Читать книгу "Незваный, но желанный - Татьяна Коростышевская"

— Так о чем бишь я? Ах да… Захарочка Митрофановна как на карты посмотрела, это расклад седьмой, наверное, был, как побелеет, как закричит: «Дунька, сей момент к Гелюшке отправляйся!» — Она закатила глаза, вздохнула. — В общем, барыня велели вам до второго часа пополуночи казенный дом покинуть, иначе…

Мы синхронно посмотрели с Дуняшей на башенные часы, было без четверти два.

— Что иначе?

— Смертью лютою помрете.

— Понятно! — Я побежала к крыльцу.

— Евангелиночка Романовна, нельзя! — кричала за спиною девушка.

— Куда? — Зорин перехватил меня на ступеньке.

— Семен… там…

— Без нас управится.

Пока я трепыхалась в попытках вырваться из зоринского захвата, Мамаев торопливо расспросил прислугу, излив на нее такое море обаяния, что та чуть не сомлела.

— Почему именно два часа? — спросил он Ивана, приближаясь к нам.

— Предположу, — тут Зорин охнул от удара под дых, — что это время смерти Блохина.

— И чего? — Извиняться я даже не подумала, фыркала рассерженной кошкой, когда меня наконец на землю поставили.

— Ежели так, в два часа у Блохина всплеск силы произойдет.

— И чего?

— Вот заладила. Стой!

— Ванечка, — попросил Эльдар, — подчардей для нашей влюбленной барышни, покажи, что сейчас в приказе происходит.

Пацаны с Дуняшей подошли поближе, им тоже было интересно.

— На что вы меня подбиваете? — От зоринского вздоха мои волосы взметнулись волной. — На вторжение в личное пространство нашего драгоценного начальства.

Он посмотрел на меня, убрал локон с лица.

— Ладно, покажу, но без звука, нечего подслушивать.

Иван Иванович отступил на шаг, воздел перед собою руки, пошевелил, будто на фортепьяно клавиши попробовал, и с усилием их опустил.

— Любуйся, барышня.

Приказная стена исчезла, или стала прозрачной, не суть. За нею болталась распахнутая створка арестантской клети, в которой сидела на полу Фараония. Странно сидела, не по-дамски, со скрученными перед собою ногами и раскрытыми ладонями, расположенными на коленях. Она бормотала что-то, видимо, иноземное, потому как я ни словечка не понимала. Семен сидел на том же стуле, где мы его оставили, только обернулся к соседнему, занятому теперь белокурым чернобровым господином.

— Он выпустил Блохина! — ахнула я.

— Спокойно, Геля. — Мамаев взял меня под локоть. — Все под контролем.

Спорить не получалось, все силы на губочтение уходили.

— …нет тебе прощения, — говорил Семен, — ты не только законы…

— Бросьте, вашбродь, чистенького из себя разыгрывать. Уж мне-то известно, какими путями вы себе силу добывали.

— Это он о чем? — спросил Мамаев и я поняла, что чародеи, в отличие от нас, прочих, не немую картинку наблюдают.

Блохин между тем продолжал:

— Умыкнули тайно у товарища, не побрезговали. Что ж теперь мне пенять?

— Драться-то будут? — Мишка азартно вытягивал шею.

— Непременно, — решил Костик. — Гляди, директриса как раз арканы на связывание плетет. Помнишь… Ах, тебя же она не…

Дуняша, картинно испугавшись, прижалась к Мамаеву с другого бока. То, что я на это все отвлекалась, стоило мне куска беседы.

— …наказание приму, — закончил Семен фразу.

— И скорее, чем думаешь!

Башенные часы начали бить. Раз, два…

От бесшумности происходящего за стеною мне было еще страшнее, и оттого, что волшбы без очков я не замечала, видела нелепую позу, принятую Блохиным, раззявленный в хохоте его рот, бешено снующие пальцы, Фараонию, будто тянущую к себе невидимый канат, бьющегося в силках чародея.

— Степан, — кричал он, — опомнись!

— Не желаю, не буду! Всю жизнь свою под вами, благородными, страдал, света белого не видя. Беленькие, чистенькие? Вот вам!

Блохин пошатнулся и рухнул, сбивая телом стулья.

— Чего это он? — спросил Мишка.

Ответил опять Костыль:

— Так понятно, барыня-директриса его до донышка дососала, у ней ведь… Сейчас самая заруба и начнется.

Семен Аристархович отвернулся от бывшего ординарца.

— Браво, госпожа Квашнина, ваши таланты во взаимодействиях…

— Высокомерный глупый мальчишка, — проскрежетала она, — чтоб вы все сдохли! Чтоб кошка твоя рыжая бесплодной была, чтоб…

— Фонит изрядно, Ванечка, — сообщил Мамаев. — Останься наша Евангелина внутри, действительно… Экая бабища злоязыкая, вправду ведь проклинает, третий уже наговор от Гели отвожу. Барышня Попович, расслабься, не мешай. Кстати, надо бы с тетушкой нашего Митрофана познакомиться.

Крестовский стоял перед клеткой, будто связанный, с прижатыми к телу руками.

— Прекратите, Елизавета Афанасьевна.

Та не слушала, металась по клетке, высматривая что-то на полу, остановилась, подняла на чародея искаженное от ярости лицо.

— Ах ты, свиристелка! — И прыгнула вперед, выбрасывая из пальцев кинжальные когти.

Время будто остановилось. Фараония зависла над связанным Семеном, рука-лапа в вершке от его лица, юбки колоколом, волосья во все стороны торчат. Да нет, время нормальное, действительно зависла, повисела немного и медленно вплыла назад в клетку.

— Не дерусь я с дамами, — сообщил Крестовский, щелкая пальцами, дверца захлопнулась, — по возможности. Почивайте, боярыня Квашнина, завтра вас полностью чародейских сил лишат, и ваших личных и заемных. Прощайте.

— Так себе заруба, — решили разочарованно пацаны.

А Зорин едва успел стену приказа на место вернуть, когда дверь открылась, выпуская на крыльцо Семена Аристарховича.

— Добрый вечер, — сказал он без удивления. — Эльдар, не в службу, а в дружбу — Степку внизу в камеру запри. Идем, Геля, прогуляемся.

— Ваше превосходительство, — пискнул Мишка.

Крестовский посмотрел на него абсолютно больными глазами.

— Да?

— Помните, вы когда в приют приходили, Митенька вас леденцами угощал?

— Конечно помню. Талантливый мальчонка. Где он?

— Такое дело…

— Митька наш не Митька был вовсе, — вступил в беседу Костыль. — То есть… Мы сами думали, ну, мелкий на голову слабый, блаженненький. А он сущностью оказался.

При слове «сущность» я дернулась.

— Еще один некромант?

Парень меня успокоил:

— Да нет, Геля, хорошая сущность, правильная. Навроде охранителя, потому как, ежели где зло беспримерное творится, оттуда, — Костик ткнул рукой вверх, — завсегда кого-нибудь присылают.