Читать книгу "Парижские бульвары - Роксана Гедеон"

Сильные губы его были свежи и солоноваты, как вкус моря. Он целовал мня неторопливо, словно имел впереди сколько угодно времени, я ощущала шершавость его кожи на своих губах, горячее дыхание сливалось с моим, учащенным и прерывистым, и я таяла, растворялась в этой ласке. Пока что страсть не вспенивала кровь и не мчалась расплавленной магмой по телу. Пока что все было умиротворенно, словно так рождалась прелюдия к долгой симфонии любви. И он отпустил меня прежде, чем поцелуй мог стать глубоким и страстным.

Моя голова так и лежала у него на груди, я не чувствовала в себе сил стоять без поддержки его сильных рук. Клавьер гладил мои плечи, его дыхание грело мою щеку, я ощущала нынче не только себя, но и его – ощущала, как мало-помалу проходит дрожь в теле и мы оба успокаиваемся.

– Я не мог стерпеть каприз на ваших губах, – прошептал он мне на ухо.

– Рене, это ни на что не похоже, – проговорила я едва слышно. – Я… я как ребенок рядом с вами.

– Не похоже на что? На то, что было с вами, когда вас заключали в объятия ваши дурачки возлюбленные?

В его голосе прозвучала такая ненависть, что я удивленно вздрогнула.

– И это говорит банкир, для которого главное – расчет, а не чувства?

– К черту все эти рассуждения! Я ненавижу всех, кого вы любили раньше, ненавижу, хоть сейчас они, возможно, просто мифические противники.

– Но я никого не любила, – сказала я совершенно искренне. В эту минуту я и сама в это верила.

– Послушайте! – Он ближе привлек меня к себе, заглянул в глаза. – Я люблю вас безумно. А вы?

– Да, да, да! – воскликнула я с жаром.

– Так вы должны знать, – заговорил он со страстью, которой трудно было ожидать от насмешливого и холодного банкира, – что, если с этой минуты между нами встанет хоть какой-то человек, если вы даже в мыслях разрешите себе какой-нибудь любовный роман или мечтание, я пойму это и с той поры все будет кончено.

– Вы налагаете на меня цепи, – проговорила я, стараясь обратить все в шутку, – а между тем не имеете пока на это никакого права.

Он крепче сжал мои локти.

– Сейчас не время для шуток! Я говорю всерьез. Я ненавижу, когда между мной и женщиной, которую я люблю, затесывается кто-то третий, будь то любовник, муж или… мечта. Вы же знаете, что женщины часто представляют себя в объятиях другого.

– У меня нет ни мужа, ни любовника, – прошептала я слегка удивленно, – и у меня нет привычки грезить о них во сне.

Клавьер смотрел на меня и молчал, взволнованно переводя дыхание. Сегодня он казался мне другим, сегодня его страсть меня слегка пугала.

– Рене, вы удивляете меня.

– Чем?

– Тем, что вы такой собственник. Мне кажется, вы считаете меня такой "же своей собственностью, как ваши миллионы и особняки. – Последние мои слова прозвучали слегка вопросительно, но он ничего не ответил, и я продолжила: – Вы заключили насчет меня пари, и я не совсем понимала почему. Теперь, кажется, все понятно. Вы хотели купить меня за деньги, а когда это не удалось, принялись бередить мои чувства. Ну что ж, а теперь я отвечаю вам взаимностью, но вам этого мало, и вы все равно хотите приобрести меня, угрожая порвать наши отношения… Разве не так?

– Я люблю вас, – произнес он, качая головой.

– Я тоже, – горячо заявила я. – Я могу любить очень искренно и верно, но я могу и разлюбить раз и навсегда. Со мной так уже бывало. Так что не требуйте у меня клятв. Пока я люблю, вы можете быть во мне уверены.

Рене привлек меня к себе, взял мое лицо в ладони:

– Вы так горды и упрямы?

– Я француженка, парижанка, аристократка… Это неисправимо.

– Разве я влюбился бы в вас, будь это иначе?

Я думала, он поцелует меня, уже почти чувствовала его губы на своих губах, но он ограничился тем, что поднес к губам мою руку.

– Вы упрямы, как мул, Сюзанна, и горды, как сто тысяч Ниобей. Вы аристократка до кончиков ногтей, а я ненавижу аристократизм. Вы своенравны, строптивы, изменчивы, а я обычно ценю в женщине мягкость.

– О, довольно перечислять мои недостатки! – проговорила я капризно. – Вы еще вспомните, что я бедна, плохо одета, живу в месте, которое вы называете норой, и в придачу имею ребенка.

– Вы просто глупы, мой ангел. Ваш женский ум так беден, что почему-то принял мой восторг за перечисление недостатков. Вас следовало бы примерно наказать за это, но так и быть, я сообщу вам новость, которая привела меня сюда.

– Новость? Вероятно, что-то скверное!

– Рене Клавьер никогда больше не сообщит вам скверных новостей. Речь идет о пропуске.

Я вскрикнула от радостного удивления. Святые апостолы! Может быть, заставы наконец открылись и пропуска отменены?

– Ну, говорите, говорите же!

– Моя дорогая, пропуск будет у вас через некоторое время. Мне удалось без помощи Батца выйти на одного влиятельного чиновника. За несколько сотен тысяч он продаст мне пустой бланк, в который вы и впишете свое имя. Вы понимаете?

– Мне ли это не понимать!

– Так что вам недолго осталось быть в плену у Батца. Этот евнух и мне порядком надоел – никак не могу разгадать его планы…

Меня так и подмывало рассказать Рене о том, что я каждый день делаю в Тампле, но я вовремя вспомнила злобное предостережение Батца: «Если ваш Клавьер окончательно сойдет с ума и попытается вырвать вас из моих рук, то о его махинациях узнает Комитет общей безопасности». Этот Комитет пользовался весьма дурной славой… Нет, только не это!

– Что вы говорите? – спросила я, уяснив, что прослушала несколько слов, сказанных Клавьером.

– Я говорю о том, что для вашего будущего путешествия за детьми не понадобится почтовая карета. Возможно, мы поедем вместе… Для меня это будет отличным отдыхом после той грандиозной операции, которая начнется завтра.

– Рене, Рене! – воскликнула я, ничуть не увлеченная его рассказом о совместном путешествии. – Неужели вы хотите остаться во Франции? Неужели вам нравится эта дикая страна?! О, моя мечта – эмиграция. Подальше от крови, Революции, Равенства, Братства! Не нужна мне такая страшная свобода. Если бы вы только согласились… Как прекрасно нам было бы в Австрии! Там уже давно обосновался мой отец.

– В Австрии?

Удивление Клавьера, казалось, не имело границ.

– Мне оказаться среди аристократов? Да я их ненавижу! Сердце у меня сжалось, я вцепилась в руку Клавьера, я почти умоляла:

– Что нам аристократы? Мы были бы вдвоем – вы и я. Мне безразлично ваше происхождение; все это дребедень, пустой звук. Я люблю вас…

– Я тоже, – напомнил он.

– Но вы же должны понимать, что пребывание во Франции грозит мне гильотиной!