Читать книгу "Полный НяпиZдинг - Макс Фрай"

Санта Дед Мороз сейчас разъезжает по городу в микроавтобусе красного цвета. По форме – маршрутка, по раскраске – пожарная машина, надпись – «Сity tour». В машине – только Санта Дед Мороз и Снегурочка средних лет в голубом, усталая, как будто только что сбежала с групповой экскурсии. Красная машина едет медленно-медленно, постоянно попадается на глаза, если ходишь по городу сложносочиненным петлями со скоростью нормального пешехода. Такой уж у них романтический городской тур на двоих.

Впрочем, вполне может быть, что мужик в красном – никакой не Санта Дед Мороз, а Старый Год; на детских утренниках, которые надо было вытерпеть ради пакета с подарками, Старый Год выходил на сцену в таком дед-морозовом костюме, только тулово перечеркивала лента с надписью «1976» (например). Если так, тогда понятно, чего он колесит по городу. Надо же все еще раз посмотреть напоследок прежде, чем придется уйти навсегда.

Открытым, в таком случае, остается вопрос, кто такая дама в голубом. С другой стороны, может быть просто дама? Почему бы уходящему году не попробовать наладить напоследок личную жизнь.

Он, может, желание загадывал, встав на плитку с надписью STEBUKLAS. Зажмурился, выгнал все мысли из своей годовой головы, и тогда в темноте перед его закрытыми глазами появилась дама в голубом. И красный автомобиль. Так что можно больше одного желания, все можно.

Вообще все.

Ц

Цитаты

Имея своеобразное счастье быть автором, раздираемым на цитаты, довольно быстро понимаешь, что всякая религия – это тоже просто цитата, выдранная из контекста, перевранная в процессе переписывания, а иногда и вовсе неведомо, чей ляп, для солидности подкрепленный авторитетной подписью.

Ч

Человек и закон

Границу допустимых требований общества к отдельному человеку проще всего показать на правилах дорожного движения.

В целом правила дорожного движения – пример чрезвычайно разумного и необходимого свода законов (обязательных к исполнению правил), соблюдение которых всеми участниками движения делает его (движение) максимально безопасным и удобным для всех, при этом ни одно из правил не является невыполнимым – обладания базовыми навыками практического вождения, необходимыми для получения водительских прав, достаточно, чтобы выполнить любое из правил.

Однако в правилах дорожного движения есть статья, обязывающая водителя и пассажиров пользоваться ремнями безопасности и устанавливающая определенное наказание за отказ от выполнения этого условия.

Правило это, на первый взгляд, может показаться разумным: для многих водителей и пассажиров страх наказания становится серьезным аргументом в пользу применения ремней безопасности, и в некоторых случаях это действительно спасает им жизнь.

Однако как только общество начинает угрожать мне наказанием за недостаточную, по его общественному мнению, заботу о моей собственной безопасности, оно переступает роковую черту и становится, по сути, рабовладельческим, с тем лишь отличием, что рабовладелец – коллективный. Что на самом деле только усложняет ситуацию, потому что с ним не договоришься о выкупе, и даже бежать толком некуда, проблема-то общая, разница только в нюансах.

Когда я говорю, что общество рабовладельческое, это не художественное преувеличение, а констатация факта. Потому что быть свободным человеком – это, в первую очередь, самому решать вопросы своей безопасности, со всеми вытекающими последствиями, в том числе, платить жизнью за свои ошибки. Или наоборот, спасать свою жизнь, положившись на свои знания, опыт и интуицию в тех случаях, когда они требуют принять меры безопасности, не совпадающие с общепринятыми (известен ряд ситуаций, когда отсутствие ремней безопасности спасало жизнь водителю, так случается довольно редко, но случается, факт).

Пока у человека нет свободы даже на этом уровне – самостоятельно принимать решения о своей безопасности, самостоятельно решать, как распорядиться своим телом и психикой, самостоятельно передвигаться по планете, не спрашивая разрешения чужих, незнакомых ему людей, самостоятельно решать, каким способом и при каких обстоятельствах он умрет, человек находится в рабстве, вне зависимости от того, осознает он это или нет.

Скажу больше, пока общество ограничивает человека в принятии самостоятельных решений о собственной жизни и собственной смерти, оно берет на себя функции Бога, с которыми не справляется столь явно, что даже не смешно это обсуждать.

Я понимаю, что эту проблему вот так сразу не решишь. Но пока уважаемая сытая, одетая и обутая часть человечества сидит в своих теплых уютных сортирах, пристегнувшись, для спокойствия, ремнями безопасности к бачкам, и делает вид, будто проблемы нет, человечество, при всем моем уважении, семимильным шагами идет к пропасти, где ничего, кроме сортиров и ремней, по большому счету, нет.

И в этих сортирах, прикиньте, все холоднее и неуютнее. А ремни затягиваются все туже. С каждым годом.

Привет.

Человеку нужно жить долго. Потому что к семидесяти годам можно стать наконец настоящим молодым хулиганом. А к ста пятидесяти возможно достичь более-менее осмысленной зрелости. Неважно, впрочем, сколько мы все проживем. Важен только вектор движения – вперед и вверх.

Когда вам говорят о «возрастных изменениях», подразумевая неизбежную деградацию, или объясняют, что какая-то одежда, поведение, занятие, состояние карьеры и ума вам «не по возрасту», вас просто пытаются преждевременно загнать в гроб, имейте это в виду. А что не со зла, то есть неосознанно – так это отягчающее обстоятельство.

Неосознанность – всегда отягчающее обстоятельство.

Чем старше становится человеческое тело, чем хуже оно справляется с обязанностями поставщика простых восторгов, тем более необходимой оказывается наша способность опереться на дух. И на тот набор тонких восторгов невидимой реальности, к которым у нас есть доступ. Тот, у кого подобного набора нет, умирает с окончанием половой и/или бурной социальной активности; полностью или только отчасти, зависит от многих факторов, но большой разницы на самом деле нет.

Мой папа к своим восьмидесяти годам стал тоннами читать волшебные сказки и начал каждую ночь летать во сне – снова, как было в детстве. Это делало его очень счастливым, а меня тогда, помню, удивляло чрезвычайно – неужели такой малости может быть достаточно для счастья?! Но это только на первый взгляд, малость, а на самом-то деле отличный результат. У папы всегда была отличная интуиция; он вообще был очень живучий и очень гармоничный человек (гармония и живучесть – вещи взаимосвязанные; это, надеюсь, понятно).

Однажды мы говорили с друзьями о том, как важен культурный бэкграунд для подростка. Чтобы к тому моменту, как через тебя, не спросив разрешения, даже не предупредив, попрет бешеная дурная сила, иметь хоть сколько-нибудь годный инструментарий для внутреннего описания этого процесса и, если можно так выразиться, намеренного возвышения собственных переживаний. От смутного томления плоти много больше пользы, когда мы можем считать его вдохновением, страстью, или вселенской тоской. Или еще как-нибудь красиво назвать, а потом честно стараться ответить за слова, вести себя соответственно, расшибая лоб обо всю эту вашу так называемую «реальность», самозабвенно заливая собственной живой кровью первое в своей жизни белое пальто, самое великолепное и невыносимое, другого такого уже не дадут.