Читать книгу "Бешеный Лис - Евгений Красницкий"

Анькин визг, казалось, вот-вот перейдет в ультразвуковой диапазон. Из дверей избы (видимо, и туда достал наконец Анькин голос) выглянула мать и, мгновенно оценив ситуацию, перехватила вожжи перемазанной в тесте рукой:

– Хватит, батюшка!

Дед взглядом искушенного ценителя окинул исполосованный Анькин зад и скептически изогнул бровь.

– Думаешь, хватит, Анюта?

– Хватит, – повторила мать.

– Ладно. В сарай ее! На хлеб и воду, пока задница не заживет! А по вечерам – нужники мыть, благо у нас их теперь… Лавруха… кхе, расстарался. В сарай! Теперь с тобой. – Указующий перст деда уставился на Первака. – Ты хоть понимаешь, что только что из-под топора выскочил? Вижу, что не понимаешь. Так вот: раб, поднявший руку на кого-либо из хозяйской семьи, должен быть убит. И никакого послабления в этом у меня никто не получит! Сегодня тебе повезло, но в другой раз не повезет, так что самое хорошее для тебя, если другого раза не будет. А чтобы лучше понял и другим объяснить мог… Роська! Сегодня же расскажи ему, как тебя судили!

– Слушаюсь, господин сотник!

– Вот-вот. Теперь ты, Михайла. Скажи-ка мне, внучек, а чего это вокруг тебя все время всякая дурь происходит? Гляди, надоест мне когда-нибудь.

Дед задумчиво покивал самому себе и вдруг рявкнул:

– Старшина «Младшей стражи» Михаил!!!

– Я, господин сотник!

– Приказываю! Уймись!

– Слушаюсь, господин сотник!

– Вот так-то. Кхе! Всё! Расходитесь!

Дед победно оглядел двор, молодецки расправил усы и вдруг заорал в сторону ворот:

– Илюха! Здорово! Заходи, ты чего, с делом каким или на шум заглянул?

У ворот и вправду нерешительно топтался обозник Илья.

– Здрав будь, Корней Агеич… Я того… не вовремя, видать.

– Да проходи ты, чего от ворот орать, проходи!

Неловко косолапя, Илья потихонечку побрел в сторону деда, то и дело зыркая глазами по сторонам. Многолюдье и размах строительства явно произвели на него сильное впечатление.

– Ну так что? – снова спросил дед, когда Илья приблизился. – С делом пришел?

– И с делом, и так, уважение, значит, выказать, и еще дельце малое имеется, и вообще…

– Ну если с делами, то пошли в дом, не во дворе же нам.

– Благодарствую, Корней Агеич, дельце-то небольшое… Можно и во дворе. Я, это… не гордый. У тебя, я вижу, забот полно… Строишься вот. Мне бы Михаилу… Михаилу Фролыча, вот.

Обычно бойкий на язык Илья почему-то сделался робким и косноязычным. Было заметно, что он чего-то опасается и не знает, как приступить к разговору.

– Так ты к Михайле?

– Ага… То есть и к тебе тоже, Корней Агеич. А к Михайле вроде бы как с твоего дозволения. Ну, в общем, как ты повелишь… Но я со всем уважением, ты не подумай чего.

– Михайла, поди сюда!

– Здравствуй, Илья.

– Здрав будь, Михайла Фролыч… Такое вот дело… Я тебе это…

Илья совсем засмущался и уставился в землю, комкая в руках какую-то тряпицу, извлеченную из-за пазухи.

– Илюха, да что ты как ушибленный? – попытался приободрить обозника дед. – Вроде бы и трезвый. Чего робеешь-то?

– Да больно уж дело такое… ты только за обиду не прими, Корней Фролыч, ой, Корней Агеич.

– Кхе! Ну совсем потерялся. Ты, часом, не свататься надумал? А то у нас тут уже одно сватовство было. Кхе! Слыхал, поди, как невеста голосила? Так не свататься?

– Бог с тобой, Корней Агеич, я женат давно. И детишек…

Илья снова замолк, а потом, набрав в грудь воздуха, выпалил:

– Вот, Михайла, принес. Спасибо тебе, выручил, век благодарен буду.

Илья вытянул к Мишке руку ладонью вверх. На развернутой наконец тряпице лежал кипарисовый нательный крестик, который Мишка дал обознику для проведения обыска на языческом капище.

– Кхе! Возвращаешь, значит?

– Корней Агеич, ты не подумай чего, я со всем уважением…

– А свой крест где? – Дед грозно нахмурился, но Мишка видел, что он вовсе не сердится.

– Вот. – Илья похлопал себя по груди. – Как вернулся, так сразу новую веревочку спроворил.

– Ага! Зазорно тебе, значит, с моим внуком побрататься?

– Да Христос с тобой, Корней Агеич, как можно? Честь для меня великая, только я-то вам зачем?

– Честь, говоришь? А ну снимай крест! Илья суматошно заскреб пальцами у горла.

– Так! Отдавай Михайле, а сам его крест надевай! Лисовины своего слова назад не берут!

– Да разве я… Корней Агеич, и в мыслях не было!

– Ну если не было, то и хорошо. А теперь обнимитесь, братьями стали как-никак.

Илья облапил Мишку и растроганно хлюпнул носом. Мишка от неожиданности выронил костыль и чуть не упал.

– Ну вот, Михайла, у тебя и старшенький братик появился. Вот мать-то удивим! А я ее еще спрошу, с кем это она больше тридцати лет назад тебе братишку нагуляла.

– Да что ж ты такое… Корней Агеич, разве можно так?

Илья залился краской, Мишка тоже почувствовал, что краснеет.

– Шучу я, шучу, – успокоил дед. – Не все ж одному Михайле. Илья, сегодня на ужин вся родня собирается. У нас в роду аж пять семей прибыло, слыхал?

– Как не слыхать…

– Вот всех и собираю, чтобы познакомились, а то стыдоба: родичи друг друга никогда в глаза не видели.

Дед снял шапку и с достоинством склонил голову:

– Илья Борисыч, милости просим сегодня отужинать и познакомиться с новой родней.

– А… Э… Благодарствую… Это как же? Меня?

– Тебя, тебя. Окажи честь, не побрезгуй.

– Да я… Ой!

Илья спохватился и сдернул с головы шапку. Поклонился в пояс и даже не проговорил – пропел:

– Благодарствую на приглашении, Корней Агеич, буду непременно.

«Во как ритуал помогает! Сразу и косноязычие пропало».

– У тебя, Илья, – вспомнил дед, – еще какое-то дело было?

– Да так, дельце небольшое. Корней Агеич, продай мне одну холопскую семью.

– Что-о-о? Да ты никак разбогател?

– Ну не так чтобы очень. – Илья скромно потупился. – Продай, тебе же все равно такую прорву народу девать некуда, вон третью ночь за тыном сидеть будут.

– Это моя забота! Ты сам-то как целую семью до новин прокормишь?

– А это уже моя забота!