Читать книгу "Прожорливое время - Эндрю Джеймс Хартли"

Томас увидел это и все понял.

— Да, на самом деле мне просто повезло, — продолжала Куми. — Сейчас мне дают препараты, подавляющие гормоны, а в понедельник, когда я вернусь домой, начнется курс облучения. Хочется верить, удастся обойтись без химиотерапии.

— Что это означает?

— Все хорошо, Том. Дело идет прекрасно. Плохо становится именно от химиотерапии, поэтому я рада, что мне не придется ее терпеть. Мой лечащий врач уверен в том, что в настоящий момент в этом нет никакой необходимости. Новые анализы будут сделаны где-то через шесть недель, когда закончится курс облучения. Во время операции мне удалили пару лимфатических узлов, просто на всякий случай, и в самолете пришлось надеть на руку вот эту штуку. Она как-то влияет на обмен веществ. Если честно, я сама не до конца понимаю. Вот для чего ты был нужен. Информации так много, что я не успеваю ее усваивать. — Она говорила все быстрее и громче, глотая в спешке слова. — Меня уже всю разметили для облучения. Крошечные наклейки и волшебные отметки. Я теперь похожа на географический атлас. Мне хотели сделать татуировку, но я отказалась. Тогда меня предупредили, чтобы я была очень осторожна, когда моюсь, чтобы не стереть отметки и не потерять наклейки. Тогда, мол, все будет в порядке. На самом деле я не знаю, что это будет такое, но мне сказали, что, возможно, возникнут маленькие ожоги, и все это навалилось на меня разом…

Томас снова обнял ее, стиснул так же, как каменную стену башенки дома Даниэллы Блэкстоун, вцепился в нее так, словно мог упасть или, что страшнее, — рухнуть могла она.

Весь день они провалялись в кровати. Куми спросила, не хочет ли он увидеть шрам под бинтами, и Найт сказал, что да, поскольку ему показалось, что этого желает она. Он долго таращился на шов невидящим взором, а затем заявил, что выглядит все не так уж и плохо, хотя у него побелели костяшки пальцев, до боли стиснувшие спинку кровати.

Томас спросил, не хочет ли Куми прогуляться, съездить в Стратфорд, выпить кружку пива в «Грязной утке», быть может, встретиться с Тейлором Брэдли.

— Как он? — спросила она.

— По-моему, неплохо. Получил постоянную должность в каком-то маленьком колледже в Огайо. Продолжает ставить спектакли. По-прежнему старается больше писать и меньше публиковать, но у него есть работа.

— Он не женат?

— Нет.

— А подружка есть?

— По-моему, нет ничего серьезного. По крайней мере, мне он ни о ком не говорил. Но мы с ним давно не встречались. Больше десяти лет. Потеряли связь друг с другом.

— Так долго?

— Ага, — подтвердил Томас и, помолчав, добавил: — Мы потеряли слишком много времени.

— Осталось еще немало, — сказала Куми.

Найт бросил на нее вопросительный взгляд, полный отчаяния, а она смотрела ему в глаза до тех пор, пока он не кивнул.

— Помнишь ту пьесу, поставленную Тейлором? — спросила Куми. — Как она называлась?

— «Иголка Гаммера Гертона»,[44]— рассмеявшись, ответил Найт. — Пожалуй, самая глупая вещица из всех, что мне довелось видеть.

— Однако смешная, — заметила Куми. — Местами.

— Именно так.

— Ты есть не хочешь? — спросила она.

— Неужели ты собираешься приготовить суши?

— Я полагала, мы сделаем упор на карате.

— Тут я пас, — улыбнулся Томас.

— Я подумывала о том, чтобы бросить занятия. «Слишком агрессивная» и все такое. Сейчас мне придется сделать небольшой перерыв из-за… этого, но, пожалуй, когда все закончится, я продолжу.

— Да?

— Да. Если я собираюсь хотя бы часть времени проводить вместе с тобой, мне это, вероятно, понадобится, — усмехнулась Куми. — Ты только постарайся не получить пулю до тех пор, пока я не заработаю черный пояс, договорились?

— Ладно.

Они не могли заняться любовью без презервативов — при гормональных препаратах и предстоящем курсе облучения беременность была бы крайне нежелательна, — а у Томаса их с собой не было. Он не мог представить себе, как отправится покупать эти штуки, особенно после разговора о заранее обреченных беременностях. Впрочем, ни у него, ни у Куми не возникало особого желания интимной близости.

В душе Томас был рад тому, что они решили просто валяться в постели. Он ощущал шрам от операции, словно нож у себя в животе, и в подсознании у него звучал голос, пронизанный болью и яростью. В настоящий момент секс явился бы притворством, будто все в порядке, будто это обычная любовь, облаченная в плоть и кровь. Однако все было не так. Потому что плоть подвела. Она изменяла всегда, неизбежно, и Найт настроился ее ненавидеть.

Куми словно прочитала его мысли. В ее глазах мелькнули грусть и тревога. Она улыбнулась и стала целовать Томаса, вытирать его глаза. В конце концов он устыдился своих слез, хотя и понимал, что от них ему стало легче.

По настоянию Куми они поехали в Кенильуорт и поужинали в японском ресторане, где выпили на двоих пару больших бутылок вина и набили животы закусками, так что, когда подали основное блюдо, они уже были сыты. Им пришлось укладывать цыплят с рисом в коробку и забирать с собой в гостиницу, хотя там и не было холодильника.

— Может быть, подкрепимся на ночь глядя, — предложила Куми.

— Вполне, — согласился Томас, беря ее за руку.

Вернувшись в номер, они посмотрели по телевизору футбол, затем какое-то время переключались между первенством по дартсу, угнетающе серьезным выпуском новостей и бесконечно глупым шоу. Найт постоянно выдавал язвительные комментарии, поскольку это вызывало у Куми смех.

Но как только он начинал сползать к разговорам о ее здоровье, она вежливо его останавливала и неизменно говорила:

— Давай будем просто смотреть телевизор.

Тогда Томас чересчур воодушевленно кивал и старался прогнать такие мысли из своего сознания. Однако это, как правило, означало лишь то, что он не озвучивал их. Положив голову ему на плечо, Куми держала его за руку. Они лежали так до тех пор, пока не начало светать, и тут вдруг Найт заметил, что она заснула.

После завтрака они прогулялись по развалинам замка, разговаривая о том, что Куми называла его делом. Томас упомянул обо всем, что было ему известно, не скрывал и своих предположений. Она слушала, кивала, время от времени задавала вопросы, показывая, что внимательно следит за его рассказом.

— Когда все это завершится, может быть, ты приедешь ко мне в Токио? — спросила Куми, когда он замолчал.

— Да я могу прямо сейчас вернуться вместе с тобой… — начал было Томас.

— Нет, — остановила его Куми. — Тебе нужно здесь кое-что довести до конца. Это важно. В смерти Дэвида Эсколма твоей вины нет, что бы ты ни думал. Но если ты сможешь содействовать тому, чтобы его убийца предстал перед правосудием, будет очень хорошо. Ты должен найти эту пьесу.