Читать книгу "Сколько стоит корона - Катерина Коновалова"

Вечером в своих покоях Дойл вытащил из шкатулки несколько перстней и один, золотой с крупным рубином, подарил Джилу. Мальчишка растерялся — но то, как вовремя он вспомнил про однажды полученную от Дойла печатку, не оценить и не наградить было нельзя.

— Поздравляю вас, милорд, — сказал он после невнятной, но искренней благодарности с лобызанием рук, — это так хорошо, что вы на ней женитесь.

В другое время Дойл пресек бы подобную болтовню, но сейчас был слишком доволен всем происходящим, поэтому с усмешкой спросил:

— Нравится тебе твоя будущая госпожа?

— Да, милорд. Она, конечно… — он замялся, — такая смелая. И… — он опустил глаза, — вас так любит, милорд.

— Что ты несешь? — Дойл ощутил раздражение.

То, что леди Харроу согласилась выйти за него замуж, было достаточным поводом для счастья — желать еще и ее любви было бы как минимум самонадеянно, так что он не собирался об этом с ней даже заговаривать. Довольно и того, что она не испытывает к нему неприязни, чувствует уважение, осознает его положение и богатство. Возможно (он тешил себя этой мыслью), в ее сердце есть доля приязни. Слова мальчишки про любовь укололи болезненно.

— Простите, милорд, — Джил попытался было скрыться в глубине комнаты, но Дойл жестом остановил его и потребовал сказать, что он имел в виду. — Когда вы занемогли, милорд, она почти не отходила от вашего ложа, только лекарь Хэй сумел ее отогнать, и то — криками и угрозами, и еще какими-то словами не по-нашему.

— Болван, — отмахнулся Дойл, но засыпал в эту ночь легко и с едва сдерживаемой улыбкой.

Следующие четыре дня не прошли — промчались в делах. Дойл разрывался между кабинетом казначея, который, во избежание проблем, отказался выдавать деньги без личной подписи милорда-протектора, и подземельями, куда доставили двух старух-ведьм и трех их юных учениц, которых поймали на шабаше недалеко от городских стен. И хотя допросы проводил Рикон, Дойл не мог отдать это дело ему на откуп полностью — в вопросах колдовства святейший отец был пристрастен и не всегда справедлив. Также внимания требовали лорды, разом воспылавшие к Дойлу показной, отвратительной и навязчивой любовью — видимо, осознали, что он может пожаловаться королю на их подлости и злословие, а то и сам вдруг возьмется мстить, немного освободившись от государственных забот.

В довершение всего, на дорогах крепко лег снег, и из разных концов страны потекли письма и послания, поток которых временно останавливало сначала бездорожье, а потом чума. И чтобы Эйрих не оказался погребен под этой бумажной лавиной, Дойл был вынужден разбирать ее самостоятельно, пусть и с помощью писцов. Он поднимался на рассвете, а ложился спать далеко за полночь, и все равно с трудом успевал сделать все необходимое. А между тем, свадебная церемония тоже требовала подготовки — нужно было хотя бы заказать кольца и распорядиться, чтобы в замке Дойл подготовили несколько комнат. Не то, чтобы Дойл собирался везти леди Харроу в эту древнюю развалину, но обычай требовал обустроить дом для молодой жены. Саму леди Харроу он не видел — не успевал.

Эйрих прислал еще одно письмо и сообщил, когда его ждать, и накануне этого события обычный вал дел удвоился. К себе в покои Дойл пришел, едва держась на ногах от усталости, готовый метать громы и молнии. От беготни зверски разболелась нога, и все, о чем он мечтал, это лечь в постель и приложить к ноющему колену горячий камень. И поспать.

Но, разумеется, ему это не удалось — Джил передал записку от леди Харроу с просьбой о встрече. И хотя она писала, что вопрос несрочный, Дойл поспешил к ней, несмотря на позднее время. Она была в достаточной мере безрассудна, чтобы оказаться в беде, и в достаточной мере замкнута, чтобы не попросить помощи открыто.

Кажется, она была удивлена его позднему визиту, но не раздосадована им.

— Что произошло, леди? — спросил Дойл торопливо, жестом отказываясь сесть.

Ее брови взлетели вверх.

— Произошло, милорд? О чем вы?

— Вы написали, что хотите видеть меня, — ответил он, — так что произошло?

Удивление на ее лице вдруг сменилось печалью. Она опустила глаза и тихо сказала:

— Простите, милорд, что невольно заставила вас волноваться и ввела в заблуждение. Отправляя вам записку, я не думала о тревогах или бедах, только выражала желание увидеть вас. Мне жаль, что я отвлекла вас от забот.

Дойл сглотнул, пытаясь уложить услышанное в голове. Она написала, что хочет его видеть, подразумевая только желание его видеть: никаких скрытых смыслов.

— Могу я сесть, леди? — спросил он осторожно.

— Вы заняты, милорд. Я не подумала о том, сколько забот лежит на ваших плечах, и мне совестно красть минуты вашего времени, — произнесла леди Харроу.

Дойл сам подвинул себе табурет и сел, вытянул ногу, игнорируя все правила приличия, сдержал удовлетворенный вздох и сказал:

— Мне не могло прийти в голову, что вы захотите… — признаться в этом было трудно, но он чувствовал, что необходимо: — что вы захотите проводить время в моем обществе, леди Харроу. Мои заботы подождут.

Она села на скамью, поправила вышитую подушку.

— Разве то, что я приняла ваше предложение, не свидетельствует о моем желании, — она хитро улыбнулась и повторила его же слова: — проводить время в вашем обществе?

Дойл почувствовал себя крайне неуютно, потому что некстати в голову пришла мысль о том, что его невеста уже состояла в браке, и супружеские отношения для нее не тайна, а значит, в ее словах действительно мог звучать тот намек, который он уловил. Желая немедленно отвлечься, он спросил первое, что пришло в голову:

— Расскажите мне о своем эмирском лекаре, леди Харроу, — это было безопаснее всего — иначе его мысли могли бы принять недопустимое направление.

— Вам действительно интересно будет об этом слушать?

Дойл проверил удобство табурета, как можно незаметней потер ногу и сообщил, что готов провести всю ночь, слушая ее голос.

— Пересядьте сюда, здесь будет удобнее, — леди Харроу поднялась со скамьи, и Дойл, поколебавшись, занял ее место. Она тем временем позвонила в колокольчик, вызывая слугу, и велела принести вина, а потом жестом что-то показала — и слуга достал откуда-то низкую скамеечку, поклонился и предложил Дойлу положить на нее ногу. Боль отступила почти полностью.

— Благодарю вас, леди, — сказал он, а она, вместо того, чтобы начать рассказ, с легким сомнением спросила:

— Ваша нога болит все время?

Дойл плотнее сжал губы, разом засомневавшись в своем желании просидеть у нее всю ночь. Меньше всего на свете он желал с кем бы то ни было обсуждать свои увечья и уродства.

— Я не хотела оскорбить вас этим вопросом, милорд, — осторожно пояснила леди Харроу, — но я много училась лекарскому делу и могла бы помочь вам.

Дойл поднялся со скамьи, недовольно оттолкнул маленькую скамеечку и твердо сказал: