Читать книгу "Стазис - Вадим Картушов"

– Подарили, – ответил Горбач. – Хороший?

– Нормальный. Чего стучал? Где Лиза?

– Просили передать, – сказал Горбач.

Он достал из кармана маленький колокольчик. Позвонил в него, но звука не было. «Язычок сломан, – подумал Синклер. – На кой черт ему щенок и колокольчик? Что вообще происходит? Я проспал встречу, на которой Ингвар выдавал подарки?» Горбач дал Синклеру колокольчик в руку. Тот машинально взял и едва не вскрикнул – металл колокольчика был горячим, словно из кузни.

– Не верь ему, – сказал Горбач. – Не верь монаху.

– В смысле? – спросил Синклер, дуя на пальцы.

– Не верь монаху, Синклер, – сказал Горбач. – Не бери его даров. Не слушай его речи. Отвергни его – или пропадешь. Монах не отбрасывает тени.

– Ты пьяный? – спросил Синклер.

– Монах хочет стать Звонарем. Но Отца нельзя будить.

– Мать твою, – сказал Синклер.

– Монах хочет составить Троицу. Все этого хотят, но никто не понимает, к чему это приведет.

– Сука, – сказал Синклер.

Он попытался встать, но понял, что мышцы не слушаются. Синклер завяз, как муха в сиропе. Попытался крикнуть, но звуки застряли в горле. Солнце всего за несколько минут ушло за горизонт, но тени деревьев остались на полу.

– Ты меня услышал, Синклер? – спросил Горбач и погладил щенка.

– Если я доберусь. Я убью тебя, – сказал Синклер.

– Правда, хороший? – спросил Горбач и ласково посмотрел на щенка. – Очень добрый, ласковый. Посмотри, как он играет.

Горбач выпустил щенка из рук, и тот рухнул на пол бесформенной кучей шерсти. Синклера замутило.

– Он просто не успел проснуться, и посмотри, каково ему теперь, – сказал Горбач. – Я повторяю. Не верь монаху. Не верь его марионетке. Никому не верь. Отца нельзя будить.

Тени деревьев на полу зашевелились. Теперь они напоминали сплетение веревок, ведущих к Горбачу. Горбач взял эти веревки в руки, улыбнулся и тряхнул ими. Раздался колокольный звон, и Синклер понял, что Горбач был мастером колоколов – он стоял в центре звонницы и управлял ими. Тени плясали сильнее, звон приобретал бас. Сначала играли зазвонные колокола, вскоре к ним присоединились подзвонные и тяжелые. В какой-то момент тени колокольных веревок сплелись и превратились в силуэты изломанных людей. Горбач тряхнул ими, заставив рассыпаться на части. Поклонился. Синклер закричал.

Горбач пропал.

Синклер понял, что лежит на кровати с банкой капусты в руке и дышит тяжело, словно загнанный пес. Руки тряслись – он уронил чертову капусту, когда пытался встать. Та рассыпалась поверх теней от деревьев на полу комнаты.

– Сука, сука, сука. Сука. Ты здесь, сука, – сказал Синклер.

Откуда-то с запада города раздался звон благовестника. Город Владимир праздновал победу над Хлеборобами и созывал своих граждан на торжества. Синклер поежился. Его едва не затошнило.

В дверь постучали.

– Уже вечер, дружище, – сказал Филин из-за двери. – Ингвар ожидает вас. Одевайтесь, я вас провожу. Внизу жду, пять минут есть. Поторопитесь, малахитовый мой гражданин. Мне самому жутко интересно, чего такого Ингвар предложит.

– Иду, – сказал Синклер.

Ингвару хватило ума не размещать штаб в освобожденном от трупов зале Владимирской тюрьмы. Он занял несколько правительственных комнат. По дороге в штаб Синклер видел, что город уже начал праздновать. Кое-где развесили гирлянды, на главной площади установили арену для развлечений. Там же расставили на коленях связанных Хлеборобов – тех, что не успели бросить в Стазис. Они ехали до здания правительства вместе с Горбачом и Лизой. Синклер заметил, что те неожиданно молчаливы, но не стал ничего спрашивать. Филин за рулем тоже молчал. Удивительно. Синклер успел понять, насколько тот бывает говорлив, когда хочет забить эфир или понравиться собеседнику. Но сейчас Филин сам пребывал в раздумьях.

За узким длинным столом в штабе сидел сам Ингвар и пара приближенных офицеров. Знакомый Синклеру монах находился чуть позади Ингвара и внимательно смотрел на бумаги в его руках. Офицеры, которые докладывали своему командиру ситуацию, изредка с вопросом в глазах оборачивались на монаха.

Филин аккуратно проводил Лизу и Горбача и усадил за стол. Синклер обратил внимание, что Лизу он посадил ближе к Ингвару, чем остальных, и насторожился. Свой стул он выбрал сам.

– Спасибо, что пришли, – сказал Ингвар. – Времени у нас мало, поэтому будем говорить предметно.

– Ты оставил выбор? – уточнил Синклер.

– Для беседы – нет, – ответил Ингвар хмуро. – Но я хочу предложить вам залезть в глотку к дьяволу. Если вы не согласитесь, я могу вас, конечно, расстрелять, но какой в этом толк? Мне не нужны помощники под дулом автомата.

Сзади аккуратно кашлянул монах.

– Кстати, прошу любить и жаловать, – сказал Ингвар. – Это великий скимник Дометиан, самоотверженный и святой человек. Именно он является сердцем нашей с вами маленькой операции – если, конечно, вы согласитесь участвовать.

– О чем идет речь? – спросил Горбач.

Синклер обратил внимание, что ему не по себе. Он нервничал и оглядывался.

– Речь о походе в Москву, разумеется, – сказал Ингвар обыденно.

– И зачем мы вам? – спросил Горбач. – Мы только ушли оттуда.

– Самоубийство, – сказал Синклер твердо. – Мы отказываем.

– Погодите, погодите, уважаемые, я же ничего не успел рассказать. Беседа дальше пойдет деликатная, – сказал Ингвар. – Ребята, по оперативной части задачи вы получили. Приступить к подготовке немедленно. Смерть – вежливость храбрых!

– Слава Храбрецам, – синхронно ответили офицеры.

Они встали, забрали свои папки и покинули зал. Синклеру очень хотелось заглянуть в эти папки, где наверняка были оперативные планы Ингвара. Но сейчас ему все расскажут и так. Отказ последует непременно, идти в Москву – довольно неприятный способ покончить с собой. Но послушать-то можно?

– Я прошу меня извинить, юноша, – сказал Ингвар. – Александр, правильно помню? Когда я сказал «дети в первую очередь», я имел в виду одного ребенка – Елизавету. Вы можете быть свободны и распоряжаться своим временем как заблагорассудится, комната остается за вами.

Он встал, пожал Горбачу руку и посмотрел в сторону двери. Горбач ответил на рукопожатие немного удивленно, но остался сидеть. Идти он явно никуда не собирался.

– Я вас больше не смею задерживать, – сказал Ингвар.

– Я сам себя смею задерживать, если вы позволите, – сказал Горбач.

– Вы можете отдохнуть, пока…

– Я остаюсь здесь, или мы уходим вместе с Лизой, – сказал Горбач.

Ингвар замялся. Он бросил короткий взгляд на монаха. Тот успокаивающе кивнул. Горбач продолжил сидеть с непреклонным выражением лица и даже немного развалился на стуле, хотя было очевидно, что ему не по себе. «Молодец парень», – подумал Синклер. Он едва не употребил в мыслях выражение «мой парень», но успел одернуть себя.