Читать книгу "Небо в кармане! - Владимир Владиславович Малыгин"

и подобный перелёт ещё никто не осуществлял.

Это первая и, пожалуй, главная причина, по которой я намереваюсь выполнить задуманное. Это отличная реклама для моего самолёта, особенно если перед этим адвокат телеграфирует знакомым журналистам. Есть же у него такие? Наверняка есть.

О чём и говорю во всеуслышание, затыкая столь весомым доводом сразу и отца, и пока ещё сомневающегося адвоката.

— Представьте утренние газеты! Первый в России воздушный перелёт до столицы! Огромное расстояние покорилось отважным воздухоплавателям! И наши фотографии на первых страницах всех газет. Если после такой рекламы мы не сможем продавать наши самолёты, то грош нам с вами цена! А ведь наверняка ещё и военное ведомство заинтересуется?

— А ведь это и впрямь интересное и заманчивое предложение, — медленно проговаривает Александр Карлович. Переводит взгляд с меня на отца. — Вы можете начинать гордиться своим сыном. Столь мудрые и взвешенные слова в таком молодом возрасте говорят о многом. Весьма о многом!

Теперь уже оба смотрят на меня. И адвокат резюмирует:

— Далеко пойдёте, молодой человек, очень далеко. Если, конечно, не остановитесь на достигнутом. Поверьте, медные трубы много талантов погубили.

— Не остановлюсь, я ещё в самом начале своего пути.

— Смелое заявление для юноши. Но, как говорил один умный человек — «надежды юношей питают!»

— «Отраду старцам подают, в счастливой жизни украшают, в несчастный случай берегут», — полностью согласен с этим утверждением!

— Удивили, Николай Дмитриевич! Как есть, удивили, — воскликнул Паньшин. — Не каждый молодой человек вашего возраста способен процитировать известного мудреца и поэта. — Удивили и порадовали. Кстати, не находите, что это выражение отлично к вам подходит? Остаётся лишь позавидовать вашему отцу…

Адвокат кланяется папеньке, отец довольно улыбается и тут же отвечает ему встречным комплиментом:

— Вижу, что сегодня в моём кабинете происходят воистину удивительные вещи. Которые обсуждают не менее удивительные и, не побоюсь этого слова, замечательные люди. Это я вас имею в виду, Александр Карлович. Если бы не ваше участие в судьбе моего сына, если бы не ваши знания, то вряд ли мы бы сами смогли правильно распорядиться изобретениями моего сына.

Сижу, молчу, наслаждаюсь происходящим. Не скрою, приятно выслушивать в свой адрес хвалебные речи. Но «медных труб» не опасаюсь, всё-таки я до сих пор человек ещё того, своего, времени. Так что «медные трубы», это явно не про меня.

И очень нравится мне, как отец с адвокатом друг друга нахваливают! Прямо душа поёт при виде двух благодушно настроенных персон. Только пора бы и к делу возвращаться!

— Прошу прощения, что прерываю вашу беседу, но, Александр Карлович, Сколько вам нужно времени, чтобы подготовить столичных журналистов?

— Сегодня уже поздно, а завтра с утра Дмитрий Игоревич отправит человека на телеграф. Текст я сегодня же подготовлю, расходы все беру на себя, — выставляет руку ладонью вперёд, затыкая этим жестом начавшего возражать отца. — Не спорьте, Дмитрий Игоревич, так будет правильно. Должен же и я принять хоть какое-то участие в этом деле? Да, почему только столичных журналистов? Я обязательно проинформирую и губернских. Иначе они мне этого потом не простят!

Паньшин весело хохочет, и ему тут же вторит отец. Я же сдержанно улыбаюсь, потому что уже прикидываю, чем мне это может грозить. Изменением маршрута? Обязательной посадкой в губернском городе? Тогда нужно будет организовать посадочную площадку, выставить оцепление из полицейских и пожарников, охрану организовать, заправку. Бензин прикупить заранее.

Дожидаюсь, пока затихнут смешки и выкладываю свои мысли. Начинается серьёзный разговор, планируем каждую мелочь до позднего вечера. Понимаю, что всё учесть невозможно, но постараться нужно!

Расходимся поздно. Отец просит меня задержаться в кабинете. Жду коронной фразы про «попрошу остаться», но не дожидаюсь, поэтому вымученно улыбаюсь. Вымученно, потому что просто замотался, устал.

— Николай, ты уверен в себе? — прямой вопрос требует такого же ответа. — Очень непростое дело ты затеял. Я не хочу тебя останавливать на полпути, наоборот, поддерживаю во всех начинаниях, но, пойми меня правильно, ты у меня один. И ты наследник славного княжеского рода с богатыми традициями, не забывай об этом.

— Не забуду, не волнуйся. И, да, я в себе уверен. В чём не уверен на сто процентов, так это в моторе. Кто знает, сколько ещё эта тарахтелка проработает?

— И ты готов всем рисковать?

— Нет здесь никакого риска. В случае отказа мотора просто сядем на первую попавшуюся площадку. Даже в этом случае шума в прессе будет столько, что замучаемся отбиваться от предложений.

— Ну-ну, — явно сомневается в последнем предположении отец. — Посмотрим. Ещё раз говорю, не хочу хоть как-то мешать твоим планам или в чём-то тебя ограничивать. Только об одном прошу, будь умным и не подведи ни меня, ни наш род. Помни о том, кто ты есть таков! Да, а если, не дай Бог, конечно, сядешь на первую, как ты говоришь, площадку, то как тебя оттуда вытаскивать?

— А вот об этом мы завтра поговорим…

— Устал? Понимаю, у меня голова тоже кругом идёт. Ступай к себя, завтра у нас всех будет весьма напряжённый день. Спокойной ночи, сын.

— Спокойной ночи, — кланяюсь и прикрываю за собой дверь.

Вверх по лестнице поднимаюсь бегом, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. Лестничный холл сменяется сумраком короткого коридора, глаза не успевают привыкнуть к темноте, но ждать не хочу и иду вдоль стены наощупь.

Вот-вот должна быть дверь в мою комнату! Но рука вместо ребристой филёнки натыкается на мягкое. Инстинктивно сжимаю пальцы, ойкает девушка. Разворачиваюсь, напрягаю глаза:

— Сашенька? Ты что здесь делаешь?

А сам не жду ответа, помогаю себе второй рукой, приобнимаю девушку и бочком, бочком веду её в свою комнатку. Что интересно, она и не сопротивляется, перебирает ножками, прижимается ко мне тугим бедром. Получается, именно меня и дожидалась?

Не забываю закрыть за собой дверь на задвижку. В комнате темно, но лишь первое время, потом зрение адаптируется к скудному освещению. Из окошка льётся белёсый свет, белые ночи в разгаре, поэтому кое-что хорошо видно. Рывком подтягиваю к себе девушку, она ойкает и податливо прижимается ко мне всем своим телом. Поднимает лицо, глаза закрыты, подставляет губы, требовательно стонет, и я впиваюсь поцелуем в пухлые губки!

Солнечный свет бьёт в окошко, занавески вчера никто из нас не догадался задёрнуть, добирается до лица, слепит глаза через закрытые веки. Приходится просыпаться. Воспоминания о чудесной ночи будоражат, заставляют чаще забиться сердце, тяну