Читать книгу "Орден бесогонов - Андрей Белянин"

В условиях реальных боевых действий профессиональный тандем снайпера и пулемётчика почти непобедим. Один накрывает огненным ливнем широкие площади, другой точечно достаёт уцелевшего противника. Схема старая, проверена ещё, Декарт мне в печень, со времён Англо-бурской войны. Там и тогда это срабатывало, да и в условиях наших последних кавказских войн этот дуэт зарекомендовал себя вполне успешно.

– Ахтунг, ахтунг! – раздалось под ночным небом над снежной скатертью двора. – Русишь пастор Паффнутий, унд монашек-партизанен Фиедька, унд либ доберман Гесс, виходить по одному! Немецкое командование гарантирует вам всем горячий пища, холодный водка, толстый баба, европейский свобода! Вам есть сезонный работа в Германии на благо Третий рейх, сбор вишня и черешня. Арбайт унд дисциплинен! Аусвайс и дойчен марки! Я? Я, я!

– Дас ист фантастиш, – на автомате продолжил я, отчего Анчутука, дрогнув, поднял на меня круглые глаза по царскому пятаку. – Чего? Просто вспомнилось, я не предатель, не парься!

– Верю, мон ами, доверяй, но проверяй.

– Тогда просто валим их всех, чего ждать-то, психологической атаки в лоб?

– Ты про советский фильм «Чапаев»?

– Да.

– Не про современный сериал «Страсти по Чапаю» с кучей странных тёток?

– Нет.

– Ну тогда заправляем вторую ленту.

Мы улыбнулись друг другу. Пулемёт вновь ожил, теперь разразившись так называемой штопкой. Это когда пули ложатся не в упор, а сверху, нахлёстом, тем не менее гарантированно накрывая цель. Якобы этот метод стрельбы изобрели русские офицеры во время Первой мировой, что было особенно актуально в условиях затяжной окопной войны.

И пусть у нас во дворе никаких окопов, само собой, не было, тем не менее атака противника захлебнулась, из активной фазы переходя в скучно-позиционную. Вот так вот, гады…

Помнится, на фронтах той же Первой мировой войны подобное вот окопное противостояние могло длиться часами, днями, неделями и кое-где даже месяцами. Они там даже брататься успевали, пить вместе, обговаривая время атак, артиллерийских обстрелов и всё такое прочее. Лишь бы не причинить вреда друг другу. Да на фиг кому вообще упёрлось умирать за кайзера или царя?!

– Боюсь, нам на такую роскошь не приходится рассчитывать. Они явно намерены взять нас штурмом!

– Ты о чём, амиго?

– Ложись! – успел крикнуть я, одновременно склоняя носами в пол любопытные головы Анчутки и Гесса.

Брошенная граната рванула буквально в двух шагах от оконца баньки, разнеся стёкла вдребезги. Нас троих осыпало мелкими осколками, абсолютно никому не улучшив настроения. Даже мой доберман обиделся, хотя он первый воспринимает любую драку как игру.

Когда гул в ушах на минуточку стих, я осторожно выглянул во двор. Немцы всё так же лежали стройными рядами, по десять – двадцать «зольдатен унд официрен», выставив шмайсеры и штурмовые винтовки в нашу сторону. Все ждали команды к атаке.

– Если они резко пойдут строем по флангам, то нам не устоять, – честно предупредил я сурово склонившегося у прицела беса.

– Я их всех кусь? – с безрассудной отвагой бодро предложил мой пёс.

В ответ лишь секунда выразительного молчания. Видимо, мы с безрогим брюнетом и так были достаточно красноречивы.

– Нет вам лапки, – обиделся он и улёгся под стол лакать воду из миски.

– Я перед тобой обязательно извинюсь, но можно чуточку позже? – вежливо попросил я, вскидывая винтовку в стрельбе с колена.

Старая трёхлинейка на этот раз неожиданно тяжело дала отдачу в плечо, но тем не менее уже второй фашистский командир начал удивлённо проверять пальцем глубину дырки во лбу. Не сомневайтесь, унтер офицерик, прошило насквозь!

– Браво, мон ами, – сдержанно похвалил меня Анчутка, коротким яростным прицельным огнём не давая прочим гитлеровцам даже шанса поднять голову.

Вообще-то нормального чёрта одной серебряной пулей нипочём не завалишь, проверено на собственном опыте, эта нечисть рогатая может и с шестью пулями в башке перегрызть горло любому человеку, а потом вернуться на лечение в пекло, как в санаторий. Поэтому считается, что опытные бесогоны с чертями в драке не вяжутся, выхлоп минимальный, а проблем огребешь столько, что весь остаток жизни только на лекарства работать. И то если очень повезёт.

– Слева заходит гад с гранатой, тормознёшь? – попросил безрогий красавчик.

Я выстрелил навскидку, целя не в голову или грудь, а конкретно в кисть руки. Граната упала в снег и взорвалась под ногами героя Германии. Судя по воплю, чего-то там крайне важное ему всё-таки задело или оторвало. А глядя на то, как он высокими балетными прыжками умёлся с нашего двора, этот чертяка сделает себе карьеру как хороший танцор у того же Цискаридзе.

– А ты весьма опасный тип, амиго. Не хотел бы я, чтоб ты застал меня в Париже со своей любовницей.

– У меня нет любовницы.

– С Мартой?

Я молча направил ему ствол трёхлинейки между ног.

– Тео, не надо, – неожиданно вступился Гесс. – Давай лучше я сам его кусь?

Бедный бес на секунду потерял голос, потом покрыл нас обоих матом и вновь нажал на гашетку. Пулемёт вновь заплевал свинцом всю территорию. Тем не менее, несмотря ни на что, черти во дворе продолжали прибывать. Как бы героически мы ни оборонялись в маленькой баньке, рано или поздно они подползут поближе и просто сожгут нас фаустпатронами.

Это лишь банальный вопрос времени, ничего личного, никакого паникёрства, провокаций или героизма. Мне не раз приходилось бывать в подобных ситуациях в горах, и, если бы не своевременное покрытие поляны дальнобойной артиллерией или успешный вылет трёх-четырёх «вертушек», всю роту можно было бы хоронить как павших смертью храбрых. По крайней мере, на моей памяти именно так объясняли какую угодно смерть любого погибшего горе-солдатика.

Подорвался на своей же мине, случайно попал под колёса нашей же бронемашины, повесился из-за измены любимой девушки, перепил ворованного у медиков спирта и упал в пропасть, выдернул чеку гранаты и ждал как дурак девять секунд, и всё такое прочее.

В любом случае родственникам всегда и по-любому напишут: «Пал смертью храбрых во время исполнения служебной задачи, боевого долга перед Родиной, Отечеством и всем народом России. Помним, скорбим, чтим! Возможно, так суждено сгинуть и нам…»

– Право, амиго! На два часа.

– Есть. Принял. Снял.

– Лево, на двадцать три.

– Есть.

– Прямо, слева, справа, на час, пять, восемь! И я тебя лизь!

– Гесс, заткнись, пожалуйста.

– Почему вам можно, а мне нельзя?

Потому что для тебя, дорогой мой пёс, всё это игра, в которой ты ничего не понимаешь, а у нас тут стреляют всерьёз. Тебе под столом таких тонкостей не понять. А нам и объяснять-то некогда, немцы открыли такой шквальный огонь, что мы с Анчуткой, наверное, минут пять – десять просто свернулись калачиками на полу, уповая лишь на то, что пушек у них нет и баньки у нас на Севере делают из соснового сруба, в котором пули вязнут на глубине пары сантиметров.