не повторят одну ошибку дважды.

Снова треск наверху, хлопья гипса и пыль с потолка, новый поток обломков.

Лицо Эстеллы исказилось.

— Вам надо поскорее выбраться отсюда.

Я с трудом поднял ее, ухватил за плечи и попытался сдвинуть ее немалое туловище с места. Я делал все, что мог, лишь бы спасти ее.

— Уходите, — просипела Эстелла по прошествии минуты-другой этого ужасного танца. — Скорее.

Когда здание начало сотрясаться в преддверии своего обрушения, я усадил женщину обратно на пол и попытался устроить ее поудобнее. Веки ее опустились, мышцы лица расслабились. Я дважды поцеловал ее в лоб.

Но все же я оставил ее там, и когда здание вокруг меня стало рушиться, я в последний раз понесся из дома 125 по Фицгиббон-стрит и офисов Архивного подразделения гражданской службы (хранение и поиск информации).

На улице начал падать снег. Но он не был похож на тот снег, который кто-либо видел раньше. Он был черный, липкий на ощупь и какой-то ненастоящий. Когда я вышел на улицу, там стояла толпа, внимание которой разрывалось между обрушением здания и началом необычной метели.

Люди ловили снежные хлопья в ладони, пытаясь понять, что бы это могло значить. Человек в костюме, стоявший в отдалении от остальных на краю тротуара, смеялся при виде этого. Просто смеялся, смеялся и смеялся, пока его смех не перешел в истерику.

У нас за спиной с вулканическим грохотом разрушалось здание, трескалось и падало на себя самое, хороня под одиннадцатью этажами бумаг и папок женщину, которая была тюрьмой для Левиафана.

Из кабины «Глаза» Дедлок смотрел на падающий снег, безнадежно наблюдая, как чернеет небо, и уже не мог прогнать прочь гнетущую мысль о том, что в конечном счете случилось-таки то, чего он опасался большую часть своей долгой жизни.

В кабину зашла женщина. Глаза ее горели местью, в сердце зрело убийство, а обеими руками она сжимала что-то ужасное.

— Кто там?

Хлопья черного снега прилипали к окну кабины, а потом соскальзывали вниз, оставляя черные разводы.

— Кто там? — снова спросил Дедлок. — Что вам надо?

Барбара вышла на свет, и, хотя она улыбалась, в выражении ее лица не было ничего веселого.

— Привет, красавчик, — сказала она.

В двух с половиной милях от «Глаза» в палате Макена больницы Сент-Чад мой дед энергично опровергал основы медицинской науки.

В тот самый момент, когда начался снегопад, его система жизнеобеспечения издала какофонический вопль тревоги, а он сел в кровати, и его глаза нетерпеливо открылись. Хотя было всего десять утра, за окном сгущалась темнота, валили черные хлопья.

Интересно, что он подумал, увидев это. Какие мысли мелькнули в его мозгу? И понял ли он уже тогда, что для всех нас уже слишком поздно?

23

Следующие несколько страниц — это расшифровка записей, которые мне удалось достать из-под обломков «Лондонского глаза», черный ящик с магнитофоном, извлеченный из-под искореженных металлических конструкций главного городского аттракциона.

Когда происходили эти события, снег шел уже минут десять и сознание только-только вернулось к моему деду.

Как только Барбара вышла на свет, Дедлок увидел то, что она держала в руках, и впервые более чем за сто лет почувствовал страх — настоящий, безграничный страх, от которого переворачивается все нутро.

— Подумайте, моя дорогая, — прошипел он, и его голос уже приобрел ту льстивую убедительность, которая отправила на смерть не одно поколение агентов Директората. — Не делайте того, о чем вы потом можете пожалеть.

Легкой, танцующей походкой, сияя лучезарной улыбкой, словно хозяйка вечеринки, приветствующая первых гостей, Барбара подошла ближе. Она поднесла палец к губам.

— Ш-ш-ш, — сказала она и назвала его по имени, которого я не слышал никогда прежде.

Старик в своем аквариуме зашипел от злости.

— Давно меня никто так не называл.

— Любопытно — почему?

— Никто не осмеливался.

— Вы предпочитаете «Дедлок»? — спросила Барбара беспечным тоном, будто вела учтивую беседу с малознакомым человеком. — Мне всегда казалось, что с этими кодовыми именами мы выглядим довольно глупо.

— Вы так думаете? Что ж, если после сегодняшнего дня кто-нибудь останется в живых, я займусь этим вопросом.

Барбара продолжала улыбаться несколько отстраненной улыбкой, словно предлагала гостям канапе.

Старый козел в аквариуме, эта небывальщина, этот живой укор законам науки, пытался выиграть время. Даже продолжая говорить, он думал о том, как бы ему связаться с кем-нибудь снаружи, высчитывал, удастся ли поднять тревогу, прежде чем будет слишком поздно. В отчаянных поисках какого-нибудь способа отвлечь ее он сжал кулаки, и за его спиной замерцала карта Лондона, одна за другой улицы города погружались во тьму, отмеченные поступью Левиафана.

— Что вы здесь делаете? — спросил он. — Где Старосты? Где Генри Ламб?

Когда Барбара заговорила снова, все эмоции, казалось, были вытравлены из ее голоса.

— Вы знаете, что происходит. Левиафан на свободе. За все это время нам удалось лишь отодвинуть неизбежное на несколько лет. Для такого существа это всего лишь мгновение.

— Не говорите так, — сказал Дедлок. — Я никогда не сдаюсь. Если что и можно сказать про мою долгую жизнь, так это то, что я никогда не сдавался. Ни разу.

Барбара зевнула.

— Ваша жизнь. Ваша долгая, долгая жизнь. Вы хоть представляете, как все устали слышать об этом? Сто семьдесят пять лет скучнейших анекдотов.

— Если бы не я, этот город давно уже был бы колонией рабов. Вы бы родились в цепях.

— Знаете, сегодня утром ко мне возвращается много всякой всячины. В том странном теле, что соорудил для меня Джаспер, есть много от Эстеллы. Последние несколько часов ее воспоминания возвращаются ко мне. Вы спросили, что я здесь делаю…

— Да.

— Я пришла задать вам вопрос.