Читать книгу "Крупным планом - Дуглас Кеннеди"

Я кивнул и подумал: не училась ли и она когда-то в юридической школе?

— Я что хочу сказать? Сейчас ведь девяностые. Небольшое означает красивое. У вас есть видение, вы расширяете это видение до подвластных вам синергичных границ, потому что в противном случае вы ставите под угрозу его чистоту, чересчур его растягивая. Но это не означает, что вы не должны иметь в виду потенциал рыночного роста. И когда Анна показала мне ваши снимки, я поняла, что я вижу перед собой не просто перспективную выставку, а удивительное проникновение в философию Нового Запада. И потенциал здесь огромен.

Я решил перейти ближе к делу:

— Вы хотите сказать, что они будут хорошо продаваться?

— Как горячие пирожки. Вы, по моему мнению, блестяще уловили подлинный противоречивый сегодняшний дух этого штата. Ты смотришь на эти лица и думаешь: здесь вся горькая суть современной Монтаны. Эти фотографии понравятся даже коренным жителям Монтаны, а можете мне поверить, вам еще нужно поискать местного, который скажет что-то хорошее о чужаке. Особенно если у этого чужака хватило наглости фотографировать или рисовать их неприкосновенный штат. Так что услышать, как Руди Уоррен говорит, что вы станете Уолкером Эвансом Монтаны…

— Вы знаете Руди Уоррена? — спросил я.

Она как-то странно посмотрела на меня:

— Разумеется, я знаю Руди Уоррена. Он был моим вторым мужем.

— Вы были замужем за тем самым Рудольфом Уорреном?

— Не стоит так удивляться, — сказала она. — Все имеют право на одну или две ошибки. Да и длился этот брак всего полгода.

Я наконец сообразил, что имел Руди против калифорнизации.

Джуди перешла к делу: переговорам, которые вела с завидной жесткостью. Нынешняя выставка завершена, у нее есть перерыв в шесть недель, но ей требуется больше снимков, чтобы организовать экспозицию. Она обрадовалась, узнав, что у меня есть еще примерно тридцать более поздних фотографий, которые я могу ей предоставить. За рамки, естественно, заплатит галерея. Она собиралась оценить каждую фотографию в $150 и предлагала поделить доходы от продаж пополам. Она также требовала тридцать пять процентов от всех вспомогательных прав (книги, перепечатки в прессе, открытки, календари, даже воспроизведение в Интернете), не говоря уже о пятнадцати процентах от всех будущих продаж через галерею — как в сорока восьми штатах, так и за рубежом.

Я посоветовал ей спуститься на землю. Но это же обычный порядок для галерей, возразила она. Тогда я не хочу здесь никаких выставок. Но это же не будет экспозиция только в «Новом Западе», она же превратится в национальную рыночную кампанию, на которой я заработаю имя. Вы хотите выставку, заявил я, мы делим доходы шестьдесят на сорок, и никаких процентов со всех вспомогательных прав. Она стояла на своем. Я встал, собрал свои снимки.

— Спасибо за кофе, — сказал я.

— Вы не находите, что вы немного самовлюбленны для человека, который никогда раньше не выставлялся? Я что хочу сказать: кто вы такой, Гари? Из того, что рассказала мне Анна, следует, что вы признались, будто приехали в Маунтин-Фолс, потому что у вас с работой в Нью-Йорке ничего не вытанцовывалось. А теперь, когда лучшая галерея в Монтане предлагает вам первую крупную выставку, причем на основании добровольно представленных работ, вы начинаете торговаться насчет условий контракта. Вы хотите, чтобы выставка была?

— Нет, если меня пытаются лишить значительной доли полагающегося мне в связи с авторскими правами… — Я остановился прежде, чем погрузился в юридический жаргон. — Если пожелаете обсудить условия, — добавил я, — у вас есть номер моего телефона. — И ушел.

Поначалу я радовался, что отшил Джуди Уилмерс. Слишком я был бы тогда на виду, продолжал я себя уверять. Лучше ограничиться шестью фотографиями в газете, затем тихо уйти в тень. Но хотя я продолжал убеждать себя, что поступил правильно, тщеславный голос в моей голове нашептывал: Ей понравилась твоя работа, она предложила организовать твою выставку, черт побери… а что сделал ты? Выбросил все это в задницу, полез в юридические тонкости.

Ну, по крайней мере, я больше не услышу, как она произносит «запуталась». Хотя на данном этапе я сам ужасно запутался.

По дороге домой я зашел в магазин «У Бенсона» на Главной улице и отслюнил семьдесят долларов за дешевый автоответчик. Я установил его сразу же, как пришел домой. Я не стал менять вводную фразу робота на пленке. Вместо этого прихватил камеру и выехал на дорогу, направляясь на юг, через лес Линтри, накручивая милю за милей и любуясь соснами, которыми заросли берега реки Копперхед. День выдался ясным, снег сверкал, ртуть раздумывала, не подняться ли ей повыше над двадцаткой, и солнце создавало приятную похмельную дымку. Отъехав миль двадцать от города, я съехал на придорожную площадку, посмотрел вниз, на реку, и заметил двух типов, которые занимались подледным ловом рыбы. Обоим было за пятьдесят, тепло одетые, в очках — банкиры из небольшого городка в дорогих сапогах и теплых парках. Они отыскали небольшой участок реки, который не замерз, и сидели на маленьких парусиновых складных стульчиках, передавая друг другу фляжку с виски и разговаривая о всяком дерьме вроде дополнительной эмиссии акций и других делах. Я нарушил собственное правило и не стал спрашивать у них разрешения их сфотографировать. Я просто встал за деревом, как снайпер, нацелив телеобъектив на их челюсти, и щелкал. Шум воды скрывал звук работающего мотора камеры. Я чувствовал себя шпионом и наслаждался ролью тайного наблюдателя. Они не могли позировать, потому что не видели меня. Я был невидимым оком. Эту роль я играл бы с превеликим удовольствием. Ты плывешь по жизни незамеченным. Я и хотел остаться этим невидимым оком. Навсегда. Но Маунтин-Фолс постепенно выбивал меня из этой роли. Становилось все яснее, что в маленьком городке нельзя оставаться невидимым. Это было просто непозволительно.

Когда я вернулся в квартиру перед самым закатом, на автоответчике было четыре послания. Первое и третье были от ушибленной кармой Джуди Уилмерс, которая просила меня изменить свое решение насчет выставки.

— Уверена, мы сможем достичь креативной и коммерческой разрядки, Гари, — сказала она в первом послании. — Не просто разрядки, а настоящего сближения. Подумайте о потенциале, Гари… и перезвоните мне.

В своем втором послании она отбросила в сторону всяческие изыски и перешла к делу:

— Ладно, давайте договоримся следующим образом. Я согласна на дележ в вашу пользу, то есть шестьдесят на сорок, но вы на год даете мне право быть вашим международным агентом и заниматься вспомогательными правами за тридцать пять процентов со всех продаж и десять процентов от ваших доходов от всех выставок в галерее, которые я организую. Говорю вам как другу, вам никогда не предложат таких выгодных условий в Нью-Йорке или Сан-Франциско…

Как другу. Эта женщина сама понимает всю иронию своих слов?

Между двумя завлекалочками Джуди втиснулось послание от Руди Уоррена. Если судить по шумовому фону — плохая музыка и скверное поведение, — он звонил из бара «У Эдди».